Федор Гиренок - Метафизика пата

• Название: Метафизика пата
• Автор: Федор Гиренок
• Жанр: Прочая справочная литература

ЛАБИРИНТКультурологическая библиотека журнала «Апокриф» Редколлегия: В. Кузнецов, А. Махов. И. Пешков. Федор Иванович ГИРЕНОК. Метафизика пата. Косноязычие усталого человека. М., «Лабиринт», 1995 г. Художник И. Смирнова. Редакторы Г. Шелогурова, И. Пешков. Корректор И. Семина. Технический редактор И. Пешков. ISBN 5-87604-026-9. © ?. Гиренок, 1995 г. Издательство не песет ответственности за правильность сносок и точность цитирования. (С) «Лабиринт», оформление, 1995 г.

---

Извлекут ее и в чистилище отправят. А тут как-то праведник умер. Архангелы к нему, а Бог их остановил. Мол, подождите, ребята. Уж очень грубо работаете. Ждут они, когда душа сама отделится. А она не отделяется. Архангелы нервничают.

Работы,?????. Покойники уж в очередь выстроились. И вот тогда-то ангелы небесные запели. Заиграли. Душа к ним потянулась. И от тела отделилась.

С тех пор эту деликатную работу поэт с рапсодом делают. Они при деле и Бог спокоен. Потому что он вдохновляет поэта, а поэт увлекает душу. Увлечет ее и затем к истине ведет. К благу. К тому, что само по себе, а не для чего-либо. А к тому, что само по себе, может только боговдохновенный пойти. Сама душа к нему не пойдет. Ее направлять надо. Поэт как пастух. Души как стадо. Их пасти надо. И все было бы хорошо. Да вот поэт с пути сбился. Истину потерял. То, ради чего он все делает. Да и рапсоды фальшивить стали. Ну, стадо и разбрелось. И тогда поэты начали вид делать, что к чему-то души водят. Они их ведут – а те упираются. Не хотят идти. И вот стали они эти души обманом увлекать. Пригласили на помощь Эроса. Появился у них и кнут. Жест жестокости. И снова все было хорошо. Да вот люди умирать стали как-то странно. Без души. Нет ее. То есть кругом одни тела.

Подойдет рапсод с хлыстом к покойнику, посмотрит. А вести нечего. Ну и стали рапсоды картину гнать перед Богом. Си-мулятивное пространство создавать. Телам – эротику. Богу – симуляцию. Непокорным – кнут. А сами дизайном занимаются. Потому что нет добра. Нет прекрасного самого по себе. Везде эстетика.

Все дизайнеры. Всюду обмен тела на знаки телесности. И это отвратительно даже для Данте.

Вот ад. Девятый круг. Пятый ров. В нем Иуда Искариот горит синим пламенем. А вот восьмой круг. Зона. В ней страдают подделыцики людей и слов. Здесь предатели родины ответ держат. Между Иудой и предателями и поэт с рапсодом. Художники.

Интеллигенция тусуется. За что им кара? По какой статье сидят? За симуляцию и муляжи. За обман доверившихся.

Сгорит Иуда и сгинет эстетика. Закончится светский мир. Наступит эра сакрального.Святого.

4.18. Искусство – разорение мифа

Искусство – это жучок-короед. Паразит. Разорение мифа. Вот был миф. И была в нем энергия первочувства. А искусство, как вампир, выкачивало эту энергию. И выкачало. Иссякла сила первочувства. И увял миф. Окультурился. И поблекло искусство. Скукожилось. Промотали залежи перво-слова мастера метафоры и воображения.

Миф – это детские фантазии человечества. Рождение мира. Мы – не дети. Нашу способность к продуктивному воображению все время нулит. Мы быстро состарились.

За две тысячи лет ни одного свежего чувства. Ни одного мифа. Все устарело. Даже Евангелие.

Новая Европа, конечно, напряглась. Поднатужилась. И родила миф о Мазохе и де Саде. Ну и Россия от Европы не отстает. Старается. Не осрамилась она, матушка, в вечно бабьем деле. И разрешилась от бремени легендой об интеллигенции. Вот и вся новая мифология. Все, что мы сможем предъявить в Судный день. Искусство умирало в муках. Оно умирало и умерло. А искусствоведы остались. И остались артисты с художниками. И бродят они, осиротевшие. И нет им покоя. Нет пристанища людям с необъективирующим мышлением. Одичали они в своей заброшенности. Опускались поэты, опускались и опустились. Вывернулись наизнанку. Объективировались.

Люди искусства научились полагать свои чувства напоказ. В виде объекта. Они научились избегать страданий. Ведь объекты созерцаются, а не переживаются. В мире сплошных объективации нет места для людей с необъективирующим мышлением, с косноязычием того, что внутри. Искусство – это теперь бытовая избыточность. Оно овладевает и насилует. Кто же нас утешит? Некому. Нет мифа. Нет утешения. Нет и причин для того, чтобы было искусство.

Глава V. РОЖДЕНИЕ РОЗЫ МИРА 5.1. Рождение

«Я не знаю, где и когда умру на этот раз, но знаю, где и когда умирал я в последний раз перед тем, как родиться в 1906 году для жизни в России» (1, с. 55).

