Григорий Дольников - Летит стальная эскадрилья

• Название: Летит стальная эскадрилья
• Автор: Григорий Дольников
• Жанр: Биографии и Мемуары

---

- Погоди, Горачий. Что-то мотор не тянет... - отвечает Лавицкий.

- Так, может, вернемся?

- Может, прогазую...

Тем временем группа Шаренко уже скрылась из виду. Скорость не увеличивается. Из самолета Лавицкого временами вырывались выхлопы белого дыма. В очередной раз спрашиваю ведущего. Отвечает, газую...

Четверку Шаренко с земли навели на большую группу Ю-88. Завязался бой. Шаренко требует:

- Лавицкий, свяжи "худых"!

Мы наконец подходим в району боя, но без скорости и явно ниже по высоте. А помогать своим надо. Лавицкий пытается снизу на встречных курсах атаковать группу "юнкерсов", но в это время звено "мессершмиттов" сваливается на нас сверху.

- Лавицкий, крути вправо! - едва успел я крикнуть в эфир.

Атака противника сорвана. Однако на вертикаль Лавицкий не пошел - нет скорости. Немцы, похоже, догадались об этом и вцепились в нас. Отбиваемся уходом под атакующих. Вот проскочила пара. Лавицкий как-то ухитрился, круто подвернул - потянулись огненные струи от его самолета, и "худой" готов. Эх и здорово!..

Подошла еще пара "мессершмиттов". "Э-э, - подумал я, - дело плохо, да еще с таким мотором, как на машине Лавицкого. Надо бы уходить..." Немцы атакуют попарно - снизу и сверху. Норовят первым сбить Лавицкого. У меня запас скорости, и я верчусь вокруг ведущего, принимая огонь на себя.

- Уходить надо, Коля! Похоже, я подбит! - предлагаю Лавицкому.

- Давай переворотом, прикрою! Быстрей давай переворот! Дымишь сильно!.. Это уже кричит мой ведущий.

Но команды Лавицкого я не слышал - приемник молчал, а я в свою очередь передавал: "Уходи, Коля! Уходи!.."

Пока мог, держался у хвоста его машины. Потом стало жарко - одна огненная трасса прошла чуть выше кабины и по кабине... Самолет свалился в штопор. Высоты нет. Задыхаясь в едком дыму, я пытаюсь выпрыгнуть из крутящейся машины. Кажется, удалось... Рву вытяжное кольцо парашюта - резкий удар. Сапоги слетели. Куда-то назад и вверх завернуло стропами левую руку. Пытаюсь ее освободить, но она почему-то не действует.

О землю ударился правым боком. Парашют сильным ветром волокет по скошенному полю, и я босыми ногами торможу, перебираю, словно по гвоздям, стерня колется... Правой рукой наконец освобождаюсь от парашюта. Прилег...

Но вдруг вижу, как из-за кустов слева и справа с автоматами наперевес выскакивают солдаты. Их много. Они окружают меня... Тянусь за пистолетом. Но что это?

- Сдавайся! Руки вверх! - кричат по-русски. Наши! И тут заболело все разом: рука, ноги в крови... Даже "сдаться" не мог: руки не поднять. Кричу:

- Я свой, русский!

- Братцы, та тож наш, летун!

- Э-э, так он в крови весь!

- Наташу сюда, Наташу!

- Эк его извозило! Флягу давай, Семен! Спирту ему зальем, вот шоколаду нет. Летуны, говорят, шоколадом горилку закусывают!

И влили. Обожгло... Закашлялся... Даю словесно пулеметную очередь неплохо усвоенного мной за годы войны солдатского фольклора, из которого единственно безобидным было междометие "ах". Помогло. Вскоре подошла санитарная машина. Девушка в солдатской гимнастерке без погон, осмотрев меня, скомандовала:

- На носилки - и в санбат!

В прифронтовом санитарном батальоне мне заботливо обмыли и вправили вывихнутую левую руку, подвесив ее на бинтах через шею, обработали йодом лицо, голову, усыпанные мелкими осколками лобового стекла самолета, и покормили по-фронтовому, с чаркой спирта.

Уложили меня в небольшую комнату, плотно заставленную солдатскими койками.

- Вот здесь отдыхать и поправляться будете, товарищ летчик! - объявила медсестра.

- А обмундирование мое где?

- А в шкафу вон там, все в целости, почищено. Там и парашют, на котором спускались вы.

Спал я плохо. Продумывал, как сбежать из санбата. И вот на рассвете, когда всю палату сковал крепкий утренний сон, нашел свое нехитрое обмундирование, оделся, захватил парашют, вылез в окно и через несколько минут уже голосовал на фронтовой дороге.

К обеду я добрался до своего аэродрома, где застал только небольшую группу технического состава полка. Погрузив оставшееся имущество, вместе отправились в Таганрог.

Удивлению и радости друзей при встрече не было границ. Все считали, что я погиб. Лавицкий видел взрыв моей "Кобры", но когда и как я выпрыгнул с парашютом - не заметил. Ему и самому было очень нелегко оторваться от преследующих "мессеров".

