Холли Габбер - Мозаичная ловушка

• Название: Мозаичная ловушка
• Автор: Холли Габбер
• Издательство: АСТ, АСТ Москва, Хранитель, Харвест
• Жанр: Современная проза
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-17-045712-0

Закадычные друзья-телевизионщики – режиссер телешоу Саманта Новак, редактор информационной программы Оскар с супругой и компьютерщик Серхио – по средам обычно собирались в баре перекинуться картишками в покер. В один из дней выяснилось, что беднягу Оскара бросила жена и ставшие такими привычными встречи за карточным столом под угрозой. На очередную игру Оскар привел своего приятеля-архитектора Ларри.

Друзьям он показался надменным «задавакой», и Саманта тут же поспорила с Серхио, что вскружит Ларри голову без особого труда.

Однако Лоуренс Лэнгстон оказался «крепким орешком»…

---

– Ларри, неужели вы и эту не одобрите?

Металлическая вычурная ножка небольшого изящного светильника была стилизована под старую, покрытую патиной латунь. Стеклянный белоснежный плафон, опять же расписанный розами (но куда более высокохудожественными и нежными), по форме напоминал подснежник.

– Лучше предыдущих, но чересчур томная. Хороша для одинокой стареющей дамы, перечитывающей подле нее по вечерам любовные письма юности.

– Да ну вас! Вам не угодишь. А мне она нравится.

– А мне нет.

Саманта оглянулась: их спор на повышенных тонах привлек внимание продавщицы, которая смотрела на них с легкой тревогой, – видимо, беспокоилась за сохранность ее хрупкого товара.

– Давайте снизим громкость, Ларри. А то вон та милая девушка наверняка думает, что мы – ссорящиеся супруги. И в порыве ссоры можем грохнуть одну из ламп об пол.

– Если бы моя жена притащила в дом этот чугунный розовый куст, я бы в ней разочаровался.

– Это не чугун, а латунь. А я разочаровалась бы в муже, который оценивает жену по приобретенным ею вещам.

– А я вообще не снисходителен.

– А вам известно, Ларри, что вкус – понятие субъективное?

– Хороший вкус – понятие объективное. Но если хотите купить эту чугунину, пожалуйста.

– А у вас дома наверняка стоят статуэтки африканских божков.

– Стояли. Я от них избавился.

– А Эдгар По сказал: «Стилей столько, сколько вкусов, которые нужно удовлетворить».

– Весь здешний ассортимент – это не разные стили, а имитация стилей. Про вкус я уже все сказал. Удовлетворяйте свой вкус, Саманта! Покупайте. По крайней мере эта лампа лучше предыдущих. И очень пригодится вашему кузену, если он киллер: этой чугунной – простите, латунной! – ножкой ничего не стоит пробить висок.

– Отстаньте. Вы слишком требовательный.

– Вы сами взяли меня с собой. Все, я отстал.

Ларри демонстративно отошел к дверям и даже не смотрел в сторону Саманты, пока она оформляла покупку. Зато когда они выходили из магазина, он снова заговорил:

– Между прочим, я люблю свет. Точнее сказать, множество источников света. У меня дома масса ламп. Но я предпочитаю простые белые светильники – большие и маленькие, напольные и настенные, пузатые и каплеобразные – не важно. Главное, чтобы они были белыми и простыми. Больше всего я люблю простоту. В этом я последователь Мис ван дер Роэ.

– Ларри, мне стыдно, но я не поняла. Чей вы по–следователь?

– Мис ван дер Роэ. Это был не просто архитектор, это был революционер архитектуры. Он придумал удивительную вещь. Знаете какую?

– Какую?

– А вот.

Ларри протянул руку и указал на один из высящихся вдалеке зеркально-черных небоскребов Финансового квартала.

– Все очень просто, Саманта. И очень легко запомнить. Он придумал небоскреб. И это было гениально. Он долго развивал идею совершенной «универсальной формы» и наконец создал здание-параллелепипед со стальным каркасом и сплошными стеклянными стенами. Фактически он довел упрощение формы до предела. Но кто бы мог подумать, что это окажется таким выдающимся брэндом? Что кристаллические башни-призмы из стекла и стали буквально наводнят города в период пятидесятых—шестидесятых годов? Но это произо–шло. Он был гением… Что-то стало прохладно, вы не находите?

– Нахожу. Давайте заглянем к «Бенджамину»? Вон он, через дорогу. Посидим немножко, поболтаем. Вы никуда не торопитесь?

– Да, собственно… Все равно в это время мы бы еще играли. Можно и зайти.

Саманта мысленно послала воздушный поцелуй Оскару. Вздумай он сначала позвонить Ларри, ничего этого бы не было – ни похода в магазин, ни посещения бара… Кажется, она за один этот вечер продвинулась вперед настолько, насколько не продвинулась бы за месяц, продолжай они встречаться с Ларри только за карточным столом. А теперь появилась возможность аккуратно нащупывать точки соприкосновения.

«У Бенджамина», как всегда, было шумно, тепло и почему-то пахло корицей. Устроившись на табурете за стойкой, Саманта осторожно примостила рядом коробку с приобретенной лампой, развернулась к усевшемуся на соседний табурет Ларри и ласково улыбнулась:

– Возьмем что-нибудь горячительное, чтобы согреться?

