Ярослав Вейс - День на Каллисто (антология)

• Название: День на Каллисто (антология)
• Автор: Ярослав Вейс
• Издательство: издательство "МИР"
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1986

В сборник вошли произведения (70–80-х гг.) чешских и словацких писателей-фантастов — как уже хорошо известных, и не только в Чехословакии, но и в других странах (Й.Несвадба, Л.Соучек, З.Вольный), так и молодых, пробующих свои силы в этом увлекательном виде литературы.

Составление А.Машкова и Г.Матвеева-Мунипова, предисловие К.Булычева, послесловие Онджея Неффа.

---

Но, видимо, Тейфель сел на своего любимого конька.

— Представьте себе на минуту, — хихикая, продолжал он, — как нас оценивают насекомые, нас, венец творения живой материи. К примеру, как они относятся к нашим почти не сохранившимся инстинктам, длительному поиску и выбору самки, к созданию гнезда и борьбе за существование среди таких же убогих, обделенных особей.

— Но разве допустимо такое сравнение? — Алан был потрясен.

— А почему бы нет? С биологической точки зрения насекомые — высокоорганизованные живые существа, а некоторые их виды, например муравьи, не изменились за миллионы лет эволюции. Поэтому их смело можно считать первопроходцами нашей планеты. Разумеется, позвоночные во главе с человеком ушли от них намного вперед, но этот прогресс только кажущийся. Конечно, наша нервная система и мозг невероятно, просто-таки фантастически справляются с непредвиденными обстоятельствами в экстремальных условиях, которые порой случаются в нашем беспокойном мире. Но такое совершенство приобретается дорогой ценой в процессе продолжительного и напряженного обучения в детстве и отрочестве. Да, да, господа, мозг у нас совершеннее, чем у насекомых, но если бы не эта деталь, то не берусь предсказывать, не берусь…

Спенсер посмотрел на мертвый лес на другом берегу реки. Профессор поймал его взгляд.

— Да, наша планета на волоске от гибели, может случиться — она станет яблоком раздора между насекомыми и человеком: ведь насекомые нуждаются в растениях, а не в человеке. Человек для них — лишь Filaria Baucroiti или иной страшный паразит. Поэтому-то они его уничтожают.

— Но у человека есть надежды, мечты, планы, а главное — способность осуществить их! Я бы никогда не смирился с уготованной мне ролью, — взорвался Алан.

— Вы в этом уверены? — спросил Тейфель, сощурив глаза за толстыми стеклами очков. — Я — нет.

— Человеческому разуму и воле природа не может противопоставить ничего равноценного! — горячился Алан.

— Постойте, Брэкфорд, — профессор поднял указательный палец, — а инстинкт? Это то, о чем человек давно забыл, что у него отмерло. Насекомые же не только сохранили инстинкт, но и развили его. Инстинкт — великое дело: все уметь с самого рождения, не тратить времени на обучение, особенно если иметь в виду кратковременность человеческой жизни и тот факт, что большую часть мы тратим на сбор информации. И едва человек научится использовать свое богатство, разум, как отправляется в загробное путешествие, разве не так? — Тейфель испытующе посмотрел на присутствующих. — Затраты не окупаются, они неэкономичны. Само собой, — глаза профессора как буравчики сверлили слушателей, — насекомые должны были чем-то поступиться, коль скоро хотели выжить. И вот вам результат: они отказались от длительного процесса обучения, предпочтя ему простой и целесообразный инстинкт. Руководствуясь инстинктом, они победили в суровой борьбе за существование.

— К черту ваши бредовые россказни! — взорвался Спенсер. — Объясните мне лучше, почему эти букашки не в состоянии справиться с нами, почему они не объедят нашу несчастную планету?

— Всему свой час, — профессор смерил его холодным взглядом. — Вы же прекрасно знаете. Спенсер, не хуже меня, что инстинкт нельзя пустить в ход в любой момент, так сказать, оперативно. Вот почему насекомые, несмотря на свою огромную плодовитость и инстинкт, который по совершенству можно сравнить разве что с разумом человека, до сих пор представляют собой убогую разновидность животных, низшего класса. Вместо того чтобы самим научиться управлять своими инстинктами, они позволяют именно с их помощью поработить себя.

— Вы противоречите самому себе, профессор, — возразил ему Алан. — С одной стороны, вы ставите насекомых на один уровень с человеком, с другой — уготовили им второстепенную роль.

— Ну и что? — Тейфель встал в позу. — Взгляните на меня: бывший уважаемый профессор Гейдельбергского университета, светило биологической науки Германии, а ныне… — он скривил губы, — ныне скиталец, нашедший пристанище в джунглях среди дикарей. — Он помолчал. — С насекомыми происходит подобное же. В них дремлет безудержная сила. Как бы вам это объяснить: они напоминают вулкан, который вот-вот пробудится. — Он задумчиво уставился в пустоту. — И тот, кто его пробудит…

Алан перебил его.