Неловко, по-мужски грубовато обнимал и целовал меня Коля Лавицкий. У этого далеко не сентиментального, мужественного человека на глазах показались слезы - слезы радости. Уже потом от Пети Гучека и Жени Денисова я узнал, как изрядно побитый Лавицкий вернулся из полета и сказал:

- Гриша Дольников был не только смелым летчиком. Он был преданным другом и товарищем. Гриша прикрыл меня своим самолетом...

* * *

На площадке Таганрога мы базировались больше недели. Здесь все напоминало о недавнем присутствии немцев. Фашистским летчикам создали хорошие бытовые условия и даже комфорт. В отлично защищенных и оборудованных землянках осталось много нацистской литературы, портретов фашистских вождей, различных порнографических изданий и открыток. Поспешно отступая, гитлеровцы бросили неисправные самолеты и большой запас боеприпасов.

Поскольку повсюду валялось множество портретов Гитлера, кто-то из летчиков предложил использовать их как мишени для тренировочной стрельбы из пистолетов. И дело приняло такой оборот: поднявшись поутру, каждый пилот, выходя из землянки, в первую очередь стрелял в портрет бесноватого фюрера. Затем Гриша Синюта не без помощи аэродромщиков завладел целым складом немецких гранат "лягушек". Синюта - одессит, в самом начале войны воевал в пехоте. Почему и как туда попал - мы толком не знали, а он на этот счет не распространялся. Однако оружие пехоты: гранаты, пулеметы, автоматы разных систем - Гриша знал превосходно, и с его помощью мы взяли на вооружение и тоже начали использовать для тренажа немецкие "лягушки".

Как-то принялись бросать их на дальность. Чтобы как можно дальше забросить гранату, придумали усовершенствование. Привязывали "лягушку" к веревке и, раскрутив над головой, пускали в нужную сторону. Но вот одна граната оборвалась и, зловеще шипя, упала тут же, рядом с нами. Последовал взрыв... И вот результат. Те, кто успел упасть на землю, остались невредимы. А Коля Новиков и Дмитрий Глинка кинулись бежать, и осколками их ранило в ноги. Ранения, к счастью, оказались легкими. А шуму, конечно, было много.

Летчики постарше участия в подобных мероприятиях, как правило, не принимали, кроме Дмитрия Глинки. Он вообще был очень неровным: временами чересчур серьезным, а временами готов играть не только с нами, но и с детьми. При всей неустойчивости характера Дмитрий, однако, сумел сохранить лучшие свои качества: душевную чистоту, правдивость, самую искреннюю любовь к друзьям, живость и четкость мысли, которую легко было принять за трезвую практичность, умение найтись. Такие крайности как-то легко совмещались в нем.

Дмитрию Глинке и Александру Покрышкину в конце августа 1943 года присвоили звание дважды Героя Советского Союза. Со всех концов страны к Дмитрию полетели письма. Наш нештатный письмоносец Мария, будущая жена Василия Сапьяна, по профессии парашютоукладчица, чуть не мешками приносила их, преимущественно от девушек.

Почту, как правило, разбирал и я. Дмитрий требовал, чтобы ему зачитывали наиболее важные и патриотические письма. А это было трудно, так как все писали искренне, от души, желая скорейшей победы, поздравляли с боевыми наградами, предлагали знакомство, приглашали в гости...

Многие письма зачитывали и на комсомольских собраниях, а чаще после боевого дня в эскадрильях. Тут же находились земляки писавших, которые предлагали немедля готовить ответ с их подписью и конечно же с подписями всех Героев Советского Союза нашего полка. Завязывалась переписка. Фронтовики обещали громить фашистскую нечисть и победителями войти в Берлин. Ответные же письма шли с заверением, что труженики тыла сделают все возможное, чтобы обеспечить фронт всем необходимым для победы.

Одно из таких писем было подписано секретарем Запорожского райкома комсомола Валентиной Чистовой. Ответ запорожским комсомольцам по поручению летчиков эскадрильи подписывал и я. Вскоре комсомольцы Запорожья рассказали нам о своих трудовых успехах, а потом сообщили, что группа девушек во главе с их бывшим секретарем Валентиной Чистовой убыла на фронт.

Каких только не было встреч на войне! Волей случая с Валентиной Чистовой мы встретились на польской земле. Но об этом несколько позже...

Наступление наших войск продолжалось быстрыми темпами. Часто менялись аэродромы. В небе Донбасса и Приазовья храбро сражались летчики нашей, теперь уже Мариупольской гвардейской авиадивизии: братья Глинка, Николай Лавицкий, Иван Бабак, Василий Шаренко, Александр Клубов, Григорий Речкалов, Аркадий Федоров, Николай Трофимов, Андрей Труд, Алексей Закалюк, Василий Дрыгин, Александр Вильямсон, Александр Румм, Алексей Луканцев.