Эмманюэль БОВ - МОИ ДРУЗЬЯ

• Название: МОИ ДРУЗЬЯ
• Автор: Эмманюэль БОВ
• Жанр: Классическая проза

---

Было поздно. Я торопливо поднялся, глаза, как щелки, щека смята скомканной простыней, как лист бумаги

Одевшись, я долго причесывался.

Моя щетка такая старая, что ее щетина застревает в одежде

Мне пришлось вытаскивать щетинки одна за другой.

Потом я вышел.

Прекрасный день весны. Солнце над головой. Я наступаю на свою тень.

У меня есть безопасная бритва. Но лезвие бреет плохо.

Поэтому я вошел в парикмахерскую.

Хозяин подметал волосы. Он был без пиджака. Металлические резинки окружали его руки поверх локтей. Заколка придерживала галстук.

Побрил он меня очень хорошо.

Ровно в три часа, с натянутой кожей, с припудренным лицом я постучал в дверь Бийара.

Нина должна меня ждать.

Вены на моей руке были толще, чем обычно.

Никто мне не ответил. Нина, по причине кокетства, должно быть, заставляла меня ждать.

Я постучал, на этот раз сильней.

Прижав ухо к двери, я слушал. Таким манером слышно лучше.

Ни один звук не нарушал молчания.

Тогда забарабанил кулаком. Все то же молчание. Нины там не было. Поскольку не было там никого, я заглянул в замочную скважину. Я увидел низ окна со шторой, слишком длинной.

Нина меня не ждала; Нина меня не любила.

Внезапно меня охватил дурацкий ужас. Если девушка мертва, там, в комнате, меня заподозрят.

Я поспешно спустился по лестнице, спрыгивая с двух последних ступенек каждого марша.

Таким образом закончились мои отношения с четой Бийаров. Я больше к ним не приходил, даже чтобы вернуть свои пятьдесят франков.

Я избегаю площадь Сен-Мишель. А если бы Бийар захотел, мы могли быть счастливы.

Я ищу друга. Я думаю, что не найду его никогда.

ПЛЕМЯШ, МОРЯК

Я люблю бродить вдоль Сены. Доки, водохранилища, шлюзы наводят меня на мысли о каком-то дальнем портовом городе, где мне хотелось бы жить. Я вижу в воображении девушек и моряков, которые танцуют, флажки, неподвижные суда с мачтами без парусов.

Эти мысли не длятся долго.

Набережные Парижа не очень радушны: лишь на мгновение они могут быть похожи на туманные города моей мечты.

Однажды после полудня в марте я прогуливался по набережным.

Было пять часов. Ветер надувал мою накидку, как юбку, и заставлял меня держаться за шляпу. Время от времени витражные окна прогулочной баржи пробегали по воде быстрей сквозняка. Влажная кора деревьев поблескивала. Не поворачивая головы, можно было видеть башню Лионского вокзала с ее часами, уже освещенными. Когда ветер унимался, пахло подсохшими сточными канавами.

Я остановился и, облокотившись о парапет, грустно смотрел перед собой.

Трубы буксиров падали назад на подходе к мостам. Натянутые кабели переплетали баржи, обитаемые в центре. Длинная доска соединяла наливную баржу с сушей.

Рабочий, который пробирался по ней, подпрыгивал на каждом шагу, как на пружинном матрасе.

У меня не было намерения умереть, но подчас мне нравится вызывать жалость. Как только приближается прохожий, я прячу лицо в ладонях и начинаю всхлипывать, как после плача. Люди, удалившись, оглядываются…

На прошлой неделе я едва не бросился в воду, чтобы выглядеть искренним.

Я созерцал реку, думая о галльских монетах, которые должны были быть на ее дне, когда хлопок по плечу заставил меня вскинуть локоть – инстинктивно.

В смущении от своего испуга я повернулся.

Передо мной стоял человек в морской фуражке, во рту окурок сигареты, а на запястье поржавелая пластинка удостоверения личности.

Поскольку я не услышал, как он подошел, я посмотрел на его ноги: он был в эспадрильях на джутовых подошвах.

– Я знаю: вы хотите умереть, – сказал он мне.

Я не ответил: молчание делало меня интригующим.

– Я знаю это.

В моих глазах не было слез, я их закрыл. Последовало молчание, потом я прошептал:

– Это так, я хочу умереть.

Наступила ночь. Газовые фонари зажигались сами по себе один за другим. Небо было освещено только с одной стороны.

Незнакомец наклонился и сказал мне на ухо:

– Я тоже хочу умереть.

Сначала я подумал, что он шутит; но поскольку руки его дрожали, я вдруг испугался, что он искренен и что он пригласит меня умереть вместе с ним.

– Да, я хочу умереть, – повторил он.

– Неужели?