Я не знаю, как Д. Андреев может знать то, чего мы не можем знать, но понимаю, что есть вещи, которые нельзя ни доказать, ни опровергнуть – ни доказать то, что их нет, ни опровергнуть то, что они есть. Единственное, о чем можно утверждать с некоторой долей уверенности, так это о нехристианском происхождении идеи шюгорожденного человека.

Но «нехристь» – это совсем не «антихрист», а указание на то, что происходит на границах христианского миропонимания. Во-первых, эти границы соотнесены с относительным, а не с абсолютным. Во-вторых, определенность относительного побивается опять-таки относительным в бесконечном тупике прогресса. Теперь христиане должны смириться с мыслью об ограниченности своего духовного горизонта.

И одновременно насторожиться, чтобы ничто не проникло в души без их на то согласия. Но сторож, которого выставило христианство, видимо, уснул. Пака он спал, происходили перевоплощения. Например, с Д. Андреевым. Безъязыкое новое язычество заговорило в нем голосом христианина. Бога потеснила природа.

В последний раз Д. Андреев умер в индуистской Индии, чтобы затем родиться и умереть в православной России. Где он сейчас, никто не знает: то ли в одном из миров возмездия, то ли в светлых стихиалиях. Вполне возможно, что в следующем рождении он уже будет бродить по Иудее, а может случиться и так, что он станет безбожником.

Если мы вечны и «смерть не враг, а добрый вожатый», то что означает «смертью смерть поправ», для чего страдали мученики, а кинизирующий христианин Н. Федоров бросал вызов смерти? Ведь не для того же Моисей всходил на Синай, апостолы проповедовали, а Россия жила в ожидании страшного суда, чтобы правый и неправый совместно благодушествовали в трансфизических мирах цивилизации. Под знаком этих вопрошаний, идущих от К. Леонтьева, выстраивалось и мое понимание книги Д.Андреева.

5.2. В мире, обобранном наукой

Не заметить «Розу мира» нельзя. Ее сразу же и заметили, особенно «прогрессивная» интеллигенция, для которой мир никогда не исчерпывался его видимой стороной. Что же взволновало нашу интеллектуальную элиту? Не художественные же достоинства? Даниил Андреев прекрасный поэт, он знает цену слова:

«Разве душу не Ты опалил Жгучим ветром страны полуденной, Мое сердце не ты ль закалил, На дороге никем не пройденной? Да, одно лишь сокровище есть У поэта и у человека; Белой шпагой скрестить свою честь С черным дулом бесчестного века».

«Роза мира», за исключением немногих мест, уныло однообразна. Чтение.книги превращается в испытание на выносливость. Кто его выдержал и добрался до конца, тот понял, что антропософия переживает линнеевский период своего развития. «Роза мира» все расставила по полочкам, пронумеровала, дала названия, где нужно объединила в классы, и что нужно разделила на группы. Вполне возможно, что Д.Андреев стал «Дарвином теософии». И это привлекает к нему внимание, хотя «Роза мира» повторяет многое из того, что можно прочесть у Е. Блаватской или у Штейнера, в книгах Беме или Данте, не говоря уже об эзотерической литературе вольных каменщиков.

Что же нужно сделать для того, чтобы часто встречаемое виделось как бы впервые, чтобы в старом узнавалось новое? Нужно перемениться, но не так, как он. Бог закрылся от нас и эта наша инаковость проступила в тексте Д. Андреева. Его тексты – это письмена нашей души. О чем же мы узнали, заглядывая в письмена? О том, что душа у нас антро-пософка. Ее видениями был переполнен Д. Андреев. Нам, повзрослевшим в эпоху всеобщего инфантилизма, почему-то не повезло. Если раньше были люди, к которым приходил Бог, и они с ним говорили, то к нам долетают какие-то летающие тарелки, с которыми и поговорить-то нельзя. Бог покинул нас. Да никто и не стремится к нему. Человек потерял интерес даже к себе самому. И вот на этом нерадостном фоне появляется человек с радостным известием о голубых лепестках розы. Нет причин для его веры в свет будущего, но он верит. Бескорыстие и любовь к человеку, проповедуемые «Розой мира» в век корысти и нелюбви, уже сами по себе ценность. Но Д. Андреев – утопист, а утопическое мышление двусмысленно. Иногда кажется, что рукой Д. Андреева водил Ка-мпанелла, а иногда – Чернышевский. Вся 12 книга «Возможности» напоминает сны Веры Павловны с добавлением «Князя тьмы» и «Смены эонов» (1, с. 238-269). Кто будет возражать против человека облагороженного образа? Но ведь есть люди и есть схемы людей. Образ облагороженного человека – слишком упрощенная схема, чтобы его можно было принять. Сам Д. Андреев говорит о том, что человек – яблоко раздора добрых и злых сил. Действительно, никакое ежевечернее чтение священных книг не избавит нас от этого раздора. Поэтому описание Андреевым того, как полиция превращается в «службу общественных удобств», наказание – в «функцию исправления преступника», земля -в сад, государство – в братство (1, с. 248) напоминает знаменитый 1984 г.