Роберт Силверберг - Царь Гильгамеш (сборник)

• Название: Царь Гильгамеш (сборник)
• Автор: Роберт Силверберг
• Издательство: ЭГОС
• Жанр: Альтернативная история
• Год: 1994
• ISBN: ISBN 5-85476-023-1

«ЦАРЬ ГИЛЬГАМЕШ» — Роман, «ПРОВИДЕЦ» — Роман, «ПЕРСТ ГОСПОДЕНЬ» — Рассказ, «СТАРИК» — Рассказ.

---

Не было и разговора о том, чтобы я вернулся в Урук через несколько недель, как мне поначалу представлялось. Вскоре не заставили себя ждать посланники Думузи и мягко, но настойчиво просили Акки выдать меня. «Горько тоскуют в Уруке по сыну Лугальбанды, — говорили они. — Наш царь изголодался по его советам и ищет его сильной руки на поле сражений».

— Ах! — отвечал Акка, закатив глаза и изображая великую скорбь, — но сын Лугальбанды и мне стал сыном, и я не расстанусь с ним за все сокровища мира. Скажите Думузи, что я умру от горя, если сын Лугальбанды покинет пределы Киша столь скоро!

Наедине Акка сказал мне, что его лазутчики доложили, что Думузи в ужасе от того, что будто бы я в Кише собираю армию, чтобы его свергнуть. В Уруке меня объявили врагом города, сказал Акка, и наверняка убьют, если я попаду Думузи в руки.

Так я остался в Кише. Все-таки я ухитрился передать словечко моей матери, что я жив-здоров и выжидаю удобное время, чтобы направиться домой.

Жизнь в Кише почти не отличалась от жизни в Уруке. В Уруке мы если хлеб, мясо, пили пиво и финиковое вино, в Кише было все то же самое. В Уруке и в Кише носили одежду из шерсти и полотна, в зависимости от времени года, и даже моды были похожи. Улицы Урука были такие же, как и в Кише. Дома в Уруке были с плоскими крышами, иногда двухэтажные, иногда одноэтажные, обожженные кирпичи внизу, глиняные необожженные — вверху, дома побелены. В Кише все было точно так же. В Уруке и Кише говорили на одном языке. Единственной разницей — но очень значимой для меня — были боги. Главные храмы Урука посвящены, разумеется, Инанне и великому небесному отцу Ану. В Кише, разумеется, никто не сомневается в величии и силе Ана и Инанны, но храмы посвящены здесь богу бурь Энлилю и великой матери Нинхурсаг. Поначалу мне было непривычно находиться постоянно в присутствии этих богов, а не тех, что правят Уруком. Я больше боюсь богиню Инанну, чем люблю, но все равно мне тяжело пребывать там, где нет Инанны. Внешне нет особых различий, но по сути все разнится: в Кише даже небо другого оттенка, воздух иной на вкус, и не чувствуешь присутствия Инанны с каждым вздохом.

В Кише я окончательно отточил свое воинское мастерство и получил уроки, которые мне давно пора было знать. Я уже вошел в возраст мужей, но я не знал еще вкуса битвы. Акка дал мне возможность не просто вкусить, а устроил мне пир-горой военного искусства.

Войны велись на востоке, в суровом холмистом царстве Элам. Край этот богат тем, чего мы лишены: строевой лес, медные и оловянные руды, алебастр, обсидиан, гранат, оникс. Мы же владеем многими желанными для них вещами: плодами наших заливных лугов, ячменем и пшеницей, абрикосами и лимонами, шерстью и льном. Прямой смысл нашим землям вести между собой торговлю, но не такова воля богов: на каждый год мира между нами и эламитами приходится три года войны. Они спускаются в наши низины грабить — мы вынуждены посылать армии, чтобы прогнать их прочь, и в свою очередь отобрать у них то добро, которым они владеют.

Отец Акки, царственный Энмебарагеси, одержал великую победу над Эламом и на какое-то время подчинил его себе. Но во времена Акки эламиты вышли из-под подчинения Киша. Вдоль всей границы ныне бушевала война, поэтому на втором году моей изгнаннической жизни я отправился с армией Киша на ту широкую, обдуваемую всеми ветрами равнину, за которой лежит Суса — столица Элама.

Я много лет бредил битвами, еще с того времени, когда мой отец, в краткой передышке между боями, рассказывал мне о значении колесниц в битве или дротиков. Я вел потешные бои, рисовал планы боя и вел своих друзей по играм в бешеные атаки против невидимых врагов. Есть песнь войны, которую слышит только ухо воина — высокий, пронзительный звук, несущийся сквозь густой от зноя воздух, разрезая его, словно лезвием, и пока ты не слышал этой песни, ты не воин, не мужчина. В первый раз я услышал эти звуки возле реки Каркхах, в землях Элама.

Всю ночь, под сияющей луной, мы готовились к атаке, натирая маслами то, что было сделано из дерева или кожи, и начищая бронзу. Небо было таким чистым, что мы видели, как по нему расхаживают боги — огромные рогатые силуэты, голубые на фоне черного неба. Они перепрыгивали с облака на облако. Огромный силуэт Ана, невозмутимого, всевидящего, казалось, заполнил небеса. Великий Энлиль сидел на троне, вызывая бури в далеких краях. Воздух был горяч и сух. Мы зажгли огни в честь богов и зарезали быков, и боги спустились к нам, и их божественное присутствие наполнило наши сердца. На заре я надел свой сияющий шлем, кожаную предохранительную набедренную повязку, сверху короткую юбку из овечьей шкуры и вступил в повозку, будто это был мой двадцатый, а не первый год на полях сражений.

Взревели трубы. Из сотен глоток вырвался боевой клич:

— За Акку и Энлиля! За Акку и Энлиля!

Я слышал свой собственный голос, низкий и хриплый, выкрикивая те же слова. Ранее я и представить подобного не мог:

— За Акку и Энлиля!

И мы двинулись на равнину.

Моего возничего звали Намгани. Это был широкоплечий, широкогрудый человек родом из Лагаша, в Киш его продали еще мальчиком, и ему неведомо было иное ремесло, кроме войны. Шрамы, старые и недавно зажившие покрывали его, словно знаки почета. Перед тем как подхлестнуть ослов, он обернулся ко мне и усмехнулся — зубов у него во рту было четыре или пять.

Акка дал мне великолепную повозку: четырехколесную, а не двухколесную, как положено новичкам. Нельзя сыну Лугальбанды, сказал он мне, ездить в чем попало. Для этой упряжки царь подарил мне четырех крепких ослов, быстрых и сильных. Я сам помчал Намгани их запрягать, подгоняя хомут и расправляя шлеи и уздечки. Это были хорошие животные, терпеливые и сообразительные. Конечно хорошо было бы ринуться в бой на мощных, длинноногих лошадях, а не на наших кротких ослах. Но мечтать о том, чтобы запрячь коней — этих таинственных животных северо-западных гор, — все равно, что мечтать о том, чтобы запрячь бурю. Поговаривали, что в землях за Эламом люди нашли способ приручить лошадей и ездить на них, но мне кажется, это пустые слухи. Вдали я видел, как черные кони проплывают, словно призраки, над выжженными равнинами. Я не мог представить, как эти животные, даже если их вообще можно поймать, могут быть покорены и служить людям так преданно.

Намгани подхватил поводья и приник к леопардовой шкуре, которая спереди покрывала раму повозки. Я слышал, как завизжала ось, как заскрипели деревянные колеса. Потом ослы почуяли ритм скачки и пошли ровным бегом по мягкой, пружинящей земле к темноту строю эламитов, маячившему на горизонте.

— За Акку! За Энлиля!

И я, крича со всеми вместе, добавил и собственный клич:

— Лугальбанда! Отец небесный! Инанна! Инанна! Инанна!

Моя повозка была пятой. Это большая честь, так как четыре повозки впереди были генерала и трех сыновей Акки. За мной было еще восемь или десять повозок. За громыхающими повозками шла пехота. Сперва тяжелая, с топорами в руках, защищенная шлемами и тяжелыми плащами-бурками из черной вяленой шерсти, затем легкая пехота, почти голая, размахивая копьями или короткими мечами. Мое оружие — дротик. У меня в колчане их была дюжина, замечательно тонкой работы. Еще был обоюдоострый топор, чтобы защищаться, когда кончатся дротики, маленький меч и удобный в руке небольшой нож-кинжал, на случай, если все остальное меня подведет.

Когда мы приближались к врагу, я услышал музыку, принесенную ветром, не похожую ни на что, слышанное мной раньше. Одна нота, пронзительная, сперва удивительно тихая, все разрасталась и разрасталась, пока не заполнила воздух. Это было похоже на плач женщин, но это не было траурной песнью — это было нечто яркое, огненное, ликующее, от этой ноты исходили жар и свет. Не надо было говорить, что это была боевая песнь, рвущаяся изо всех душ сразу. Кто сейчас шел в атаку на эламитов, слились в единое существо с единым сердцем, и от жара этого слияния рождалась безмолвная песнь, которую слышать могут только воины.

Я ощутил присутствие во мне: жужжащий пульсирующий звук в голове, золотое сияние, чувство великое и странное, которое сказало мне, что великий Лугальбанда просыпается во мне. Я занял устойчивое положение, мне казалось, что я большая черная скала, погруженная в быструю и бурно мчащуюся реку. Сознание на какой-то момент покинуло меня, потом мысли мои стали ясны, как никогда. На полном скаку мы смяли строй эламитов.

У эламитов нет повозок. Они берут числом, их много, у них прочные щиты и душевная тупость, которая многим кажется глупостью, но я зову это настоящей храбростью. Они стояли стеной против нас — густобородые люди с глазами темными, как ночь без лунного света, одетые в кожаные куртки и размахивали копьями, уродливыми, с широким острием. У них и лиц-то не было: глаза да волосы. Намгани взревел и направил колесницу прямо в гущу воинов.