– Хочу умереть.

– Нужно надеяться на будущее.

В молчании моей головы я люблю слова "надеяться" и "будущее", но как только их произношу, мне кажется, они теряют смысл.

Я подумал, что моряк взорвется хохотом. Но он и глазом не моргнул.

– Надо надеяться.

– Нет… нет…

Я принялся говорить без умолку, чтобы отговорить его от смерти.

Он меня не слушал. Он стоял прямо, опустив голову, повесив руки, и был похож на разорившегося банкира.

К счастью, он, казалось, забыл, что у меня тоже было намерение покончить с собой. Я позаботился о том, чтобы не напоминать ему об этом.

– Пойдемте, – сказал я в надежде покинуть набережную.

– Да, пойдем к воде.

До этого камень парапета леденил мне локти. Сейчас холод пробрал все тело.

– К воде? – спросил я.

– Да… пора кончать.

– Слишком темно. Лучше вернемся завтра.

– Нет, сегодня.

Бежать было бы трусостью. Моя совесть не простила бы мне этого до конца жизни. Нельзя позволять людям умирать. Мой долг был спасти человека. Но человек этот вообразил себе, что я хочу утопиться, и, если в последнюю минуту я откажусь, то он способен меня к этому принудить. Матросы имеют обыкновение волочить баржи за канаты. Затянуть с собой человека за руку для них, наверное, труда большого не составить.

– Все-таки лучше завтра, друг мой.

Отчаявшийся поднял голову. На нем был английский френч без пуговиц. Он их, конечно, продал. Под этим френчем свитер с распустившимся воротником, на животе складки. На месте одного зуба у него их было два. Из ушей торчали волосы, которые можно было пересчитать. Литровая бутылка с новой пробкой наполовину вылезала из кармана.

Он взял меня под руку и подвел к маленькой лесенке. Опустив глаза, я увидел железные ступеньки и выступ над водой.

Я спустился медленно, ставя обе ноги на ступеньку прежде, чем продолжать спуск, как будто у меня был деревянный протез.

Я держался за плоские, тонкие перила и, чтобы оттянуть самоубийство, делал вид, что боюсь упасть.

Пальцы моряка вцепились между моим бицепсом и костью. Время от времени, чтобы освободиться, я поднимал руку: это было бесполезно.

На выступе был ящик с гравием, инструменты, принадлежащие городу Парижу, плетеный сундук, прикованная тачка. Я видел темный низ моста и крышу автобуса, проходившего по набережной. Порывы ветра толкали меня в спину.

– Вдвоем умирать легче, – заметил спутник.

Вне всякого сомнения, этот моряк решил утопиться. Он считал, что я за ним последую. Хотелось бы, чтобы он продолжал в это верить. Нам не нравится, когда другие подозревают, что смерти мы боимся.

На берегу Сены мы были, как на берегу пруда. Набережной больше не существовало. Я находился так близко от реки, что это меня удивляло. Кто бы мог подумать, видя Сену, протекающую между домами, под каменными мостами, что можно настолько к ней приблизиться.

Невольно я подумал, как всегда, когда вижу пространство воды, что не умею плавать.

– Что? двинем дальше, – сказал незнакомец, – не то течение нас вынесет прямо на быки моста.

Я немедленно с ним согласился.

Своды моста сотряс трамвай. Я испугался, что они рухнут. Каждый раз, когда я прохожу под мостом, меня охватывает один и тот же ужас. Гравий скрипел у нас под ногами, как пиленый сахар.

– Но отчего вам так хочется умереть? – спросил я.

– Я не ел уже три дня. Мне негде спать.

– Есть приюты для бездомных.

– Меня там знают. И больше не хотят.

Блики отвесно втыкались в Сену. Поверхность реки волновалась, будто под водой были тюлени. На противоположной набережной дома, из-за тени, казалось, спускаются прямо к реке, как в Венеции.

– Давай, смелее, – сказал моряк. – Одна неприятная минута. А после вечный покой.

– Вы в этом уверены?

– Да… давай… смелей.

Его рука, которая сжимала меня в том же месте, вызывала у меня ужас, равный тому, который производит краб, когда, вами не замеченный, впивается вам в ногу.

– Вы меня сначала отпустите.

Я не хотел с собой кончать, но даже если б я решился это сделать, я не хотел бы, чтобы кто-нибудь меня держал при этом. Необходимо быть всецело независимым, чтобы себя убить. Самоубийство ведь не просто смерть.

Вопреки моему ожиданию незнакомец немедленно исполнил мою просьбу.

Воздух хлынул мне в легкие, будто держал он меня не за руку, а за горло.

Моряк наклонился и двумя плохо гнущимися пальцами проверил температуру воды.

– Холодновато, – сказал он, вытирая свои пальцы.