Берли Догерти - Здравствуй, Никто

• Название: Здравствуй, Никто
• Автор: Берли Догерти
• Издательство: Колобок и Два Жирафа
• Жанр: Современная проза
• Год: 2001
• ISBN: 5-901319-01-Х

«Здравствуй, Никто» — этой фразой девочка-школьница начинает каждое письмо к своему еще не родившемуся малышу. В этом романе о любви двух школьников, которые узнают, что у них будет ребенок, вы найдете все, что можно ждать от хорошей книги: прекрасную идею, берущий за душу сюжет, а также простор додумывать то, что не сказано впрямую... Начав читать книгу, уже невозможно оторваться до самого конца.

Вся Англия не отходила от телеэкранов, когда транслировался сериал, снятый по этой умной, увлекательной, серьезной книге.

---

Том достал свою палатку и обнаружил в ней одну огромную дырищу плюс несколько маленьких. Мы просто глазам своим не поверили. Наконец я догадался, в чем дело: его палатка лежала в моей багажной сумке, и ее продырявила одна из разболтанных спиц на. заднем колесе. Боже, каких только проклятий мы не посылали в адрес велосипедной техники. Том выл, что он уже по горло сыт и этой жарой, и Францией, и, конечно же, моим обществом. Но это еще не все. Когда он отправился принять душ, я вытащил из сумки свой спальник и обнаружил, что он весь в масле.

Вечером, конечно, начался дождь. Том спал в моей палатке, а я остался без спальника. Да еще эта ерунда с колесом… Хорошо хоть ноги не так гудят, как в предыдущие дни. Тут появились еще две туристки и стали ставить палатку. На гравийной площадке это не так просто, они завозились, и Том решил им помочь, тем более, что разговаривать нам все равно было не о чем. Я читал «Ресторан на краю Вселенной», но безо всякого удовольствия. С берега реки донеслась музыка, там начиналась местная дискотека. Такой жуткой музыки я давно не слышал, этого ди-джея стоило поймать и утопить, да было лень вылезать из палатки. Том с девушками все же отправились туда. Проходя мимо, они хохотали, но я сделал вид, что читаю и ничего вокруг не слышу. Хотя под такую музыку читать было невозможно, и немного погодя я решил пойти и посмотреть, что там делается. Полная дрянь. Одна из двух девушек заметила меня и махнула рукой, чтобы я спускался к ним. Я не пошел. Вернулся в палатку, хотя на душе кошки скребли. Ее улыбка напомнила мне об Элен.

Том вернулся далеко заполночь и разбудил меня, чтобы радостно сообщить, что я пока веду 2:1 — у него палатка в дырах, а у меня велосипед накрылся и спальник весь в машинном масле. Почему-то это его страшно веселило.

— А еще знаешь что, Крис? — услышал я, засыпая. — Я влюбился!

На следующий день я оставил в велосипедном магазине девяносто франков за ремонт. Велосипед тоже пришлось оставить до вечера, и остаток дня я провел с книгой. Я закончил «Ресторан» и стал читать «Над пропастью во ржи». «Эта вещь изменит твою жизнь», — говорил про эту книжку Хиппи. Что ж, пора. Том с девушками развлекались как умели: играли во фрисби, гоняли местных собак и так далее. Причем смеялись они не переставая, я чуть от них не свихнулся. Девушки были из Уэльса. Их звали Брин и Менэ. Они путешествовали по Франции автостопом, что, по-моему, для девушек не подходит. Они постоянно переговаривались между собой на валлийском языке, мне это с самого начала не понравилось. Низенькая, Брин, была брюнеткой и болтала без умолку. Я старался не обращать на нее внимания, но она оказалась очень начитанной и все время спрашивала, до какого места я уже дочитал. Ненавижу, когда меня отвлекают от чтения всякими разговорами. Хотя улыбка у нее была и впрямь обворожительная.

В шесть я вернулся в город за велосипедом. Он выглядел как новенький! На обратном пути я купил вина, и мы пригласили девушек разделить с нами ужин. А когда вечером за рекой снова завели музыку, мы все вместе отправились вниз.

Было очень весело.

23 июля

Здравствуй, Никто.

Прошел ровно месяц с тех пор, как я рассталась с Крисом. Но легче не стало. Я не перестаю вспоминать о нем. Странно, что мы ни разу не столкнулись с ним на улице, он ведь совсем недалеко живет. Он словно бы исчез с лица земли. Знаешь, Никто, иногда я чувствовала себе намного более взрослой. И злилась, что он такой неисправимый романтик. А теперь поняла, что именно этого мне больше всего и недостает. Он думал, что если просто обнять меня и приласкать, все тотчас же встанет на свои места. Теперь мне кажется иногда, что он был прав.

Сегодня я наконец поговорила с матерью. Разговор получился тяжелый. Отец улетел куда-то со своей группой, а Робби копал огромную ямищу на заднем дворе, потому что вдруг решил, что мы обязаны совершить что-то для защиты окружающей среды, например, выкопать собственный пруд. Комната была залита солнечным светом. Я вызвалась принести для мамы стаканчик шерри, что ее несказанно изумило, впрочем, она согласилась. Себе я взяла апельсиновый сок со льдом. Рано тебе еще спиртное хлестать, головастик ты этакий!

Я рассказала ей, что окончательно разошлась с Крисом. Перед ней я не сдерживала ни боли, ни рыданий, я рассказала ей все. Она спокойно меня выслушала. Без обниманий и утешений, она этого просто не умеет. И хорошо, что так. Я не хотела выпускать из рук нить разговора.

Я сказала, что не хочу выходить за него замуж или жить с ним, потому что не хочу связывать на всю жизнь ни себя, ни его. В первую очередь я не хочу, чтобы Крис из-за меня пожертвовал университетом. И лучшим способом избежать этого было порвать с ним как можно скорее. Я затвердила свою речь назубок.

Мать дала мне высказаться, потихонечку потягивая шерри из рюмки. Потом она еще раз попросила меня подумать о том, чтобы отдать тебя на усыновление, на что я снова ответила решительно: нет, никогда. В тот момент ты топнул ножкой внутри меня. Не сомневаюсь, что ты все слышал. Мать вздохнула и не стала больше распространяться на этот счет, не стала накалять страсти.

— Что же ты собираешься предпринять? — Я рассказала ей, что я хочу подать документы в Шеффилд на музыкальное отделение, только дождусь, пока ты немного подрастешь, чтобы тебя можно было записать в университетские ясли. Возможно, мне удастся повторно подать документы в Манчестер, на композицию. Она скривила лицо, показав, что сильно сомневается в осуществимости этих планов. А я не сомневаюсь. Я знаю, что ребенок — еще не конец света. Наоборот, это начало чего-то нового. Еще я сказала, что, когда ты родишься, могу переехать к дедушке — он предложил мне пожить у них. При этих словах у нее глаза полезли на лоб. Она ведь не ходит к ним почти никогда. Наверное, потому, что не очень-то любит свою мать. Или ей неприятно, какой она стала теперь: старуха, одной ногой на том свете, у которой в голове ветер гуляет. Так я думала — и ошибалась. Оказалось, что там было что-то поглубже и посерьезней — намного серьезней.

— В том доме ребенку не место, — сказала мать.

Тогда я спросила ее о так поразивших меня словах бабушки.

До этого я уже целую неделю копалась в родительских бумагах в поисках своей метрики и их свидетельства о браке. Я чувствовала себя как вор, забравшийся в чужой дом в поисках драгоценностей. Вновь и вновь я обыскивала одни и те же места, на меня напала какая-то поисковая лихорадка, словно я потеряла часть своей жизни и никогда больше не смогу ее вернуть. Вот почему в этот момент, когда она, такая бледная и нервная, сидела передо мной, продолжая потягивать шерри из уже опустевшей рюмки, я призвала на помощь всю свою смелость и спросила напрямик: правда ли, что я родилась до того, как они с отцом поженились. Она закрыла глаза и вздрогнула, словно ее вдруг мороз пробрал. Мы слышали, как Робби поет во дворе, копая свою яму. Должно быть, с него пот градом катился от жары. Наверняка, он скоро прибежит домой попить водички, плюхнется на диван, неуклюже раскинув ноги и подозрительно разглядывая нас, словно чувствуя, что пропустил что-то интересное. Где-то в комнате жужжала навозная муха, наверное, в занавесках запуталась.

Нет, сказала мама, конечно, нет, они уже два года как были женаты, когда я родилась. Она взяла письмо, лежащее перед ней на столе, и стала обмахиваться им как веером.

— Какая жуткая жара! — она откинула волосы со лба.

Но я уже почувствовала себя гончей, учуявшей запах кролика, роющей землю всеми четырьмя лапами.

— Но какой-то ребенок все-таки был, правда? Иначе почему бабушка так сказала: «Яблоко от яблони недалеко падает»?

Я должна была все выяснить, понимаешь, Никто, для тебя, для себя. Я чувствовала, что это часть твоего прошлого, часть нашего будущего.

— Если не я, то кто? Где он?

Не твое дело, сказала она. И тогда, чувствуя, что где-то глубоко внутри я и есть она, так же как ты — это я, так же как она — та самая старуха, что днями напролет смотрит на мир сквозь просвет между шторами, — совершенно спокойно и невозмутимо я ответила ей, что это все-таки мое дело.

Чего ты пытаешься от меня добиться, Элен? — Я терпеливо повторила, что, судя по словам бабушки, я была внебрачным ребенком. Я еще раз повторила бабушкины слова: «порченая кровь». Нелегко было повторять их. «Яблоко от яблони недалеко падает». Я чувствовала, что причиняю боль и себе, и тебе.

— Неужели ты думаешь, что я на такое способна? — Ее голос стал резким, дрожал. — Неужели ты думаешь, что я могу совершить подобную мерзость?

Нет. Я уже сама не верила себе. Тогда она не сказала бы: «мерзость». Как можно назвать любовь мерзостью? Если бы она сказала «грех», или «глупость», или «безрассудство», тогда другое дело, но «мерзость»… Я даже спросила, была ли она когда-нибудь влюблена, что, пожалуй, было уж слишком дерзко. Но с ней так сложно разговаривать. Она закрывается и становится абсолютно непроницаемой. Не могу себе представить, какой она была в моем возрасте. Она все держит в себе, и от других ей тоже ничего не нужно.