Джон Рид - Восставшая Мексика

• Название: Восставшая Мексика
• Автор: Джон Рид
• Издательство: Издательство политической литературы
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1987

В 1914 году Джон Рида провёл 4 месяца в ссылке вместе с лидером мексиканской революции – Панчо Вилья, где и написал свою книгу «Восставшая Мексика». Его книга – это безграничное море лиц, событий случаев… И вместе с тем это необычайно цельное и целеустремленное произведение, в котором великие исторические события находят художественное отражение, выливаясь в образы эпического характера.

---

К вечеру из Мапими по узкоколейке прибыл паровозик, тащивший старые вагоны. Из них доносилось громкое треньканье десяти гитар, игравших «Воспоминание о Дуранго». Как часто я под эти звуки отплясывал с солдатами эскадрона! Крыши, двери и окна поезда были забиты солдатами, которые громко пели, отбивая такт каблуками, и стреляли в воздух, салютуя городу. Когда этот забавный поезд подполз к платформе, из него вышел не кто иной, как Патричио, боевой кучер генерала Урбины, вместе с которым мне так часто приходилось разъезжать и плясать. Он бросился мне на шею, восклицая:

– Хуанито! Глядите, mi General, здесь Хуанито!

Через минуту мы уже засыпали друг друга бесконечными вопросами. Напечатал ли я его снимки? Буду ли я участвовать в наступлении на Торреон? Не знает ли он, где теперь дон Петронило? А Пабло Сеанес? А Рафаэли-то? В самый разгар нашей беседы кто-то закричал: «Вива Урбина!» – и в дверях вагона показался сам старый генерал – неустрашимый герой Дуранго. Он хромал, и его поддерживали два солдата. В одной руке он держал винтовку – устаревший, негодный Спрингфилд со спиленным прицелом, две патронные ленты обвивали его талию. Несколько секунд он стоял неподвижно, с бесстрастным выражением на лице, буравя меня маленькими жесткими глазками. Я было подумал, что он меня не узнал, как вдруг услышал знакомый хриплый голос:

– У вас другой фотоаппарат! А где же старый? Я хотел ответить; но он перебил меня:

– Я знаю. Бросили его в Ла-Кадене. А что, удирали во все лопатки?

– Да, mi General.

– А теперь вы едете в Торреон, чтобы снова удирать во все лопатки?

– Когда я решил удирать из Ла-Кадены, – ответил я, слегка задетый, – дон Петронило со своим отрядом опередил меня на целую милю.

Он ничего не сказал в ответ и, прихрамывая, начал сходить со ступенек, а солдаты кругом так и покатились со смеху. Подойдя ко мне, он обнял меня за плечи и похлопал по спине.

– Рад вас видеть, compañero, – сказал он.

В пустыне стали появляться солдаты, раненные в бою при Тлахуалило. Они направлялись к санитарному поезду, стоявшему далеко от нас вторым или третьим в длинной веренице поездов. На плоской голой равнине мне были видны только три движущиеся группы: хромающий солдат без шапки, с рукой, обвязанной окровавленным тряпьем; другой солдат, ковыляющий рядом со своей еле бредущей лошадью, и далеко позади них – мул, на котором сидели две обмотанные бинтами фигуры. Из тихой душной тьмы до нашего вагона доносились стоны и вопли.

Утром в воскресенье я уже снова сидел рядом с «Эль Ниньо» на головной платформе ремонтного поезда, который медленно подвигался вперед параллельно с армией. На второй платформе была установлена другая пушка – «Эль Чавалито», за ней были прицеплены два бронированных вагона и вагоны-мастерские. На этот раз женщин там не было. Армия, двумя огромными змеями извивавшаяся по обе стороны пути, стала какой-то другой: не слышно было ни смеха, ни криков. Мы находились совсем близко от неприятеля, всего в восемнадцати милях от Гомес-Паласио, и никто не знал, что нам готовят федералисты. Не верилось, что они подпустят нас еще ближе, не попробовав оказать сопротивления.

Южнее Бермехильо мы сразу же вступили как будто в другую страну. Голую пустыню сменили поля с оросительными каналами, вдоль которых росли зеленые великаны аламо, представлявшие очень приятный контраст с оставшейся позади сожженной плоской равниной. Здесь тянулись плантации хлопка и кукурузы, белые коробочки хлопка не были собраны и гнили на стеблях; кукуруза только-только начинала выгонять зеленые ростки. По глубоким каналам, в тени деревьев, быстро струилась вода. Пели птицы, а голые западные горы по мере нашего продвижения на юг подходили все ближе и ближе…

Возле асиенды Санта-Клара густые колонны армии остановились и начали развертываться направо и налево; вереницы всадников двигались в тени огромных деревьев, среди солнечных бликов, пока наконец шесть тысяч человек не развернулись в одну длинную шеренгу. Ее правый фланг тянулся через орошенные поля и пустыню до самых гор; а левый терялся в мареве, окутывавшем равнину. Где-то вдали, а потом совсем рядом загремели трубы, и могучая шеренга двинулась вперед через всю равнину. Над головами всадников, словно ореол славы, поднялось облако золотистой пыли в пять миль шириной. Развевались флаги. В центре, держась вровень с армией, шел бронированный поезд, а рядом с ним скакал Вилья со своим штабом. Жители окрестных деревушек – pacificos – в огромных широкополых шляпах и белых блузах с безмолвным удивлением следили за этой катящейся лавиной. Какой-то старик гнал домой стадо коз. Волна весело вопящих всадников на взмыленных конях надвинулась на него, и козы разбежались во все стороны. По шеренге нэ целую милю прокатился хохот, из-под тысячи копыт заклубилась пыль, и волна хлынула дальше. В деревне Бриттен-гем огромная шеренга остановилась, и Вилья со штабом подскакал к пеонам, столпившимся на небольшом холмике.