— Вы здесь с экспедицией?

— Я, с экспедицией? — Тейфель громогласно захохотал. — Впрочем, это допустимо. Да, милейший, с экспедицией, причем я торчу здесь весьма долго, так что все мне опротивело. Я здесь с того момента, когда фюрер… — Тут он осекся и подозрительно уставился на Алана. — А почему у вас возник такой вопрос? И вообще, вы оба что здесь делаете? Как вы сюда попали?

Вопросы сыпались градом. Вдруг, словно опомнившись, Тейфель схватил стакан виски и залпом выпил его.

— Простите, господа, так на меня действует погода…

Наступило неловкое молчание. Его нарушил Спенсер.

— Вы говорили, что в насекомых заложена сила.

— Ах, да, — Тейфель оживился. — Знаете, господа, кто управляет этой силой, инстинктом, кто определяет аспекты его применения, тот, считайте, владыка мира. Возьмем, к примеру, координацию нашествий муравьев, саранчи или иных насекомых. Тот, кто этим управляет, выходит, правит всем человечеством — ведь от него зависит, будет ли у людей пища. Вы только вообразите тучи колорадских жуков на картофельных полях или саранчи, обирающей урожай на территориях многих стран. Как, по-вашему, смогут ли жители этих стран предотвратить или защититься от него?

— Тут вы правы, — кивнул головой Спенсер, внимательно слушавший монолог профессора. — Но ведь вот в чем загвоздка: если развязать бактериологическую войну, кто ее прекратит? Насекомые, к сожалению, не разбираются в большой политике, а понятие «граница» им ни о чем не говорит…

— А вы уверены, — профессор загадочно улыбнулся, — что не существует кто-либо, кому подвластны насекомые?

— Глупости! — не сдержался Алан.

— Вы так полагаете? — спросил Тейфель.

— Как можно допустить, чтобы кто-то управлял насекомыми!

Профессор быстро поднялся и жестом позвал Умару, который стоял поодаль рядом с проводниками-гребцами. Индеец задрожал и подошел к палатке. Профессор улыбнулся. Умару стоял перед ним, опустив глаза в землю.

— Ты указываешь дорогу белым людям? — обратился Тейфель.

Умару кивнул. Алан заметил, что он дрожит от страха.

— Ты видел, как маленькие-маленькие красные букашки съели черного человека?

— Да, — с трудом выдавил из себя индеец, у которого от ужаса зуб на зуб не попадал.

— Ты ведь знаешь, что эти букашки могли съесть и тебя, и твоих собратьев, и обоих белых господ?

— Красные букашки жрут все, великий господин.

«Так он ко мне никогда не обращался», — подумал Алан.

— А кому подчиняются маленькие-маленькие красные букашки? — тихо спросил Тейфель.

— Курупиру… — заикаясь, произнес индеец, — курупиру.

То, что произошло в следующий момент, Алан никак не мог объяснить. Умару, гордый, всегда спокойный Умару, завопил истошным голосом, будто в живот ему всадили отравленный шип, повернулся и бросился наутек по поляне, на которой воздух дрожал от палящего солнца. Вскоре его фигура, мелькнув между высокими стволами, пропала в сумраке леса. Но до оставшихся еще долго доносились вопли обезумевшего от страха индейца. Проводники упали на колени. Профессор ласково взглянул на них, прошептав:

— Они-то в меня верят.

У Алана было такое чувство, что профессор Тейфель решил прочно обосноваться в излучине реки. Индейцы соорудили ему уютную хижину, крытую пальмовыми листьями. Хижина состояла из двух помещений — одно служило спальней, в другом была оборудована лаборатория современного типа. Большую часть приборов индейцы привезли на каноэ откуда-то с гор, от истока реки.

— В принципе обычная аппаратура энтомолога, — видя недоумение Алана, пояснил Спенсер. — Но, если приглядеться внимательнее, очень смахивает на мастерскую радиолюбителя. У этого старикана отличные связи с цивилизованным миром. Я как-то одним глазком глянул на его инструменты. В основном производство ФРГ, всемирно известная фирма…

Алан едва сдержался, чтобы не спросить, каким образом Спенсеру, которого профессор явно недолюбливал, удалось проникнуть в лабораторию? Но он промолчал. Тейфель весьма правдоподобно объяснил, что всем необходимым его обеспечивают индейцы (у них профессор, это было ясно даже на первый взгляд, пользовался огромным уважением); именно они привозят провиант и инструменты по малодоступным дорогам.

Дни проходили без особых приключений. Вечера они проводили в жарких дебатах. Профессор вспоминал о годах совместной учебы с отцом Алана, был общителен и весьма любезен. Алан несколько раз заводил разговор о возвращении домой, но Тейфель неизменно уклонялся от этой темы. Умару по-прежнему не возвращался в лагерь, и Алан считал себя в какой-то мере виноватым. Тейфель посмеивался: