Томас Дональд - Маркиз де Сад

• Название: Маркиз де Сад
• Автор: Томас Дональд
• Издательство: Русич
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1998

Почти двести лет прошло со дня смерти французского писателя, философа и политического деятеля маркиза де Сада, но вокруг его имени продолжают бушевать страсти. Автор скандально известных эротических романов, узник, более четверти века проведший в застенках всех сменившихся на его веку режимах, председатель революционного трибунала, не подписавший ни одного смертного приговора, приговоренный к смерти за попытку отравления и к гильотине за модернизм, блистательный аристократ и нищий, едва не умерший в больнице для бедных, — все это разные ипостаси человека, нареченного в кругах богемы Божественным Маркизом. В наше время с романов де Сада смыто клеймо «запретности», изучением жизни и творчества писателя занимаются серьезные исследования. В предлагаемой читателям биографии маркиза де Сада, наиболее полной из изданных в настоящее время на русском языке, автор делает попытку разобраться в противоречивой личности маркиза, связать творчество писателя с превратностями судьбы.

---

Саду как философу, возможно, не достает стройности и тонкости взглядов. Но, занимаясь написанием романа, маркиз преуспевает если не в описании героев, то в описании идей, он нашел тему, которая сослужит ему хорошую службу. Добродетельный поступок по своей природе представляется бессмысленным. Более того, в мире, где правит то, что величается «пороком», сия так называемая «добродетель» противоречит естественному укладу, поэтому человеческое общество относится к ней неприязненно. Из этого можно сделать два возможных дидактических вывода: либо нравственность и религия отрицаются самими принципами природы, либо страдания добродетели ниспосланы Богом, чтобы при жизни она представлялась более восхитительной в горести и могла быть впоследствии вознаграждена.

— 4 —

Несмотря на страдания и унижения героини, в конце своего следующего романа Сад описывал торжество добродетели. «Злоключения добродетели», по большому счету, являлись оправданием религии и нравственности. Читателям, которые рассматривали книгу в качестве ироничного повествования, эти критерии казались простыми предрассудками. Вместо этого предлагалось особое, рассудочное удовольствие в преследовании и истязании невинных. И сие удовольствие становилось во много крат сильнее, если жертвой становилась молодая красивая женщина.

Какую бы цель не преследовал Сад, этот спор он довел до пункта, представляющегося у рационалистов и философов эпохи Просвещения точкой преткновения. Он утверждал, что нравственность, отделенная от религиозного или метафизического источника, должна засохнуть, словно срезанный цветок. В таком случае, моралисту ничего другого не оставалось, как вызывать к жизни законы природы или человеческие рефлексы. В естественном мире «Жюльетты» или «120 дней Содома» все дело состояло в моральной индифферентности, поэтому инстинкт человека мог толкать его либо любить и лелеять девушку, либо истязать и убивать ее. Утверждение, что инстинкт одного человека от природы является преступным, а другого — добродетельным, представлялось логически нелепым. Действительно, если всесильная и божественная власть больше не лежала в основе человеческого поведения, то такие понятия, как «добродетель» и «преступление», не могли иметь истинного значения, за исключением случаев, когда требовалось описать местные изменчивые традиции.

В мире своих произведений Сад выступал также в роли завзятого спорщика. Человечество должно сохранить в себе Бога и одобренную свыше мораль, в противном случае ему придется обходиться без них. Но компромисса быть не могло, как не могло быть тоскливого воззвания к природной доброжелательности людей. Построить гуманистическую этику без божественного одобрения, с точки зрения логики, столь же нелепо, как это отвратительно выглядит с точки зрения теологии. Мир без Бога и без божественного одобрения морали снизошел до сцен, которые сделали «120 дней Содома» и «Жюльетту» самыми скандальными книгами своего времени.

Истинными героями в этом новом мире беллетристики стали те, кто получал высшее наслаждение, насилуя, истязая и убивая свои жертвы. В таком обществе лицемерие и вероломство являлись чертами не только необходимыми, но и вызывающими восхищение. Революционеры и радикалы могут продолжать обличать королей и тиранов, предпринимать все возможное для их свержения, дабы установить новую демократию или народную республику, но помыслами подобных деятелей в мире художественного вымысла Сада руководит тщательно скрываемая зависть тайной полиции, мучителей и палачей, которые служат существующему тирану. В «Жюльетте» Боршам замечает: «Все дело в зависти, возбуждаемой от мысли, что безграничная власть находится в других руках. Но стоит им захватить главенство, как можно не сомневаться — питать ненависть к деспотизму они больше не будут. Напротив, эти люди обернут его в свою пользу с тем, чтобы получить наивысшее наслаждение».

На другом уровне, маркиз выразил философию, общую для художественных произведений восемнадцатого века. В заключении к «Злоключениям добродетели», основываясь на ужасах повествования, он делает вывод, что в безбожном, безнравственном государстве для человека существует единственная надежда — это создание мира, где правит порядок, установленный свыше. Согласно этой точки зрения, принципы морального поведения в обществе могут быть разрушены, так как имеют право существовать только на основе божественной власти. Амбициозное стремление рационализма восемнадцатого века, включая и взгляды Вольтера, состояло в желании отринуть существующую религию и все же избежать социальных последствий, которые сие отречение неминуемо повлечет. Где-то на среднем уровне должно существовать туманное и безобидное Высшее Существо или добросердечная религия Природы. По мнению Сада, этот уровень наиболее уязвим из всех. Бог и моральный хаос представлялись как две взаимоисключающие альтеранативы. Удобно было бы сказать, что маркиз однозначно склоняется к тому или иному выбору, но такой вывод оказался бы слишком поспешным. Он сохранил способность романиста покровительствовать лучшему и худшему, не отдавая своего предпочтения ни одному из них, но высказывая возможность божественного уклада, в то время как темное «альтер эго» стремится к удовольствиям моральной анархии.

«Злоключения добродетели» стали во время сочинения «Алины и Валькура» своего рода интерлюдией. Книга была написана в течение двух недель и завершена 8 июня 1787 года. Это короткий, остроумный философский роман, написанный в духе моральной иронии, столь характерной для его века. Сад одним из последних приобщился к традиции. В «Джонатане Уайлде» (1743) Генри Филдинг показал, что общественное величие является высшей формой преступности. Герой Филдинга имел немало общего с торжествующими негодяями «Злоключений добродетели». Вторым тщеславие человеческих желаний продемонстрировал в 1759 года Сэмюэль Джонсон в «Расселасе, принце Абиссинии». В тот же год Вольтер в «Кандиде» рассеял философский оптимизм, заключавшийся в том, что в этом лучшем из миров все делается во благо. Последователи данных авторов в восемнадцатом веке не сумели создать ничего подобного этим коротким, исполненным иронии художественным произведениям. В один ряд с ними можно поставить лишь «Иерихон» Сэмюэля Батлера, написанный в 1872 году. Сатира Батлера на Дарвина и эволюционную теорию описывает садовский мир позднего периода, в котором жестоко наказываются больные и несчастные, в то время как с преступником обращаются с симпатией и пониманием.

Сила короткого романа маркиза, как и других произведений, с которыми можно поставить в один ряд «злоключения добродетели», состоит в изящной красоте и немногословности, с каковой доносится до читателя единственная его мораль. В 1791 году видоизмененный и значительно увеличившийся в объеме, он появился под названием «Жюстина», Несколько позже, в 1797 году, роман преобразовался в раздутое повествование, названное «Новая Жюстина». Третья версия еще более раздалась от нудных, пространных рассуждений, навязчивых сексуальных ритуалов и описательных эпизодов, которые, ничего не привнося в сюжет, лишь разрушали первоначальную живость произведения.

В «Злоключениях добродетели» героиней является Софи, от имени которой ведется рассказ о ее страданиях. Повествование не обременено описательными излишествами «Новой Жюстины» Сада, по этой причине портреты преследователей Софи, написанные в яркой художественной манере морального гротеска, получились наиболее острыми. В эту галерею лиц входят Брессак с его женоненавистничеством и замыслом покончить с теткой; Роден, хирург, занимающийся этим ремеслом исключительно для удовольствия и испытывающий наслаждение при операциях на живых девушках; монахи Сент-Мари-де-Буа с их гаремом, состоящим из юных девочек. Хотя и здесь ощущается присутствие навязчивых идей Сада, определяющих драму, они тем не менее не выходят на первый план. Сначала Софи привязывают к дереву в лесу, и Брессак сечет ее, потом в Сент-Мари-де-Буа она подвергается всем формам сексуального надругательства. Следует сказать, по сравнению с более поздними версиями, автор не вдается в подробное описание актов насилия. Вполне понятно страдания девушки вызывают у злодеев чувство сардонической радости. Отец Антонен успокаивает Софи, говоря, что боль, которую она испытывает, не пропадает втуне, поскольку готовит его к получению высшего наслаждения.

«Злоключения добродетели» являлись единственной версией наиболее знаменитой садовской повести, не увидевшей свет до двадцатого века. По существу, это был самый значительный вклад Сада в европейскую художественную литературу восемнадцатого века. Из его произведений, написанных в тюремном застенке Бастилии, это оказалось наиболее значительным. В отличие от «120 дней Содома», по своему стилю оно имело общественную направленность, ни в коей мере не являясь адресованной самому себе навязчивостью. К этой же категории, что и рассказ Софи, относятся короткие повести и зарисовки, созданные им при свете свечей вечерами в башне Свободы. Некоторые из них под заголовком «Преступления из-за любви» появились в 1800 году, другие еще полтора столетия оставались неопубликованными. Короткие рассказы зачастую были либо непристойными, либо мелодраматическими и, в основном, опирались на знания Сада о французской жизни и традициях. Он исколесил страну вдоль и поперек, от Рейна до Ванди, от Бордо до Марселя и Гренобля, от Прованса до Нормандии. Кроме этого, он много читал, интересуясь историей Франции и Италии. Эти произведения показывают, что он чувствовал себя как рыба в воде, описывая Париж и Прованс восемнадцатого века, а также замки Луары двумя столетиями раньше.