Газета Завтра - Газета Завтра 792 (56 2009)

• Название: Газета Завтра 792 (56 2009)
• Автор: Газета Завтра
• Жанр: Современная проза

---

Вопрос о патриаршестве - есть вопрос о власти. Вопрос о власти для людей Церкви есть вопрос служения Христу и реальной, живой и действенной, связи со Христом. Ибо никогда и нигде никакая земная, человеческая власть не воспринималась Церковью сама по себе, как самодовлеющая. Подлинная власть, власть в собственном смысле есть дело Божие и богочеловеческое, но никак не только человеческое. "Дана Мне всякая власть на небе и на земле" (Мф. 28, 18), - говорит Господь. Дело же человека, будь то "начальник, носящий меч", или, тем более, архиерей, предстоятель Церкви, воспринявший от апостолов право "вязать и решить" - есть только служение. Служение Церкви - молиться, имея предстоятеля (предстоятель - тот, кто предстоит пред престолом); служение же царства, империи - носить "меч" государственной власти, используя его по назначению там и тогда, где и когда люди начинают жить явно не по заповедям, нарушая "добрые нравы" христианского общежития. В этих двух видах и формах симфонического богослужения - вся тайна и метафизика подлинной (то есть христианской) власти, освященной духом и буквой Писания, переданной нам бесчисленными поколениями спасаемых и ведущих ко спасению наших великих предков. Государь, восхищающий священное право Церкви - право душеводительства ко спасению - узурпатор и преступник перед Богом; но и Церковь, берущая в свои руки "меч" власти внешней, будь то военная сила, нажитое не без греха материальное богатство или пиар-технологии, совершает нечестие, ибо погрешает против высшей власти - власти Духа, перед которой всякая земная "сила" - прах и тлен и всяческая суета.

Когда Христос учил в Храме "как власть имеющий", - никто ведь силой не принуждал иудейских старейшин его слушать! Когда побиваемая и унижаемая Церковь победила в итоге языческий Рим, что было признано его последним апологетом ("Ты победил, Галилеянин!"), и побудила всю доселе языческую империю служить себе - разве эта духовная победа была достигнута при помощи какой-либо внешней "силы"? Преподобный Сергий, отец древнерусского исихастского возрождения, великий святой, стоявший у истоков знаменитой колонизации Северо-Восточной Руси, один из тех, кто заложил основы древнерусского благочестия - обладал ли он какой-либо "силой"? Ушедший от мира молитвенник и пустынножитель - был ли он отделен от мира людей? Что побуждало сильных мира сего, тогдашнюю "элиту", наравне с совсем простыми людьми притекать к нему и подолгу ждать мудрого и прозорливого слова этого смиренного чернеца, когда тому угодно было молиться или нести какое-нибудь послушание?

Это была - харизма святости, власть, данная от Бога (сам Христос говорит: "дана Мне"), которая бывает невыносима тем, кто такого подвига не прошёл и потому им не даётся, власть, перед которой всё внешнее - бессмысленно и беспомощно. Сердце, раскрытое для Бога и стяжавшее благодать Святого Духа - есть вместилище такой власти, перед которой склоняется всё; и именно оно, сердце преподобного и великого сонма наших святых, стяжавшее плоды подвига, было "в начале" возрождения, а всё внешнее: и военная сила, и социально-государственное строительство, и великая культура, - всё это, безусловно, важное и "необходимое", было все-таки вторичным и производным.

Между тем модернистский напор, явственно усиливавшийся весь последний год, но особенно - после смерти святейшего Алексия, на деле игнорирует эту суть, эту духовную сердцевину Церкви. Построения наших церковных модернистов насквозь пронизаны вопиющими противоречиями. Все разговоры о "сильной Церкви", об "антикризисном менеджменте", якобы необходимом нашей Церкви на "современном этапе", полны вопиюще мирского духа и потому в конечном счёте не выдерживают серьезной критики. Оправдываясь за "антикризисного менеджера", "миссионер всея Руси" дьякон-профессор А. Кураев, получив достойную порцию критики, стал распространяться о том, что "в кризисе", де, не Церковь, а современный мир. А раз Церковь живет в мире, то… Ключевое слово здесь, однако, совсем другое. Раз Церкви требуется "менеджер", стало быть, сама она (то есть церковная институция) мыслится по образу фирмы. Здесь сразу прослеживается явная ересь - экклезиологическое несторианство. Если Церковь - фирма, то, стало быть, церковная институция как бы отделяется в этом суждении от собственно Церкви, Церкви мистической, от Тела Христова, в котором действует сила Божия. Ибо ни в каком совете директоров благодать Божия непосредственно не проявляется, во всяком случае, по православным понятиям. Это всего лишь бизнес. Здесь модернист сразу изобличает себя, сразу демонстрирует, что Бог и сила Божия, то есть благодать, всегда подаваемая открытому и любящему сердцу - лишнее в его построениях. Далее, поскольку цель грамотного менеджмента - всегда успех (а наши церковные модернисты просто зациклены на "совместимости христианства с богатством и успехом"), ясное дело, что фирма "Патриархия и К°" должна быть непременно успешной. Если фирма неуспешная, значит менеджер плохой, и наоборот. Однако, по элементарным (и общеизвестным) законам рынка, успешная фирма - значит ликвидная. Любой экономист знает, что если вы не можете успешно ликвидировать свое предприятие, то есть выгодно продать его, то оно, значит, никакое не успешное. Ведь цель бизнеса - прибыль, а какая же у вас может быть прибыль, если ваши акции никому не нужны? Ликвидность - главный признак успешности. Это азы экономики. Так кому и за сколько эти люди хотят продать нашу Церковь?

