Виталий Бабенко - Чикчарни

• Название: Чикчарни
• Автор: Виталий Бабенко
• Жанр: Детективная фантастика

---

Виталий Бабенко Чикчарни

Документально-фантастическая повесть

I

Вопрос: что делать с трупом?

Пожалуй, на этот раз я по-настоящему влип. Взять бы лучше собственную голову за уши и открутить ее напрочь. Тогда действительно получится: две головы — пара.

Надо же — сам себя загнал в тупик. В совершенно незнакомой стране, на незнакомом острове, в чужом городе, с чудовищной видеомонеткой в кармане, из-за которой меня, вероятно, давно разыскивают очень серьезные люди в пиджаках свободного покроя, — а теперь к тому же труп на руках. В совокупности лет на двести тянет. И плюс триста «по рогам».

Как же я не распознал Аллана с самого начала, идиот! Где были мои глаза? Господи, скоро полтинник стукнет, в КОМРАЗе (КОМРАЗ — Комитет разоружений) уже семь лет работаю, а все не научусь элементарной физиогномике. Сейчас-то, на мертвом лице Аллана, все видно: в уголках глаз — «гусиные лапки», подчеркнутые загаром, кожа пористая, состояние подбородка и щек выдает многолетнее знакомство с бритвой. А я верил парню и держал за студента. Полагал — ему двадцать, от силы двадцать два. Куда там! Аллан всего на пятнадцать лет моложе меня. Был моложе, поправляю я себя, не сводя глаз с распростертого тела. В хорошей поре был человек — тридцать три года. Христов возраст. И в хорошей форме. Я ощупываю ребра. Нет, вроде целые, переломов нет. Но больно — ужасно! И во рту — такое ощущение, будто долго жевал стекло. Двух зубов нет. Бровь рассечена. Сильно тянет в низу живота — словно туда зашили мешок дроби. Ну да ладно: живы будем — не помрем. Вот только об Аллане этого уже не скажешь.

Ох и жилистый мужик! Кстати, это ведь тоже не юношеская характеристика. Мальчики с такими жилами мне что-то не встреча лись. Другое дело, что конституцию Аллана я впервые оценил лишь во время драки. Но зато когда он орал на нас с Лесли возле самолета, я уж точно должен был сделать определенные выводы. Лицо кирпичное, вены на висках взбухли, жилы на шее — словно два каната, меж которых, как поршень, ходит кадык. Впрочем, артист из Аллана был отменный. Он играл тогда взбешенного юнца — и роль ему удалась: мне и в голову не пришло заподозрить, что под личиной недоросля, угнавшего самолет, скрывается опытный и коварный враг.

А самый главный прокол — нашивка. Ну почему, почему я был так уверен с самого начала, будто это «инь» и «ян»? Аргумент «каждый-знает-что-это-так» не имеет никаких оправданий. Я-то ведь не каждый. За столько лет не усвоить, что две жирные запятые, соединенные в круг, — это не только символ древнекитайской натурфилософии, но и эмблема 29-й пехотной дивизии национальной гвардии США, — нет, таких лопухов надо убивать… Кстати, Аллан это и пытался сделать. В духе той самой древнекитайской философии. Если, конечно, «инь-ян» трактовать как «быть или не быть».

Когда я и Аллан с грехом пополам приземлились на набережной Стэффорд-Крика, когда нас выкрали, отвезли в Хард-Баргин и до прашивали в странном кубическом здании, — я, разумеется, и не вспоминал о нашивке. Но во время плавания на «содьяке» мы познакомились поближе, если необходимость совершать совместные действия в подобной ситуации можно назвать «знакомством». Тогда, в открытом море, качаясь в надувной лодчонке над непостижимой бездной «Языка Океана», я спросил Аллана о происхождении и на значении круглой эмблемы на правом рукаве его куртки.

Он ответил в традициях восточной дипломатии — уклончиво, многословно и с оттенком высокомерия: если собеседник распознает цитату — хорошо, если нет — ему же хуже.

— Когда в Поднебесной узнали, что красота — это красота, по явилось и уродство. Когда узнали, что добро — это добро, явилось и зло. Вот почему бытие и небытие друг друга порождают, трудное и легкое друг друга создают, короткое и длинное друг другом из меряются, высокое и низкое друг к другу тянутся, звуки и голоса друг с другом гармонируют, предыдущее и последующее друг за другом следуют. Вот почему мудрец действует недеянием и учит молчанием…

Я не стал изображать всезнайку и спросил прямо:

— Откуда это, мудрец?

— Книга «Дао дэ цзин», — кратко ответил Аллан. Самое удивительное — что мне этого хватило. Я успокоился и окончательно поверил в-«востокоманию» Аллана. Как будто офицеру 29-й легкой пехотной дивизии уставом запрещено увлекаться даосизмом и цитировать по памяти отдельные фрагменты из «Книги о Пути и Добродетели», приписываемой великому Лао-цзы.

