Анатолий Домбровский - Падение к подножью пирамид

• Название: Падение к подножью пирамид
• Автор: Анатолий Домбровский
• Жанр: Научная Фантастика

---

"Коней надо загнать во двор, - предложил Рудольф. - Наши трофеи".

"Один из них мой, - заявил Полудин. - Вот тот, с длинной гривой. Я сам сбил с него всадника. Бил дуплетом".

"И что? - спросил Лукашевский. - Где же всадник?"

"Об этом я и толкую. Исчез, - ответил Полудин. - Это странно".

"Так вы стреляли по людям?"

"А по кому же еще, - усмехнулся Рудольф. - Они - по людям, и мы - по людям. Или вы нас за людей не считаете? На войне, как на войне".

Лукашевский лишь потряс головой: все это походило на дурной сон.

Лошадей они завели во двор, расседлали. Полудин принес им сена - осталось в коровнике. Долго оглаживал длинногривого, называл его Скилуром. Вышла из дому Александрина. Полудин велел ей принести для Скилура сахару. Спустился во двор Яковлев. Лукашевский накинул ему на плечи свое пальто, видя, как того разбирает дрожь, сказал: "Все обошлось: ни убитых, ни раненых. А трофеи славные".

Судя по всему, набег конников Рудольфа нисколько не встревожил, а трофеи только обрадовали. И вообще он чувствовал себя законным победителем, а не участником нелепой и опасной перестрелки. Да и Патудин, кажется, тоже. Зато Яковлев был подавлен, стучал пальцами по носу и время от времени спрашивал у Лукашевского: "Что ж это такое, Петя? Как все это понимать?" Петр Петрович в ответ лишь пожимал плечами. С трудом уговорил его лечь в постель. Лег и сам, поставив свою раскладушку рядом с диваном Яковлева. Но уснуть они так и не смогли.

Спуститься во двор Лукашевского заставили громкие голоса. Разговаривали, а вернее, кричали друг на друга Александрина и Полудин.

Еще стоя на железной лестнице, Лукашевский понял, что происходит: Полудин седлал своего Скилура, собираясь куда-то ехать, а Александрина пыталась помешать ему.

"Ты дурак! - кричала она. - Не смей! Подумай обо мне и о Павлуше! Ты пропадешь! И мы пропадем! Одумайся! Что ты затеял? Или ты спятил совсем? Не смей!"

Увидев Лукашевского, Александрина подбежала к нему, схватила за руку и потащила к Полудину.

"Остановите его! Петр Петрович! Скажите ему, что он свихнулся. Он решил уехать, чтобы отомстить бандитам! Но это же безумие! Петр Петрович! заплакала она. - Его там убьют!"

"Не убьют, - сказал Полудин, приторачивая к седлу сумки. - У меня ружье. А патронов хватит на всех... Я не смогу здесь сидеть! - закричал он зло. - Не подходите ко мне!"

Только теперь Лукашевский увидел Рудольфа, который стоял у ворот, держа у пояса автомат.

"Я его не выпущу, - сказал Рудольф, встретившись взглядом с Лукашевским. Убью лошадь!"

Полудин скинул с плеча ружье и двинулся на Рудольфа, загоняя на ходу в казенник патроны. Скилур пошел за ним.

"Выпустите его! - приказал Рудольфу Лукашевский. - Отойди от ворот! - и добавил, обратясь к Александрине: - Не убивайся. Никуда он не денется. Порыскает по степи, ничего не найдет и вернется. Остынет, дурь пройдет, и он вернется".

Рудольф, повинуясь Лукашевскому, отошел в сторону. Полудин вывел коня через калитку и вскочил в седло.

"Когда тебя ждать?" - спросил его Рудольф.

"Когда рак на горе свистнет", - ответил Полудин и ударил каблуками коня. Скилур взял с места в карьер. Александрина, рыдая от горя, вырвалась из рук Лукашевского и бросилась к воротам. Рудольф успел захлопнуть калитку и остановил ее.

"Черт с ним, - сказал он о Полудине. - Разве ты не заметила, что он стал совсем диким?"

Лукашевский подошел к Александрине, обнял ее за плечи и повел в дом.

Яковлев позвонил в милицию и сообщил о ночном нападении на маяк. Разговаривал с начальником милиции, своим знакомым. Попросил его выслать к вечеру наряд на тот случай, если налет повторится. Долго слушал ответ, потом выругался и бросил трубку.

"Что там?" - спросил Лукашевский.

"Хуже нашего, - ответил Яковлев. - Сожгли два дома и магазин. Я поеду. Мне надо! - повысил он голос, словно Лукашевский удерживал его. - Понимаешь? Надо!"

"Вольному воля, - сказал Лукашевский. - Поезжай, если надо".

Яковлев уехал. Пообещал позвонить.

Петр Петрович залил в бак электростанции последнюю канистру горючего и запустил двигатель.

"На сколько же хватит одной подзарядки?" - спросил его ходивший по пятам Рудольф.

"На три ночи", - ответил Лукашевский.

"Значит, в субботу погружаемся, как говорится, в полную тьму? - сделал вывод Рудольф. - Веселенькая история".

"Есть немного керосина для ламп, - сказал Петр Петрович. - Без света не останемся".

Перед обедом Петр Петрович наведался к Алек-сандрине.

Александрина увязывала в узлы одежду.

"Куда?" - спросил ее Петр Петрович.

"Куда-нибудь, - ответила Александрина. - Съезжу в райцентр. Может быть, удастся снять комнату. А что дальше - не знаю".

"Он скоро вернется", - сказал о Полудине Петр Петрович.

"Нет, - вздохнула Александрина. - Вы просто не знаете, как он переменился с той поры, когда увидел на курганах скифских баб".

Лукашевский сказал Александрине, что поможет ей подыскать в райцентре квартиру и перевезти вещи. Разговор о Полудине не поддержал, хотя и сам замечал в нем перемены, о которых говорила Александрина: и грубость, и внезапные вспышки озлобления, и резкие диковатые жесты, движения. А как он пошел с ружьем на Рудольфа... Рудольф сказал, что убьет коня, а кого собирался убить Полудин?

После обеда Рудольф оседлал одного из коней и повел к воротам. "Тоже в степь, к половцам?" - спросил Лукашевский.

"Потренируюсь в верховой езде, - ответил Рудольф, надевая автомат на шею. - Не помешает". Петр Петрович не понял, что Рудольфу не помешает - тренировка или автомат на шее, - но переспрашивать не стал.

Двигатель электростанции заглох сам - громко чихнул, сделал паузу, затем снова послышались судорожные выхлопы и наступила тишина. Кончилось горючее. Лукашевский сбежал вниз, в аккумуляторную, и переключил рубильник. Подумал, что, может быть, в последний раз. Вздохнул: как-никак, но рукоятка рубильника была отшлифована до блеска прикосновением его ладоней. Услышал телефонные звонки в аппаратной. Звонил Яковлев.

"Сожгли мой дом, - сказал Яковлев. - Разграбили и сожгли. Все сгорело".

"Возвращайся ко мне, - посоветовал ему Лукашевский. - Что тебе там делать?"

"Я должен найти поджигателей и упечь их за решетку".

"Брось, - сказал Лукашевский. - Все брось и приезжай".

"Ты так думаешь?" - помолчав, спросил Яковлев.

"Да. Я жду тебя".

"Может быть, завтра? - ответил Яковлев. - Сегодня я заночую у тети Сони. Надо же кое-что выяснить... И передать председательские дела".

"Уже есть новый председатель?"

"Есть".

"И кто же он?"

"Режиссёр, - ответил Яковлев. - Сумасшедший Режиссер".

Рудольф возвратился без коня, таща на себе седло. Калитку открыл ногой, шибанул ее так, что она едва не сорвалась с петель. Сбросил на землю седло, утер рукавом пот и длинно выругался.

"Что случилось?" - спросил его Лукашевский.

"Убил я его, заразу, - ответил Рудольф. - Пристрелил. Он дважды сбрасывал меня на камни, все ребра переломал. Ну, я его и шлепнул".

"Коня?"

"Кого же еще? Коня, конечно, чтоб ему на том свете ни хвоста, ни гривы! И не делайте, пожалуйста, печальных глаз! Не делайте! - упредил он Петра Петровича, у которого уже готовы были сорваться с языка гневные слова осуждения. - Не надо мне ваших нотаций! Сыт нотациями, во! - провел он ребром ладони по горлу. - У меня реакция такая: ты бьешь меня, я - тебя. Не задумываясь, мгновенно. А я еще сдержался, когда он сбросил меня первый раз, пожалел его. А потом уж..." - Рудольф пнул седло ногой, затем взял за подпругу и поволок по земле к коровнику, ставшему конюшней.

"А труп? - спросил Петр Петрович. - Бросил на съедение воронам?"

"Акулам, - засмеялся в ответ Рудольф. - Труп я столкнул в море".

Бессмысленная жестокость Рудольфа покоробила Петра Петровича. Он не был сентиментальным, но убийство красавца-коня не только опечалило и раздосадовало его, но и заставило вдруг по-иному взглянуть на Рудольфа. Он смотрел ему вслед и думал, что Рудольф и прежде чем-то не нравился ему. Теперь же он испытывал к нему отвращение. К его плотной атлетической спине, кривоватым ногам, большой голове, к коротким и сильным рукам. Вся фигура Рудольфа, казалось, обличала в нем убийцу...

Несколько секунд они в упор смотрели друг на друга. Первым отвернулся Петр Петрович. Рудольф опустил автомат.

До вечера Лукашевский возился с машиной - устранял мелкие неполадки, до которых прежде не доходили руки, помыл ее, закрасил царапины на кузове, заменил на двух колесах старые шины, очистил от ненужного хлама багажник, собрал в коробку все инструменты, долил в аккумулятор электролита - словом, приготовил машину для передачи новому хозяину. А заодно и простился с ней, оказав ей последнее внимание, последнюю ласку. Не уходил из гаража до тех пор, пока Рудольф не поднялся на башню, - не хотел с ним встречаться в доме. Включил маяк позже обычного, когда совсем стемнело. С минуту стоял в дверях и смотрел, как пронзают черноту густой весенней ночи празднично яркие лучи.