Альфонс Доде - Тартарен из Тараскона

• Название: Тартарен из Тараскона
• Автор: Альфонс Доде
• Жанр: Классическая проза

Тартарен из Тараскона... Неустрашимый, великий, несравненный Тартарен. Герой, волею судеб, живущий в маленьком провинциальном городке. Как же тяготила его эта сытая, спокойная жизнь! Он жаждал приключений. Бедный великий человек изнывал от тоски. Подобно бессмертному Дон Кихоту, он пытался силой своих грез вырваться из тисков неумолимой действительности. И ему, так же, как и его знаменитому предшественнику, всюду мерещились они. Они – это война, путешествия, слава... Хуже всего то, что в Тартарене жили два человека. Он обладал душой Дон Кихота и телом Санчо Пансы. Представляете, как они «ладили»? Это была непрерывная междоусобная война. Одним словом, с нашим героем не соскучишься!

---

Надвигалась ночь. Теплый, влажный ветер гнал разорванные облака по небу, где хотя и смутно, но все еще виден был серый пепел дотлевавшего заката. Приятели шли рядом по направлению к Флюэлену; оба похожие на тени, они двигались молча, натыкаясь на безгласные тени проголодавшихся туристов, шедших обратно в отель, – двигались до тех пор, пока дорога не превратилась в длинный, тянущийся вдоль берега туннель, местами открытый со стороны озера наподобие террасы.

– Остановимся здесь… – Голос Бомпара гулко, подобно пушечному выстрелу, прокатился под сводами туннеля.

Они сели на парапет и невольно залюбовались чудесным видом на озеро, к которому сбегали густо разросшиеся черные ели и буки. Дальше виднелись более высокие горы, вершины которых тонули во мраке, а за ними еще и еще – те представляли собой нечто совсем уже неясное, голубоватое, похожее на облака. Между ними в расселинах залегли едва различимые белые полосы ледников. И вдруг эти ледники засверкали радужными бликами – желтыми, зелеными, красными. Гору освещали бенгальским огнем.

Из Флюэлена взлетали ракеты и рассыпались многоцветными звездами, венецианские фонари мелькали на невидимых лодках, сновавших по озеру, – оттуда доносились звуки музыки и веселый смех.

Точь-в-точь декорация для феерии, заключенной в рамку геометрически правильных, холодных гранитных стен туннеля.

– Какая, однако, забавная страна Швейцария!.. – воскликнул Тартарен.

Бомпар расхохотался.

– Какая там Швейцария!.. Во-первых, никакой Швейцарии на самом деле и нет!

5. Откровенный разговор в туннеле

– Швейцария в настоящее время, господин Тартарен, – а, да что там!.. – просто обширный курзал, открытый с июня по сентябрь, только и всего, казино с панорамами, куда люди отовсюду съезжаются развлекаться, и содержит его богатейшая Компания, у которой миллионов этих самых куры не клюют, а правление ее находится в Женеве и в Лондоне. Можете себе представить, сколько потребовалось денег, чтобы взять в аренду, причесать и приукрасить весь этот край с его озерами, лесами, горами и водопадами, чтобы просодержать целое войско служащих и статистов, чтобы отстроить на вершинах гор отели с газом, с телеграфом, с телефоном!..

– А ведь верно, – вспомнив Риги, вслух думает Тартарен.

– Как же не верно!.. А вы еще ничего не видели… Заберитесь подальше – во всей стране вы не найдете ни единого уголка без эффектов и бутафории, как за кулисами в оперном театре: водопады, освещенные a giorno [ярким светом (итал.)], турникеты при входе на ледники, а для подъема – сколько угодно гидравлических двигателей и фуникулеров. Только ради своих английских и американских клиентов Компания заботится о том, чтобы некоторые наиболее известные горы – Юнгфрау, Монах, Финстерааргорн – казались дикими и опасными, хотя на самом-то деле риска там не больше, чем в других местах.

– Ну, хорошо, мой друг, а расселины, эти страшные расселины… Если туда упасть?

– Вы упадете на снег, господин Тартарен, и даже не ушибетесь. Внизу, на дне расселины, непременно найдутся носильщики, охотники или еще кто-нибудь; вас поднимут, почистят, отряхнут да еще любезно спросят: «Не надо ли понести вещи, сударь?..»

– Да что вы мне голову морочите, Гонзаг?

Но Бомпар, придав себе еще больше важности, продолжает:

– Содержание этих расселин составляет один из самых крупных расходов Компании.

На минуту в туннеле воцаряется молчание, и вокруг тоже все затихает. Погасают разноцветные огни, не взлетают больше ракеты, и не скользят по озеру лодки. Но зато восходит луна, и под ее неуловимым голубоватым светом с врезающимися в него клиньями глубокой тени все становится каким-то неправдоподобным…

Тартарен не знает, верить или не верить приятелю. Он припоминает все то необычайное, что ему довелось видеть за эти несколько дней, – восход солнца на Риги, комедию с Вильгельмом Теллем, – и ему начинает казаться, что в россказнях Бомпара доля правды есть: ведь в каждом тарасконце краснобай уживается с простаком.

– А как же все-таки вы объясните, мой друг, страшные катастрофы… Сервенскую, например?..

– Это произошло шестнадцать лет назад, господин Тартарен, Компании тогда еще не было.