"Модернизаторам на основе традиции" видится выбор лишь из двух возможностей: либо старая, замшелая, верная традициям Церковь отвоевывает в так называемом "современном мире" свой маленький, особенный, "независимый" мирок ("гетто"), либо она становится достаточно органичной частью этого мира, говоря о Христе, о вере на понятном миру языке. Для этих людей принципиально не стоит вопрос, бывший неотделимым от жизни древней Церкви, - вопрос о том, чтобы властно навязать "миру" свой язык, чтобы стать ядром христианской альтернативы, христианского альтернативного миропроекта, дать новый толчок тому процессу, который стремятся начать лучшие люди Запада - религиозному возрождению.

В нынешнем "православном" модернизме, беспомощно повторяющем зады западной мысли и практики 60-х-70-х годов ХХ века, давно уже приведшей западное христианство к практически полному вырождению, изначально отсутствует понимание того, что внутри самого христианства, в его духовной, метафизической глубине существует альтернатива апостасийной скверне "современного мира", в свое время не использованная в истории.

Мировоззрение модернистов, столь часто излагаемое в жанре "ораторского богословия", представляет собой поистине целую систему противоречий, подтверждая сокровенную суть церковного модернизма и либерализма как "ереси всех ересей". Так, постулат о максимально широкой и действенной влиятельности в этом мире чаемой "сильной Церкви" парадоксально сочетается у них с постоянно декларируемым тезисом о "многополярности", где Церковь и, по идее, порождаемый ею уклад мыслятся вполне в духе постмодернистского "плюрализма" - лишь как один из равноправных участников общемирового "диалога культур". Таким образом, непрестанные, повторяемые как обязательная ритуальная мантра, разговоры о "миссии" (ради которой нас убеждают пожертвовать слишком многим в нашей православной традиции) в действительности изначально предполагают, что максимальная "открытость" ("миссионерская установка"), упор на количество, а не на качество обращаемых, в конечном счете, тем не менее, отнюдь не приведет к тому, что Церковь станет, как в Средние века, мировым цивилизационным лидером; иначе - какая же "многополярность" и, стало быть, равноправие "полюсов"?

ЧТО БЫ НИ ГОВОРИЛОСЬ модернистами о "нашей победе", вся логика их подхода основана на том, что апостасия мыслится ими в конечном счете как неостановимый процесс; поэтому "миссия" в их исполнении и заключается, как мы сказали, во встраивании в апостасийный мир, а не в радикальной борьбе с ним; таким образом, модернисты, хотят они того или нет, признаются они самим себе в этом или нет, реализуют фундаментальнейший историософский принцип - отождествляют апостасию и историю. Filioque и уния, великая схизма 1054 года и восстание гуманизма; замена Богочеловечества и его духовного аналога - обожения - антропоцентризмом, ренессансная "эмансипация человека от Бога" и Реформация; революция и погром Церкви, падение монархии и российский большевизм - были, значит, предопределены? А как же свобода и ответственность? Разве апостасийные процессы, какие бы ни действовали в них закономерности, изначально порождены не злой человеческой волей? Разве Бог ответственен за наше отпадение от Него? А раз свобода существует, и никакой предопределенности в том, что христианская цивилизация вступила на путь апостасии, нет, значит, в принципе всегда есть возможность для покаяния и смены пути погибели на путь спасения, и не только для отдельного человека, но и для всего народа. Но это возможно лишь в том случае, если народ видит для себя в истории и жизни не заслоняемую ничем высшую духовную перспективу. У модернистов, к сожалению, не возникает совершенно естественной мысли о возможной вариативности истории (иначе ведь придется признать в истории одну лишь сплошную закономерность и полное отсутствие фактора свободы), о том, что закономерность развития, порождаемая ложным метафизическим выбором, отнюдь не абсолютна, поскольку самый выбор может быть изменен волевым усилием народа Божия, и "прогресс" современного человечества в сторону апостасии и погибели может смениться движением ко спасению, пусть это и не принесет народу чисто земного, материального процветания. В своих последних основах это, в сущности, очень пессимистический взгляд.