Федор Решетников - Подлиповцы

• Название: Подлиповцы
• Автор: Федор Решетников
• Жанр: Классическая проза

Решетников Федор Михайлович. Подлиповцы. Воспроизведено с издания: Ф.М. Решетников. Между людьми. Повести, рассказы и очерки. Изд. «Современник», М., 1985 г.

---

– Вот, значит, я сила. Не я бы, так што было бы с вами? – говорил Пила своим товарищам.

– Уж што говорить! – откликались Пиле товарищи.

– Ошшо не то сделаю.

– Все бы Апроську надо, – говорит Сысойко печально.

– Надо бы… – И Пила задумывается.

– А пошто здесь баб нету? – спрашивают другие подлиповцы.

– А кто их знат!.. Да что бабам-то делать?.. все сробили. Все они ждали той поры, когда они поплывут, и говорили об этом предмете, каждый по своему разуму.

– Вот теперь как барка-то стоит и зашевелится, побежит, бают, и не догонишь; а мы ее пехать будем веслом-ту, – рассуждает Пила.

– А куда побежим?

– Куда… знамо куда… – А куда – Пила не может объяснить.

– Как же мы теперь побежим? Смотри, сколь железа-то накладено, а нас-то сколь?.. – спрашивает Сысойко.

– Уж побежим.

– Да теперь барку-то не сдвинешь. Поди, лошадь запрягут?

– Бают, водой поташшит.

– Экой прыткой!.. А как да нас запрягут?

– Толкуй с дураком! Каждый вечер был каким-то праздником на барках: выпившие водки плясали, тысячи бурлаков пели, в разных местах кричали, где-нибудь несколько бурлаков все еще рубят что-то. Все это веселит подлиповцев. «Надо бы Матренку взять. Вот бы поглядела, курва!»– думает Пила и говорит об этом Сысойке. Сысойко вздыхает об Апроське, потом плюет и говорит:

– Ну их к лешим!

– Ну уж, мы теперь назад не пойдем, – говорит Пила.

– Так и будем робить, – соглашается с Пилой Сысойко. Многие бурлаки курят махорку из глиняных трубок с коротенькими чубуками. Пила тоже завел трубку и постоянно курит махорку с Сысойком. Сначала их тошнило, а потом они втянулись. Для чего они курили, не знали, а так завидно стало: прочие бурлаки курят, да и баско, веселее ровно, как покуришь.

V

От берегов отъело лед, и он готов тронуться, как только прибудет вода. Барки прикрепили канатами за сваи, вбитые в землю. Вот пустили из заводского пруда воду; вода с силой вырвалась из своего заключения, быстро большою массою хлынула из плотины и пошла катать: все, что было по пути, неслось водой. Вот бросилась вода в реку, сначала покрыла лед, потом лед поднялся, треснул, заколыхался… Вода все больше и больше прибывает, а лед то и дело ломает, вертит, словно в омуте. Бурлаки стоят с разинутыми ртами на барках, на берегу тысячи заводчан… С берегу слышны крики.

– Тронулся… тронулся! – Многие бросали в реку медные монеты. Но лед только кружится, чернеет.

– Пошел, пошел! – кричит народ. Действительно, река на большое пространство очистилась. Лед впереди все более и более напирал на берега, трещал, ломался и наводил на бурлаков ужас до того, что некоторые из них крестились. Барки покачивало.

– Пошла Чусовая! пошла христовая… – кричит народ и кидает в нее грошики.

– Нет ли у те копейки? – спрашивает девица свою подругу. Подруга дает ей копейку, она кидает ее в реку и что-то шепчет. По местному понятию, при вскрытии реки нужно подарить ее для того, чтобы не утонуть в ней. Ни одного бурлака не было такого, который бы не радовался в это время. Все были заняты вскрытием реки, как точно дождались светлого праздника. Река шумела, издали слышался треск и какой-то гул, бурлаки кричали.

– Смотри, как льдину-то шарахнуло!

– Гли, што диется! Эк ее раскололо!..

– Смотри, шитик тащит!

– Зевай! Лови поносную!.. Черти!

– Я вас, я вас! Што глазеете!.. Пехай льдину, пехай! С этого дня началась работа бурлацкая. Вода все больше и больше прибывала. Мало-помалу вода подходила к баркам, и на третий день все барки стояли в воде. Крик, беготня, стукотня не умолкали.

– Спехивай барки! спехивай! Что стали? – кричали лоцманы. Бурлаки берутся за шесты.

– Не так, с этого конца!

– Канат опусти!

– Вяжи… Заматывай, дьявол!.. Подай чалку! Барки подвигались все ближе и ближе к реке и, наконец, были уже в ней.

– Сто-ой! Ах вы лешие!.. Брось чалку на энту барку!

– Цепи!.. што рот-то разинул!.. Да подай ты, леший, веревку! Бурлаки метались на барках и на берегу. Все из их рук валилось. Подлиповцы были на берегу. Их очень удивило, что барки так скоро попали в реку, и удивлял переход от льда к воде. Все был лед, а таперь на вот! Ишь сколь воды-то!.. В каждой барке была уже вода.

