Борис Стругацкий - Комментарии к пройденному

• Название: Комментарии к пройденному
• Автор: Борис Стругацкий
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2003
• ISBN: 5-94278-403-5

Аннотация издательства: «Комментарии к пройденному» — история легендарного творческого союза Аркадия и Бориса Стругацких (АБС), история возникновения и воплощения их литературных замыслов, веселая и драматическая история судьбы людей, идей и книг.

***

«Комментарий к пройденному» является, по сути, Книгой Жизни двух наиболее известных отечественных писателей-фантастов, Бориса и Аркадия Натановича Стругацких. Книга рассказывает о том, как шаг за шагом (с 1955 до конца 1990-х гг.) создавались литературные произведения фантастов. Здесь можно найти абсолютно все: от азов литературной кухни до самых сокровенных планов и замыслов. Как называлась «повесть о магах и колдунах» «Понедельник начинается в субботу» до появления ее привычного названия? С какой записи родился «Пикник на обочине»? Кто действовал там до возникновения образа сталкеров? Какими невероятными усилиями авторам удалось напечатать «Град обреченный»? Что означает теперешний литературный псевдоним Бориса Стругацкого — «С. Витицкий», и тысячи других, больших и малых, но одинаково важных деталей и подробностей творчества мэтров русской фантастики.

В этом файле представлено т.н. "стоговское издание" 2003 года, вышедшее отдельной книгой. Оно несколько отличается по составу от ранее изданных ("сталкеровское издание" в составе ПСС - 2001г.,   и "журнальный вариант" - 1998г. ).

---

И. — Нет, об этом в заключении не сказано.

Б. — Так при чем же здесь низкий уровень?

И. — Имеется в виду низкий литературный уровень.

Б. — Об этом судить не Главатому, но что же все-таки имеется в виду?

И. — В книге употребляется много сложных научно-технических терминов, которые непонятны рядовому читателю.

Б. — Например?

И. — Ну... всякие. Вот, например, есть термин, который, может, и употребляется среди узких специалистов, но массам он непонятен.

Б. — Какой именно?

И. — Сейчас вспомню. А... Абра... Ага, вот. Абракадабра. (Помнишь, Боб? «Это не сигналы, это абракадабра».)

Б. (сдерживаясь) — Это не научный термин. А еще?

И. — Еще, например, есть термин... Ки... Кибер.

Б. — Вы слыхали про такую науку — кибернетику?

И. — Слыхал.

Б. — Вот это слово от этой науки.

И. — Вот я и говорю — не всем будет понятно.

Б. — И все остальные ваши замечания в таком вот духе?

И. — Да.

Беркова вернулась в «Детгиз», доложила Компанийцу, тот сейчас же позвонил в Главлит, и через час мы с Берковой пошли в Главлит и забрали «Возвращение». Сразу же отдали в производство. Вот и все.

Вот и все, что я хотел тебе сообщить. Здорово, правда?

Почти три месяца нервотрепки, остановка производства, убыток в несколько тысяч...

***

Это было наше первое серьезное столкновение с машиной цензуры, причем заметьте, не с Главлитом даже, а лишь с дочерним его филиалом. Мы тогда с огромным облегчением перевели дух, но мы и представления еще не имели, каково это бывает НА САМОМ ДЕЛЕ.

Вообще надо признать, что «Возвращение» совсем немного пострадало от идеологической правки и — только на редакционно-издательском уровне. Высшие инстанции, слава богу, не вмешивались. Во-первых, не та была фигура АБС, чтобы ими интересовались идеологические вожди, во-вторых, к фантастике относились в те времена вполне пренебрежительно, да и сами времена, повторяю, были чертовски либеральные.

Мы были человеками своего времени, наверное не самыми глупыми, но уж отнюдь и не самыми умными среди своих современников. Слова «коммунизм», «коммунист», «коммунары» многое значили для нас тогда. В частности, они означали светлую цель и чистоту помыслов. Нам понадобился добрый десяток лет, чтобы понять суть дела. Понять, что «наш» коммунизм и коммунизм товарища Суслова не имеют между собой ничего общего. Что коммунист и член КПСС — понятия, как правило, несовместимые. Что между советским коммунистом и коммунизмом в нашем понимании общего не больше, чем между очковой змеей и интеллигенцией. Впрочем, все это было еще впереди. А тогда, в самом начале 1960-х, слово «коммунизм» было для нас словом прозрачным, сверкающим, АБСОЛЮТНЫМ, и обозначало оно МИР, В КОТОРОМ ХОЧЕТСЯ ЖИТЬ И РАБОТАТЬ.

«Возвращением» начался длинный цикл романов и повестей, действующими лицами которых были «люди Полудня». В романе был создан фон, декорация, неплохо продуманный мир — сцена, на которой сам бог велел нам разыгрывать представления, которые невозможно было по целому ряду причин и соображений разыграть в декорациях обычной, сегодняшней, реальной жизни. Мир Полудня родился, и авторы вступили в него, чтобы не покидать этого мира долгие три десятка лет.

5 «СТАЖЕРЫ» (1961)

Я не берусь назвать, даже с точностью до полугода, время, когда впервые мы заговорили об этом романе. В письме АН от 25 ноября 1960-го я нашел строчку: «...Пора приступать и к „Стажеру“. Я начну с начала декабря... Сейчас я освободился и готов к работе».