– Да, конечно. Только сейчас, одну минуту… – Порывшись во внутреннем кармане куртки, Ларри вытащил свою визитку. – Держите. Чтобы найти меня в случае очередной форс-мажорной ситуации. Да, и еще…

Следом за визиткой из бездонного кармана была извлечена ручка: Ларри перевернул картонный квадратик и сзади приписал еще один телефонный номер.

– Это телефон моих родителей. На самый крайний случай.

Придвинув визитку к себе, Саманта несколько секунд разглядывала ее оборотную сторону.

– У вас удивительный почерк. Те цифры, что вы написали, практиче–ски невозможно отличить от напечатанных.

– А вот это как раз профессиональное. Говорят, в былые времена такими четкими почерками отличались чертежники и картографы. Ну а теперь практически никто вообще не пишет. Я имею в виду рукой на бумаге.

– А вы знаете, Ларри, что у Бальзака было странное хобби – он любил определять характер человека по его почерку? И вот однажды некая дама показала ему ученическую тетрадь и попросила определить характер мальчика – владельца тетради. «Не стесняйтесь, – сказала она, – это не мой сын. Так что говорите честно». Бальзак долго изучал тетрадь, а потом вынес вердикт: «Этот мальчик плох, глуп и ленив». «Странно, – заметила дама, – ведь это ваша собственная тетрадь детских лет»…

– Эту байку вам рассказал Серхио?

Саманта впервые с момента их знакомства смутилась – кажется, так оно и было.

– Честно говоря, я не помню, кто мне это рассказал.

– Я знаю про Бальзака более интересную байку. Он называл деньги шестым человеческим чувством, потому что они обеспечивают все прихоти первых пяти.

– Как приземленно…

– Зато верно. Давайте уже наконец что-нибудь возьмем. Хотите горячий ирландский крем-кофе?

– А что туда входит?

– Ликер «Бейлис», кофе и взбитые сливки. Очень вкусно.

– И очень просто – как все, что вы любите. Да здравствует минимализм. Давайте, попробую с удовольствием.

Напиток действительно оказался необычайно вкусным. Саманта отпила пару глотков и блаженно покачала головой:

– М-м-м… Вот настоящее чудо… Нет, Ларри, я не сошла с ума. Это фраза из рекламного ролика, в котором я снималась. Я в детстве дважды снималась в рекламе.

Ларри посмотрел на нее удивленно и впервые заинтересованно.

– Правда? И что же вы рекламировали?

– Сладости. Один раз земляничный джем, другой – шоколадный напиток. И сама я была этаким сладким пупсиком… Надо сказать, получилось неплохо. Я очень хотела стать актрисой, Ларри, но не сложилось. Больше меня не снимали.

– Отчего же, если получилось неплохо?

– Я неожиданно выросла и выпала из обоймы. – Саманта грустно засмеялась и положила в рот вишенку, украшавшую густую сливочную пену. – Я слишком резко перестала быть маленькой фарфоровой куклой и стала закомплексованным подростком. И интерес ко мне пропал… Знаете, у Феллини есть один фильм, снятый в жанре «кино про кино». Там речь идет о том, как в Италии тридцатых годов на знаменитой киностудии «Чинечита» снимают какую-то картину. В одной сцене молодой актер должен сыграть ужасное волнение и робость при встрече с женщиной. Но этот актер очень самоуверен: ему никак не удается достоверно изобразить юношескую застенчивость, он запарывает все дубли своей нагловатой улыбочкой. И вдруг режиссера, не знающего, как заставить парня смутиться, озаряет. Он говорит гримеру: «Нарисуйте ему на носу огромный прыщ. Тогда он точно стушуется так, что глаз не посмеет поднять!» И верно – этот прием срабатывает… Вот и я в переходном возрасте не смела глаз поднимать – такой уродиной казалась сама себе. Ну а потом жизнь стала делать разнообразные зигзаги, приоритеты сменились, и в итоге я стала телережиссером!

Ларри внимательно слушал, кивал, потягивая крем-кофе. Похоже, новость об артистическом прошлом Саманты его немного заинтриговала.

– Все-таки вы недалеко ушли от своей детской мечты – в конце концов, вы же не стали стоматологом. А я всегда хотел стать архитектором. И стал им.

– То есть продолжать семейные традиции не пожелали. Вы же говорили, что ваша мама – оперная певица. А вы не хотели пойти по ее стопам?

Ларри хихикнул и чуть не ткнулся носом во взбитые сливки.

– Даже если бы хотел – одного желания мало. Слух у меня еще туда-сюда, а голос вообще никакой. К счастью, мама оказалась достаточно умной женщиной, чтобы не учить меня музыке. Я ей года в четыре спел «Маленькую звездочку». Даже сейчас помню, как я старался… А мама горько вздохнула и сказала папе: «Я всегда думала, что музыкальный слух – это доминантный ген, который передастся моему ребенку наверняка. Оказалось, рецессивный»…

– И вы запомнили эти слова?!

– Нет, я запомнил, как обиделся и стал плакать. Я понял только, что меня обвинили в чем-то нехорошем – и незаслуженно. Но поскольку эта мамина фраза вошла в семейные предания, я впоследствии слышал ее многократно.