– Откачивай воду! живо! – кричат лоцманы в одном месте.

– Чини барку! – кричат в другом месте. Павел и Иван назначены в водоливы. Стоят они в барке друг против друга и большим черпаком, привязанным веревкой за потолок барки (палубу), помахивают, как очепом, и выливают им воду в отверстия, сделанные на боках барки. Лед шел уже меньше. Бурлаки долго дивились по вечерам: куда это лед идет? И порешили на том, что идет куда-то в море-окиян. Сверху стали приплывать барки все больше и больше. Теперь было уже до ста барок, и на каждой от пятидесяти до восьмидесяти человек бурлаков. Через три дня, как прошел лед, бурлакам опять нечего делать. Большая часть лежала на барках, суша онучки на солнышке, или ходили в завод за хлебом. Все чего-то ждали, чего-то боялись, хотели скорее плыть, рассказывали разные страхи. Сысойко и Пила с детьми попали на коломенку. Эта коломенка, как и другие коломенки, построена из соснового леса, имела плоское дно, которое к корме и носу постепенно сужалось, и имела палубу. Пила и Сысойко сменяли Павла и Ивана, когда им нечего было делать или надоедало лежать. Была ли то привязанность к ребятам, жалость к ним, или желание поробить – решать не берусь. Только Пила сильно начинал надоедать лоцману своими услугами. Скажет лоцман бурлакам: подтяните поносную! – Пила летит со всех ног к поносной, Сысойко тоже за ним, и примутся оба за поносную. Лоцман видит, что они и взяться-то не умеют как следует, обругает их. Пила спрашивает: а ты скажи – как?.. Велит лоцман какому-нибудь бурлаку сбегать на другую барку за чем-нибудь, Пила опять бежит от работы.

– Ты куды! Ты знай свое дело! – говорит лоцман.

– Сделаю то и то… – говорит Пила и идет на другую барку. Лежит лоцман в коломенке на железе и думает что-то, смотря на ребят, откачивающих воду, Пила и Сысойко гонят ребят.

– Подь, чучело! И тут робить не умеешь.

– Вот, умеешь!.. Пусти! – кричит Иван.

– Дурень, подь побегай… – говорит Пила Ивану. А ребятам давно хочется погулять.

– Не трог! Што пристал к ним? Знай свое дело, – облает Пилу лоцман.

– Экой ты, Терентьич! Мальчонкам-то трудно ведь.

– Мало ли что! взялся за гуж, будь дюж.

– Да парни-то родные.

– Мало ли что родные. Знаем мы родных-то, кто с борка, кто с веретейки… Пила и Сысойко откачивают воду. Покачают, покачают, спины заболят, сядут и ждут, чтобы скорее лоцман ушел, и им бы лечь поспать.

– Качай, што стали!

– Да мы так…

– Я те дам – так!.. Этот лоцман заводский человек и уже четырнадцатый год бурлачит по Чусовой и Каме, лоцманом служит шестой год и знает все опасные места на реках, за что и получает хорошее жалованье. Лоцман на барке или на коломенке – глава; без него ничего не поделаешь. Лоцман отвечает за целость барки, казенного имущества, здоровье людей – одним словом, он должен в целости сдать то, что принял. Поэтому неудивительно, что лоцман обращается со всеми как ему вздумается. Вот к этому-то человеку и старался втереться Пила, понравиться, для того, чтобы ему лучше было. Он понял, что все его товарищи, бурлаки, – такие же люди, как и он, что от них ничего не получишь хорошего, а еще наживешь худа: пожалуй, лоцман возьмет да и прогонит, как прогнал шестерых бурлаков за то, что они стащили ночью с барки две полосы железа. Лоцман же, бывши сам бедным бурлаком, всех считал равными себе, знал нужду каждого, не налегал ни на кого слишком работою и требовал только, чтобы все исполняли свое дело как следует. Одно только в нем было скверно: зная, как и что сделать, он хотел, чтобы все так делали и делали живо. Чтобы больше втереться к лоцману, Пила стал ему наговаривать на бурлаков. И действительно, лоцман по вечерам сидел с подлиповцами, расспрашивал их об родине и сам рассказывал им свои делишки,

– Вот ты пошел теперь бурлачить, и ладно. Города посмотришь разные, и жизнь-то лучше будет. Я, брат, тоже прежде мыкался так-ту, да поправился. Трудно было, зато теперь любезно поживаю: в заводе баба, летом весело. Пила слушал, рот разиня.

– Как походишь годов десяток, и сам будешь лоцман.

– А теперь нельзя?

– Экой ты дурень! Ты знаешь ли, што за штука лоцман?

– Э!

– Точно. Возьмешься ты за это дело и покаешься. Вот теперь Чусовая. Уж я знаю все, где какое место опасное, а кто ево знает, что случится? Вдруг как коломенка-то разобьется, ну и потонет. А я отвечай… Дура! Пила не понимал, как может потонуть коломенка. Лоцман растолковал ему.

– Эко дело!.. Научи ты меня, Терентьич! – говорил Пила.

– Вот и учись. Ты стой возле меня. Я тебя заставлю поносной водить.