Судя по всему, тогда же была подана некая заявка на новый роман под таким названием в «Молодую гвардию», но начать работу никак не удавалось — мы еще вовсю продолжали работать над «Возвращением».

19 марта 1961:

Теперь о стажерстве. Ты зря взялся сейчас за «Восьмое небо». Давай все-таки делать «Стажера». Идея вот какая. Надо написать хорошую историю пацана-стажера (безотносительно к его профессии) в столкновении с людьми и обстоятельствами. Фантастика— только фон. Соответственно создать и новый план на фоне плана формального, который у нас уже есть. Дать образ удачливого, смелого, веселого парня. Можно или нет? Я вот-вот начну. Если хочешь, пиши «Седьмое небо», а я «Стажера». А потом — взяли! — и сделали сразу две вещи. А?

Из этого письма следует, что у нас уже был тогда некий план нового романа и что этот роман назывался «Стажер». Как выглядел этот план, этого история нам не сохранила, а вот что касается «Седьмого (оно же восьмое) неба», то так мы называли сначала роман о магах XX века, впоследствии получивший условное название «Маги», а в конце концов «Понедельник начинается в субботу».

Вообще-то надо признать, что со «Стажером» этим мы не слишком долго запрягали, но еще быстрее ехали — 1-2 мая в Ленинграде «составили более или менее окончательный план „Стажера“ — весьма развернутый и с эмбрионами эпизодов». А уже 23 июля АН пишет: «„Стажера“ в „Молодую гвардию“ сдал, пока, конечно, никаких известий нет». Роман был написан единым духом и за один присест в мае—июне 1961-го. Это было время, когда нам ничего не стоило писать по десять-двенадцать страниц черновика в день — и так на протяжении месяца, каждодневно, без уикендов и перерывов. Хорошее было время!

***

Впрочем, работа с романом (или повестью? никогда не понимал этих градаций) на самом деле продолжалась еще долго, до самого конца 1961-го. Осенью 1961-го произошла смена названия. Насколько я помню, дело было в том, что многочисленные рецензенты (как штатные, так и доброхоты) дружно упрекали нас за то, что роман получился про что угодно, но никак не про мальчика-стажера. Коренное же изменение названия было невозможно по причинам, уже привычным: заявка, редакционный план, издательский план — везде стоит уже черным по белому «Стажер», менять нельзя, ни-ни, ни в коем случае, и думать не могите!.. «Букву, однако же, одну только букву изменить можно?» «Н-ну... разве что одну... пожалуй...» В результате появились «СтажерЫ» — роман (или, все-таки, повесть?) о Стажерах Будущего — Быкове, Жилине, Юрковском и иже с ними.

Закончив его (или — ее), авторы еще не подозревали тогда, что их интерес к освоению космоса как к важнейшему занятию людей ближнего будущего, уже окончательно исчерпан и они никогда более не вернутся к этой теме. «Главное — на Земле» — они вложили этот лозунг в уста своему герою, не догадываясь, что это, на самом деле, отныне их собственный лозунг — и ныне, и присно, и до скончания веков, аминь!

Странное произведение. Межеумочное. Одно время мы очень любили его и даже им гордились — нам казалось, что это новое слово в фантастике, и в каком-то смысле так оно и было. Но очень скоро мы выросли из него. Многое из того, что казалось нам в самом начале 60-х очевидным, перестало быть таковым. Очевидным стало нечто противоположное.

***

Я никогда не забуду одного эпизода, связанного со «Стажерами». Одно из самых стыдных воспоминаний моей молодости.

Выступал я как-то в школьной библиотеке (было это вскоре после выхода «Стажеров», скорее всего, зимой 62/63 гг.). Сначала все шло как обычно — гладко и скучно, а потом вдруг встал какой-то мальчик лет двенадцати и спросил (невинное дитя): «Почему у вас в романе рабочие из капиталистических стран не едут все в СССР? Ведь у нас хорошо, а у них там плохо?»

Это был удар в поддых. Действительно, почему? Понятно, почему они не едут к нам сейчас — чего ради, да и кто их сюда пустит: граница на замке. Понятно, почему в страну Жилина и Юры Бородина не рвутся трактирщики Джойсы — чего им делать в стране победившего социализма? Но рабочие! Братья по классу! Почему? Как мы могли прохлопать эту очевидную проблему?.. Я неприлично онемел, а потом принялся лепетать какую-то чушь, которой теперь уже, слава богу, не помню. Положение спасла председательствующая учительница. Опытный педагог не потерялась ни на секунду: «Борис Натанович хочет сказать, — сообщила она, — что рабочие капиталистических стран любят свою родину и хотят бороться за социализм у себя дома». Борис Натанович тихонько вякнул что-то там в том смысле, что так, мол, оно и есть, и вечер вопросов и ответов покатился дальше уже без неприятных толчков и ухабов.

Всякое мировоззрение зиждется на вере и на фактах. Вера — важнее, но зато факты — сильнее. И если факты начинают подтачивать веру — беда. Приходится менять мировоззрение. Или становиться фанатиком. На выбор. Не знаю, что проще, но хорошо знаю, что хуже.