…Я посмотрел на часы. До наступления темноты еще часа три. Как-нибудь дотяну, а там нужно будет решать, что делать с трупом.

Я еще и еще раз перебираю в памяти наши беседы с Алланом. Неужели у меня не возникало подозрений? Нет, честно признаюсь, не возникало. Он вел себя очень чисто — вплоть до разговора о Штутгарте. А вот на Штутгарте подорвался, словно на мине-ловушке. До сих пор не могу понять, как это у них произошло. Во всем остальном — безупречная подготовка, багамский москит носа не под точит, и вдруг — на тебе. Нагромождение нелепостей. Неужели они не знают, что я был в Штутгарте? Неужели в досье, собранном на меня, такие изъяны? Некрасиво, братцы. Непрофессионально. Нескладно…

Я сразу и не вспомнил, с чего это вдруг наш разговор перескочил на Штутгарт. Мы с Алланом вошли в гостиницу «Уильяме», зарегистрировались под чужими именами, получили ключи. Номер был средней руки. Впрочем, красиво жить мы не собирались. Наших соединенных капиталов едва хватало, чтобы, затаившись, прожить в Николс-Тауне несколько дней, а затем добраться морем до ближайшего безопасного пункта. Я мечтал попасть в кубинский порт Кайбарьен — до него по прямой, если двигаться строго на юг, менее полутораста миль. Аллан, как я теперь понимаю, мог помышлять только о Майями — это немногим больше ста миль на запад. В общем если бы мы не схватились в гостинице, то на катере, который мы собирались арендовать, в любом случае возникли бы определенные трения.

Итак, мы вошли в номер, заперли дверь, плюхнулись в кресла и только теперь смогли перевести дух. Наши глаза встретились, и мы расхохотались.

— Настоящий детектив! — восхитился Аллан.

— Голдстингер! — подхватил я, намекая одновременно на старый фильм про Джеймса Бонда и на ракету, которая чуть было не отправила нас на тот свет.

Аллан сначала не понял каламбура — или сделал вид, что не понял, — а потом закивал головой и согнулся в новом приступе хохота.

— Октощусси! — просипел он, давясь смехом, и выкинул в мою сторону правую руку со сжатым кулаком и оттопыренным вверх большим пальцем. Это, видимо, означало — отмочил так отмочил!

Теперь была моя очередь закатывать глаза и панибратски хлопать Аллана по плечу, одобряя ответный каламбур — не очень, правда, изящный: один из фильмов бессмертной «бондианы» назывался «Октопусси», и замена согласной в слоге с ударным «у» должна была, очевидно, служить намеком на мою фамилию — Щукин.

— Слушай, кто же все-таки эти деятели, а? — спросил он, отсмеявшись. — Сначала — ракета, потом — наш арест. Столько крови пролито… И Дадли уже нет… Сдается мне, главная фигура во всей этой истории — ты. То есть сначала ты гонялся за мной, а потом роли поменялись, и кто-то стал преследовать тебя. Так вот, что ты можешь сказать об этих «кто-то»?

Я молчал, соображая, надо ли мне рассказывать студенту университета Таллахасси Аллану Бетелу подробности деятельности Комитета вооружений.

Нет, конечно, история возникновения КОМРАЗа всем известна, основные его задачи также понятны большинству прогрессивных людей и разделяются практически всем человечеством: Комитет разоружений проводит в различных точках земного шара аукционы, на которых накопившаяся за десятилетия военная техника переходит из рук производителей в руки неправительственных мирных международных организаций, после чего разряженное и демонтированное оружие поступает на нужды мировой экономики, науки, культуры… Есть, конечно, и такие виды вооружений, которые не поддаются перелицеванию, к ним не применишь девиз «перекуем мечи на Орала», — тогда их просто уничтожают: в мировой практике разоружения уже много случаев, когда одни ракеты шли под пресс, другие — взрывались (разумеется, без начинки), когда отравляющие вещества сжигались, а радиоактивные материалы, упакованные в контейнеры, запрятывались глубоко-глубоко под землей. Впрочем, все это — о деятельности Комитета разоружений. Я же, поглядывая на Аллана, размышлял о другой организации — нелегальной, неуловимой, таинственной, о международной милитаристской организации, поставившей целью сорвать разоруженческие процессы, исказить идею аукционов, перехватить как можно больше военной техники и сконцентрировать ее в каких-то богом забытых местах, чтобы в нужный час она смогла заработать по прямому назначению. Знал ли Аллан об этих потайных пружинах мировой политики? Не выйду ли я за рамки отведенных мне полномочий, рассказав Бетелу о некоторых операциях, проводимых АрмКо? (АрмКо — Комитет вооружений)