Анри Бертьен - Всего один год (или: "Президент").

• Название: Всего один год (или: "Президент").
• Автор: Анри Бертьен
• Жанр: Научная Фантастика

---

"Интересно,- подумал я,- уж не те ли "беседы во сне" побудили его к таким взглядам и мыслям?".- Кто это может знать…

– Инстинктивно я вёл себя так… или – почти так… и раньше.- Как бы вторя моим мыслям, продолжал Абар. Теперь же… после той ночи в монастыре… я делаю всё это более осознанно… Или – с большей, если хочешь, уверенностью… В своей правоте… или – в праведности… если можно так сказать…- Задумчиво продолжал президент.- Кстати…- Он как-то изучающе поглядел на меня, будто прикидывая, не стоит ли рассказать летописцу ещё что-то. Я, естественно, тут же изобразил внимание. Он, усмехнувшись, вздохнул.- Ты знаешь… ведь это был не самый экзотический мой сон, Анри…

– Расскажите…- опустив очи долу, будто боясь спугнуть дикую птичку его откровенности, попросил я. Но он лишь головой покачал в ответ.

– Пожалуйста…- и я поднял на него полупьяные умоляющие глаза.

– Ты сочтёшь меня шизофреником.- Улыбнулся Абар.

– После всего того, что Вы делаете в Ункарии – разве Вы не шизофреник?- Возразил я. Президент улыбнулся.

– А может, и твоя правда. Ладно, курилка… Слушай.

* * *

…Этот сон начался совсем необычно – как-то непохоже на другие. Что-то общее было у него с тем, который в монастыре… Но… Впечатление было такое, что это не сон – а просто события, которые произошли со мной где-то и когда-то – то ли давно, то ли не в этом мире – и я забыл о них… до поры, до времени. А теперь – вспомнил. Всё было так интересно, Анри… Я… как будто снова научился летать. Нет, ну все мы летали в детстве, конечно… Я помню эти ощущения… Эту сложность владения своим телом в полёте, страхи и неуверенность взлётов и снижений… Но я уже почти забыл их, Анри: что делать, все мы почти забываем об этом, становясь взрослыми… А тут… Я вдруг снова как будто полетел… Но это было как-то иначе – не совсем так, как в детстве… Я теперь, поднимаясь, чувствовал как бы всё, происходящее подо мной – одновременно. Я чувствовал счастье и горечь, я видел радость и печаль тех людей, которые находились подо мной… Я как бы собирал эмоции всех их, переживая в себе… Это было интересно, Анри. И страшно одновременно… Но это было захватывающе… Потом… потом появился какой-то старик – я не увидел его, нет – я как-то почувствовал, осознал его присутствие.

– Это был… тот же старик?

– И да, и нет… Я не уверен. Здесь я не видел – я просто как-то осознавал его. И я не могу сравнить… наверняка сравнить… тот зримый образ… с этим ощущением… Наверное, это были разные сущности… Хотя и одного порядка… Хотя, впрочем – это могли быть разные проявления одной и той же сущности – я не знаю…- Я кивнул:

– Понимаю…

* * *

– Ты любишь… и хочешь творить?- Спросил меня он. Я кивнул, не в силах вымолвить ни слова – так подавляло меня его величие.

– Ты готов пережить всё… в себе?- Я не понял.

– Готов ли ты принять на себя всю радость, горечь, счастье, печаль и боль твоей земли?- Я молчал, раздумывая – а он не торопил с ответом.

– Давай попробуем…- Наконец, вздохнув, резюмировал он. И мы начали подниматься – всё выше и выше… У меня захватывало дух, Анри. Единственной опорой в том мире, куда мы удалялись, был он – тот, о ком я просто ничего не знал. Наконец мы поднялись так, что я мог видеть границы своей страны.

– Ну, как?- спросил старик. Мне было жутко. Жутко осознавать сразу всё, что происходит на такой огромной территории. Где-то кто-то упивался счастьем – и я упивался вместе с ним. Где-то избивали беззащитного – и я чувствовал звериную злобу их и безысходную тоску его, смешанную с болью. Где-то… кто-то только что появлялся на свет – и я чувствовал боль и счастье матери и отчаянный ужас ребёнка. Это было жутко и страшно, Анри – но это всё ещё можно было вынести.

– Хорошо,- удовлетворённо сказал старик.- Теперь пойдём дальше.- и мы стали подниматься ещё выше… ещё… постепенно ширились горизонты как видимого, так и осознаваемого мной. Я осознавал и чувствовал всё то, что чувствовали видимые мной люди. Это было жутко. Невероятная масса смешанных эмоций – но… меня поразило, что, чем выше мы поднимались, тем больше было боли, Анри. Не только и не столько боли физической, сколько душевных мук, терзаний – душевной боли, доставляемой людям как ближними их, так и дальними. Сначала это настораживало, потом – пугало, потом уже – просто удручало… И вдруг… Видимо, там была война. Мы поднялись уже слишком высоко, и в поле нашего зрения попала территория, на которой была война. Возможно, это была уже другая сторона планеты – я не могу сейчас точно ответить на этот вопрос. Меня захлестнула боль. Казалось, она пронизывает всё моё тело, раздавливая каждый сустав, дробя на куски каждую косточку, раздирая плоть… Это было просто невыносимо, Анри. А мы поднимались всё выше и выше… Мой спутник, казалось, лишь наблюдал за мной – не вмешиваясь в этот процесс. Наконец он сказал:

– Сейчас ты чувствуешь всё то, что чувствуют все живые существа, живущие на твоей планете. Одновременно. Только…- он помолчал, будто давая мне возможность приготовиться к тому, что он скажет,- в сотни тысяч раз слабее.- Я обомлел.- Если ты хочешь творить… Если ты действительно хочешь творить… создавая миры… Ты должен быть способен ощутить это всё – целиком и полностью. Без каких-либо ослаблений. Ты должен быть готов получить и исполнить как любую из этих ролей – так и все их сразу. Ты… понимаешь меня?- Я кивнул.- Попробуем?- Я кивнул ещё – я не мог отказать ему, что бы он ни предложил: я был, казалось, всецело в его власти и – почему-то – безгранично доверял ему, не опасаясь, что он, в результате злого умысла или ошибки, сможет причинить мне вред. И он начал… Я стал чувствовать всё это сильнее… сильнее… ещё сильнее… или, правильнее, наверное, будет сказать – острее… ощущения менялись так, как меняется изображение, когда у него растут яркость и контрастность одновременно… Скоро я уже не существовал: боль парализовала меня. Боль, ужас, отчаяние всех живых существ моей планеты, всё ещё ослабленные во много раз, готовы были разорвать, растащить меня на кусочки, разложить на атомы и разметать по вселенной… А радость… Любовь, счастье и радость… были, наверное, той силой, которая мне позволила выжить. Но… они были на порядок слабее, Анри. И, помнится, я поразился тогда: так сколько же зла мы, люди, совершаем в своей жизни? Сколько подлости допускаем и сколько боли причиняем друг другу? Старик, казалось это всё понимал… Лучше меня…

Вдруг боль стала утихать, уступая место не блаженству – а какой-то абсолютной опустошённости. Наконец она утихла настолько, что я смог услышать слова старика:

– К сожалению, больше тебе нельзя.- Как-то обречённо произнёс он.- А жаль.

– Почему?- казалось, одними губами спросил я.

– Ты не сумел подняться до ослабления в десять тысяч раз. Это не так уж плохо для простого смертного – но этого совершенно недостаточно для творца. Ты сумел услышать боль твоей земли – значит, ты можешь стать творцом. И я пришёл, чтобы помочь тебе в этом. Но я пришёл слишком рано: ты ещё не в состоянии вынести эту боль. А пока ты не готов принять на себя _всю боль земли, не готов вынести её – тебе ещё рано думать об этом… Ибо как можно творить, не будучи способным принять на себя всю боль вселенной? Я приду позже. Когда-нибудь.

– Когда?

– Когда придёт время. Твоё время.- ответил старик и исчез. то есть – пропало ощущение того, что он рядом. А я проснулся в холодном поту на скомканных простынях и обнаружил, что поранил ногтями ладони. Ты… когда-нибудь видел подобное, Анри? Посмотри на мои руки… они до сих пор хранят на себе следы… той ночи…

* * *

Мы сидели потупившись и молчали. Наконец Абар, подняв голову, спросил:

– Ну, как?- Я мог лишь, вздохнув, развести руками в ответ.

– Чтобы иметь право творить, нужно пройти много испытаний, Анри. Очень много… Одно из самых сложных – испытание властью. Нельзя сказать, что его выдерживают единицы – ибо правильнее будет сказать, что его не выдерживает почти никто, Анри… Власть – страшная штука… Это – едва ли не самое сложное испытание… Обычно оказывающееся не по силам… Знаешь Таура?- Я кивнул – это был Главный Маршал Ункарских Войск…

– Сейчас уже очевидно, что ему просто нельзя давать столько власти, Анри. Категорически нельзя…

– Почему?

– Он не любит людей.

– То есть?- Я даже головой встряхнул от неожиданности.

– Видишь ли… Есть такая категория лиц, которая не любит людей. Не знает. Не понимает. Не хочет их знать и понимать. Для нормального человека характерно желание подтолкнуть заблудшего к пути истинному, помочь… При этом предпочтительнее выглядит какое-нибудь слабое, почти ничтожное по силе воздействие… А эти – предпочитают наказывать. Часто – не разбирая правых и виноватых. А иной раз – так и вообще кажется, что они задумали истребить под собой всех нормальных людей… При этом они стараются придумать как можно более изощрённые наказания… и выбирают их настолько жёсткими, насколько им удастся это обосновать… Эти люди не могут быть ответственны за судьбы других – они не воспитывают, они разлагают и озлобляют массы. Этот кретин за тринадцать лет своего "правления" сумел совершенно разложить армию, донельзя озлобив салаг на офицерьё и отфильтровав последнее в пользу садистов, рвачей, мародёров и задолизов… Армия давно уже изобилует не теми, кто озабочен делом защиты отечества – а теми, кто занят исключительно решением проблемы личного обогащения за счёт жизней своих подчинённых и крови своего народа… Сколько локальных конфликтов только на территории бывшей империи удалось организовать этим гадам – сам посчитай.- Абар в сердцах сплюнул.- Все. Ибо ни один не возник случайно или по посторонней причине – все до единого были инспирированы этими "защитничками" – и – всего лишь – ради того, чтобы урвать с этого лишний кусок. Рвачи да невежды – это сила… Огромная сила, Анри. Сила лавины дерьма… И я до сих пор не могу придумать, как к этому дерьму подступиться. Это – огромная стая шакалов, которую только тронь – и начнётся обвал совершенно неожиданных, непредсказуемых проблем по всей стране… Дерьмо в силовых структурах – как бы не страшнее, чем в самом государственном аппарате управления… Они не могут жить спокойно – им нужна война, нужна нестабильность. Нужна, чтобы прятать за этими "объективными" причинами вопиющее воровство и разгильдяйство; нужна, чтобы иметь оправдания заурядному мародёрству в зонах инспирированных ими конфликтов…