– Ну, а случай на Веттергорне в прошлом году, когда погибли два проводника вместе с путешественниками?..

– А, черт подери, да ведь надо же хоть чем-нибудь приманить альпинистов!.. Англичане не полезут на гору, где никто никогда не сломил себе шею… Веттергорн с некоторых пор захирел, а после этого незначительного происшествия сборы немедленно поднялись.

– Ну, а как же два проводника?..

– Целы и невредимы, так же как и путешественники. Проводников только убрали с глаз долой, полгода продержали за границей… Дорогостоящая реклама, но Компания достаточно богата, чтобы позволить себе такую роскошь.

– Послушайте, Гонзаг…

Тартарен встал и положил руку на плечо бывшему буфетчику.

– Ведь вы не желаете мне зла. Чтэ? Ну так вот, скажите мне по чистой совести… Сами знаете, альпинист я неважный.

– Очень даже неважный, что верно, то верно!

– А как вы думаете: могу я все-таки без особого риска попытаться взойти на Юнгфрау?

– Головой вам ручаюсь, господин Тартарен… Доверьтесь проводнику, только и всего!

– А если у меня голова закружится?

– Закройте глаза.

– А если я поскользнусь?

– Ну и что ж такого?.. Здесь все как в театре… Все предусмотрено. Опасности ни малейшей…

– Ах, если б вы все время находились при мне и напоминали мне об этом!.. Пожалуйста, голубчик, сделайте доброе дело, пойдемте вместе!..

На что бы лучше! Но, увы, до конца сезона Бомпар связан с перуанцами. Тартарен выразил удивление по поводу того, что Бомпар принял на себя обязанности посыльного, прислужника.

– Ничего не поделаешь, господин Тартарен!.. Наше дело маленькое… Компания имеет право распоряжаться нами, как ей заблагорассудится.

И тут Бомпар давай перечислять все свои превращения за три года: проводник в Оберланде, игрок на альпийском роге, заядлый охотник на серн, ветеран, служивший еще при Карле X51, протестантский пастор, проповедующий в горах…

– Это еще что такое? – с изумлением спрашивает Тартарен.

– Да, да! – не моргнув глазом, продолжает Бомпар. – Если бы вы путешествовали по немецкой Швейцарии, то не раз могли бы заметить на головокружительной высоте пастора, проповедующего под открытым небом со скалы или с кафедры, которой ему служит неотесанная деревянная колода. Вокруг него в живописных позах располагаются пастухи, сыровары с кожаными фуражками в руках, женщины, одетые и убранные так, как принято у них в кантоне. Вид прелестный: луга, травянистые или же только что скошенные, потоки, сбегающие с гор на дорогу, стада, позвякивающие тяжелыми колокольцами на каждом уступе, и все это – э-эх! – все это одна декорация, все это фигуранты. Но об этом знают только служащие Компании: проводники, пасторы, посыльные, трактирщики, и в их интересах не разглашать тайны, иначе можно лишиться клиентов.

Огорошенный альпинист молчит, что всегда является у него признаком наивысшего потрясения. В глубине души у него еще остаются некоторые сомнения в достоверности Бомпаровых сведений, но все же он приободряется, – восхождение на Альпы уже не кажется ему таким страшным, и его беседа с Бомпаром становится все веселее. Приятели говорят о Тарасконе, о том, что они оба вытворяли в молодости.

– Кстати о проказах, – вдруг вспоминает Тартарен, – со мной сыграли славную шутку в «Риги-Кульм»… Представьте себе, нынче утром…

И он рассказывает о письме, приклеенном к зеркалу, особенно подчеркивая обращение «Чертов француз».

– Ведь это мистификация! Чтэ?..

– Не знаю… Может быть…

Бомпару дело все же представляется серьезнее. Он спрашивает, не вышло ли у Тартарена на Риги с кем-либо истории, не сказал ли он чего-нибудь лишнего.

– Чего-нибудь лишнего? Да будет вам! С англичанами да с немцами рта не раскроешь – они немы как рыбы: это у них называется хорошим тоном.

Подумав, Тартарен, однако, вспоминает, что он повздорил – и притом крупно – с каким-то казаком, неким Ми… Милановым.

– Маниловым, – поправляет Бомпар.

– А вы его знаете?.. По-моему, этот самый Манилов обозлился на меня из-за русской девушки…

– Да, да, из-за Сони… – озабоченно бурчит Бомпар.

– А вы и ее знаете? Ах, мой друг, это жемчужина, это очаровательная серенькая куропаточка…

– Соня Васильева… Она выстрелом из револьвера убила на улице председателя военно-полевого суда генерала Фелянина, который приговорил ее брата к пожизненной каторге.

Соня – убийца! Этот ребенок, эта блондиночка… Тартарену не верится. Но Бомпар приводит неопровержимые доказательства, описывает во всех подробностях это громкое дело. Вот уже два года, как Соня живет в Цюрихе, где поселился потом ее чахоточный брат Борис, бежавший из Сибири. Все лето она заставляет его дышать чистым горным воздухом. Бомпар часто встречал их в кругу друзей, таких же, как они, заговорщиков, эмигрантов. Васильевы, люди очень неглупые, очень энергичные, все еще довольно состоятельные, возглавляют партию нигилистов вкупе с Болибиным, который убил шефа жандармов, и Маниловым, который в прошлом году устроил взрыв в Зимнем дворце.