Уильям Йейтс - Стихи. (В переводах разных авторов)

• Название: Стихи. (В переводах разных авторов)
• Автор: Уильям Йейтс
• Жанр: Поэзия

---

Кухулина, принять его обличье?

Тело Кухулина. Я – Брикриу; не человек, другой, -

Дух распри меж богов и меж людей,

Из рода сидов.

Эмер. Для чего пришел ты?

Тело Кухулина (садится на ложе, раздвигает занавески и показывает уродливо искаженное лицо; Этне Ингуба уходит со сцены).

Я покажусь – и все, кого он любит,

Немедля прочь бегут.

Эмер. Вы, порожденья ветра,

Полны коварства и речей обманных!

Я не бежала прочь!

Тело Кухулина. Ты не любима.

Эмер. И, пред тобой не опуская глаз,

Велю вернуть его.

Тело Кухулина. Затем я и пришел.

Лишь цену заплати – и он свободен.

Эмер. Неужто сиды станут торговаться?

Тело Кухулина. Довольно им безделицы в обмен

На пленного. Когда ведун вернет

Жену, иль дочь, иль сына рыбаку,

Тот знает, что лишится непременно

Сетей иль лодки, может быть – коровы,

Дававшей детям пищу; а иные

Готовы жизнью заплатить. Я не прошу

Ни жизни от тебя, ни ценной вещи;

Ты говорила: может быть, когда-то

Ты станешь вновь ему зеницей ока,

Под старость лет; отринь свою надежду -

Он будет жить.

Эмер. Теперь мне ясно все.

Ты навлекал беду на всех, кого он любит,

А надо мной не властен, коль не лжешь, -

Вот потому и предлагаешь сделку!

Тело Кухулина. Ты властью тешилась, приняв его в мужья;

Я, сухорукий, тоже тешусь властью.

Склонишься перед волею моей -

Он будет жить.

Эмер. Нет, ни за что на свете!

Тело Кухулина. Боишься ты обречь себя проклятью,

А он не побоялся!

Эмер. У меня

Остались две последние отрады,

Два утешенья: память и надежда.

Ты требуешь надежду!

Тело Кухулина. Все равно

Не суждено вам стариться вдвоем:

Ведь он умрет, от ран изнемогая,

На дальнем берегу или в горах,

И женщина чужая наклонится

Над смертным ложем мужа твоего.

Эмер. Лишь одного тебе недостает,

Чтобы сразить его своим проклятьем, -

Моей надежды!

Тело Кухулина. Ты не ревновала,

Когда он изменял тебе, – ты знала,

Что он пресытится. Но можно ли прискучить

Любовью сиды? Ближе подойди,

Я глаз твоих коснусь – и ты прозреешь.

[Касается ее глаз левой, неиссохшей рукой.]

Эмер [ее взору предстает скорчившаяся у края сцены фигура – Дух Кухулина].

О, муж мой! Вижу!..

Тело Кухулина. Я развеял тьму,

Что от очей твоих его скрывала,

Но он тебя не видит.

Эмер. Муж мой! Муж мой!

Тело Кухулина. Не видит и не слышит. Это призрак,

Слепой, глухой, лишенный осязанья,

Замкнутый сам в себе. Мольбы и плач

Его сюда принудили вернуться,

Но ни единый звук ему не внятен:

Вы лишь из забытья исторгли призрак

И ввергли в грезы, в беспокойный сон;

И в этом сне, подобно всем теням,

Еще к своей свободе не привыкшим,

Он вновь обрел привычное обличье,

Но затворен в себе, не зная, где он

И рядом с кем.

[Тем временем входит Сида и останавливается около двери.]

Эмер. Но кто же эта дева?

Тело Кухулина. Из Царства-под-Волной она явилась

И в грезы облеклась, чтоб он сверкнул

В ее корзине. Сиды ведь рыбачки:

Мужчин в два счета ловят на крючок,

А грезы им – наживка.

Эмер. Так она

Обманною личиною прикрылась,

Виденьем лживым!

Тело Кухулина. Грезы – тоже тело;

Умерший вспять идет, к младенчеству без грез;

Кто грезить перестал, уж не вернется;

А всех священней – тени, что не жили

Среди живых, но в грезах к вам нисходят.

Эмер. Ее породу знаю я давно.

Когда мужчина спит, войною истомлен,

Они, склонясь над ним, целуют в губы,

Окутывают облаком волос;

Проснувшись, он не помнит ничего,

Но затворен в себе и на объятья

Душой не отзовется.

[Выхватывает нож из-за пояса.]

Тело Кухулина. Нет, ножом

Воздушный облик не пронзить. Молчи и слушай.

На то я дал тебе глаза и уши.

[Сида, постепенно ускоряя шаг, кружится в танце вокруг Духа Кухулина, скорчившегося у края сцены. Дух Кухулина тем временем постепенно пробуждается. Сида порой задевает лицо Духа волосами, но не целует его. Танец сопровождается струнными, флейтой и барабаном. Маска и одеяние Сиды отливают золотом, бронзой, медью или серебром, так что она подобна скорее идолу, чем человеку. Это сходство может отражаться и в ее движениях. Волосы ее тоже блестят металлом.]

Дух Кухулина. Кто здесь, во тьме, передо мной

Сияет славой неземной,

Как в торжестве уединенья,

Пройдя ступени возрожденья,

Венчает долгий труд сполна

В ночи пятнадцатой луна?

Сида. Я не полна: поныне страсть

Имеет надо мною власть.

Но что гнетет тебя к земле,

И что тебя укрыло мглой,

И отчего лицо во мгле

Скрываешь?

Дух Кухулина. Память о былом

Меня гнетет: о днях блаженных

Жены, не ведавшей измены,

О мертвых женах и мужах

И обо всем, что ныне – прах.

Сида. Ты, возлюбивший стольких жен,

Чей круг на день не довершен,

Полюбишь ли теперь иную,

Чье сердце бьется и тоскует,

Как и у тех, но от вершины

В последнем часе?

Дух Кухулина: Вспомнил ныне,

Что я с тобой давно знаком!

Иссохший терн над родником,

Туманный холм, и дева-птица

То в танце яростном кружится,

То реет ястребом крылатым…

Я распахнул тебе объятья,

Но ты исчезла в тот же миг.

Сида. Забудь и холм, и тот родник

И распахни объятья снова!

Ты был смелее, право слово,

Пред полуптицей! Я твоя:

Не ястреб – дева.

Дух Кухулина. Ну а я -

Не тот юнец в порыве страсти.

В тебе огонь последней части

Горит на грани полноты,

Но застит мне твои черты

Воспоминаний тяжкий гнет

И распрямиться не дает.

Сида. Так поцелуй меня в уста!

Хотя и меркнет красота

Пред памятью, но губ моих

Коснись – и все забудешь вмиг

Пред совершенной красотой.

Дух Кухулина. И жало совести слепой

Не уязвит меня отныне?

Сида. Теченье времени застынет,

И долгий мой круговорот

Слиянье наших уст замкнет

В безбрежной грезе. Утолит

Любую жажду, усмирит

Любое сердце – и твое,

Кухулин! – это забытье.

Так не противься – напои

Мои уста!

Дух Кухулина. Уста твои!

[Собираются поцеловаться, но он отворачивается.]

О Эмер, Эмер!

Сида. Значит, вот

О ком тоска тебя гнетет!

Дух Кухулина. Как будто вижу вдалеке:

Плечо к плечу, рука в руке,

О Эмер, снова мы вдвоем

Вступаем в твой наследный дом!

Сида. Как умер, так зовешь ее,

А был живым – ни в грош ее

Не ставил!

Дух Кухулина. Эмер, Эмер, где ты?

Сида.

Ты преступил свои обеты:

Любую девку-неумеху,

Любого друга-пустобреха

При жизни ты ценил дороже,

Чем кров ее, и стол, и ложе.

Но ни одна из смертных жен

Над тем не властна, кто рожден

Для мира, где обет любви -

Всего лишь прах воспоминаний,

Где взор омытый не туманит

Земная грязь.

Дух Кухулина. Уста твои!

[Сида выходит; Дух Кухулина следует за ней.]

Тело Кухулина. Кричи, что ты навеки отвергаешь

Его любовь! Не мешкай, поспеши!

Эмер. Нет, ни за что не крикну.

Тело Кухулина. Ну и дура!

Я, недруг Фанд, явился помешать ей,

А ты стоишь и зря теряешь время!

Ты слышишь стук копыт на берегу?

Прислушайся, как бьют копытом кони!

Она уже взошла на колесницу,

Но он еще не с нею. Торопись же!

Последний миг настал – кричи, кричи!

Отринь его – и власти Фанд конец.

Уже одной ногой на колесницу

Ступил Кухулин – крикни, что велю!..

Эмер. Любовь Кухулина навеки отвергаю!

[Тело Кухулина падает на ложе, наполовину задергивая занавеску. Этне Ингуба входит и опускается на колени у ложа.]

Этне Ингуба. Вернись ко мне, любимый! Это я -

Я, Этне!.. О, смотри! Он возвратился,

Он с нами вновь, на ложе шевельнулся!

Я, я одна его отвоевала

У моря, я его вернула к жизни!

Эмер. Он просыпается.

[Тело на ложе поворачивается. На нем снова героическая маска Кухулина.]

Кухулин. О руки, эти руки!

Этне Ингуба!.. Знаешь ли, я был

В каком-то странном месте, и мне страшно.

[Первый Музыкант выходит на авансцену, остальные два подходят к нему с обеих сторон и поют, развертывая полотнище.]

– Отчего так гулко и странно

Бьется сердце твое, открой?

– Я увидел в гостях изваянье -

Одиночества лик роковой.

Дышит статуя, движется мимо,

И в груди ее сердце стучит

Громче наших бесед у камина.