– Oyes![66] – обратился к ним Вилья. – Здесь за последние дни проходили какие-нибудь войска?

– Si, senor! – ответило сразу несколько человек. – Вчера здесь проскакали gente дона Карло Аргумедо.

– Гм! – буркнул Вилья. – А не видали ли вы здесь бандита Панчо Вилью?

– Нет, сеньор! – хором ответили пеоны.

– А я как раз ищу его. И если захвачу этого diablo,[67] ему придется туго.

– Желаем вам успеха! – вежливо проговорил pacificos.

– А вы никогда его не видали, а?

– Нет, сохрани бог! – воскликнули они горячо.

– Так вот, – усмехнулся Вилья, – в следующий раз, когда вас спросят об этом, вам придется признаться в своем позоре! Я – Панчо Вилья!

С этими словами он пришпорил коня, и вся армия двинулась вслед за ним…

Глава VI Встреча с compañeros

Наступление Вильи для федералистов явилось такой неожиданностью и они бежали так поспешно, что железнодорожный путь на многие мили остался неповрежденным. Но к полудню нам стали попадаться сожженные, еще дымящиеся мосты и телеграфные столбы, срубленные топором, – разрушения, сделанные наспех, которые нетрудно было исправить. Однако армия ушла далеко вперед, и к ночи, когда мы были примерно в восьми милях от Гомес-Паласио, мы достигли места, где железнодорожный путь был разрушен на протяжении всех этих восьми миль. В нашем поезде не осталось уже запасов продовольствия; на каждого солдата приходилось лишь по одному одеялу, а ночь была холодная. При свете факелов и костров ремонтная бригада принялась за починку пути. Слышались крики, звон стали, грохот падающих шпал… Ночь была темная, на небе лишь кое-где тускло мерцали звезды. Расположившись вокруг костра, мы разговаривали и дремали как вдруг воздух прорезал новый звук, более гулкий, чем стук молотов, более низкий, чем вой ветра. Грохнуло – и опять тишина. Потом прокатился нарастающий гул, словно рокот отдаленных барабанов, и затем – бум! бум! Молоты опустились, голоса стихли, мы замерли, напряженно прислушиваясь. Где-то впереди в непроглядном ночном мраке (было так тихо, что малейший звук разносился на много миль кругом) Вилья со своей армией обрушился на Гомес-Паласио, и начался бой. Гул медленно и неотвратимо нарастал, и вот уже пушечные выстрелы слились в сплошной грохот, а ружейные выстрелы трещали так, словно там шел стальной дождь.

– Andale! – раздался хриплый голос с крыши бронированного вагона. – Что вы там копаетесь! За работу! Панчо Вилья ждет поездов!

С громкими криками четыреста рабочих как бешеные бросились чинить разрушенный путь.

Помню, как мы просили полковника, начальника поездов, отпустить нас на фронт. Он не разрешил. Приказ строжайшим образом запрещал кому бы то ни было покидать поезда. Мы умоляли его, предлагали ему деньги, чуть не становились перед ним на колени. Наконец он немного смягчился.

– В три часа я сообщу вам пароль и отзыв и отпущу вас, – сказал он.

Мы, несчастные, свернулись клубочками у своего маленького костра, пытаясь заснуть или хотя бы согреться. Вокруг нас и впереди вдоль разрушенного пути метались факелы, суетились люди, и примерно каждый час поезд продвигался шагов на сто и опять останавливался. Ремонтировать путь было нетрудно – рельсы сохранились в полной исправности. Паровоз, разрушавший путь, захватывал цепью рельс с правой стороны и срывал, переворачивал, ломал шпалы… А из мрака доносился однообразный, страшный гул яростного боя. Он был такой утомительный, такой монотонный, этот гул, и все же я не мог заснуть…

Около полуночи от заднего поезда прискакал один из наших патрульных с известием, что с севера движется большой отряд кавалерии. Когда их окликнули, всадники назвались gente Урбины из Мапими. По сведениям полковника, в этот час мимо нас не должны были проходить никакие войска. Мгновенно начались лихорадочные приготовления. Двадцать пять вооруженных всадников бешеным галопом помчались к заднему поезду с приказом полковника задержать прибывших на пятнадцать минут, если это действительно конституционалисты, а если нет, задержать их как можно дольше. Рабочие немедленно вернулись к вагонам и схватили свои винтовки. Костры были потушены, все факелы, кроме десяти, погашены. Наша охрана из двухсот человек тихонько нырнула в кусты, на ходу заряжая винтовки. Полковник и пять солдат, невооруженные, заняли посты по обе стороны пути, высоко над головой держа факелы. И вот из густого мрака вынырнули передние ряды прибывшего отряда. Солдаты эти нисколько не походили на хорошо одетых, хорошо вооруженных и хорошо питавшихся солдат армии Вильи. Это были оборванные, босые, истощенные люди, закутанные в выцветшие рваные серапе, увенчанные огромными живописными сомбреро, какие носят в глухой провинции. Собранные в кольца лассо болтались у их седел. Их кони были худые, выносливые, полудикие малорослые лошадки с плоскогорий штата Дуранго. Всадники проезжали мимо с угрюмым видом, презрительно нас не замечая. Они не знали и не хотели знать ни отзыва, ни пароля. И почти все монотонно напевали сочиненные экспромтом баллады, какие импровизируют и поют пеоны, когда стерегут по ночам стада на горных северных равнинах.