Пол Керни - Путь к Вавилону

• Название: Путь к Вавилону
• Автор: Пол Керни
• Издательство: Мир
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1996

Первый на русском языке роман молодого, но уже снискавшего популярность английского писателя, написанный в журнале «фэнтези». В книге причудливо переплетаются события в современной Великобретании и в прекрасной, вымышленной средневековой стране, скрытой в неприступных горах северной Шотландии. Распутывая интриги и преодолевая опасности, теряя верных друзей и любимых женщин, главный герой романа постигает, наконец, смысл своего существования на земле.

---

Он окинул взглядом комнату. Теперь ничто не указывало на то, что она вообще была. Жила. Кроме могилы в Портри и, возможно, пятен крови на камнях Сгарр Дига — Алой Горы. Впрочем, дожди и снега давно уже смыли кровь.

И теперь ничего не осталось.

Это несправедливо. Просто несправедливо.

Он взял посох и вышел из дома; там его встретило суровое море и свинцовое небо, и волны с шипеньем набегали на гальку.

Он принялся собирать всякую всячину, выброшенную на берег прибоем, отчасти — в силу привычки, отчасти — затем, чтобы отвлечься от мрачных раздумий. Прошлой ночью был шторм, и добыча выдалась богатой. Неизбежные садки для рыбы, обрывки лески, пластиковая бутылка, несколько обтесанных деревяшек и дохлый тюлень. Серый тюлень; у него было срезано полголовы, так что с одной стороны на Ривена глядел мертвый все еще влажный глаз, — карий, — а с другой щерился оголенный череп. Должно быть, задело винтом. Он пнул тюленя, туша грузно перевалилась со спины на брюхо.

По привычке Ривен сложил добычу у дома. На северной стороне не было окон. Ветер легонько дернул его за бороду. Ривен машинально поскреб пятерней подбородок.

Он тщательно вычистил домик, подмел и протер влажной тряпкой каменный пол, вынес проветрить постельное белье и подушки. Торфа здесь более чем достаточно, до конца зимы хватит с избытком, — дом пустовал давно. В воде недостатка нет, поблизости протекает ручей, надо только немного подняться вверх по течению, куда не доходит прилив. Единственное, с чем могут возникнуть проблемы, — так это с едой, как всегда было в Кемасанари. Здесь, правда, есть неплохой погреб с большой морозильной камерой, подключенной прямо к генератору, но за долгие месяцы, пока дом простоял заброшенным, агрегат этот пришел в негодность. Ривену пришлось повозиться, перебрать двигатель генератора и привести его в более-менее божеский вид, после чего двигатель весело забубнил.

Всю ночь и на рассвете в долине вопили олени-самцы. Древний, первозданный клич. Глядя в пламя очага, повернувшись спиной ко тьме снаружи, Ривен слушал их вопли, словно какой-то пещерный житель на заре истории, пережидающий зиму.

Берег моря в том месте, где стоял домик, был крутым и каменистым; зимой дорога к Лох-Корайску и Гленбриттлу была просто жуткой, особенно у Крутой Пади, которая и в лучшее время года представляла опасность для путников. Ривен принялся заново знакомиться с этим местом, взбираясь на обломки скал и утесы, что нависали над пенящимся морем — насупленные и суровые, дозорные Квиллин. Большей частью он шел по оленьим тропам, иногда — на четвереньках, карабкаясь по каменным выступам, заросшим вереском. С вершины утеса высоко над головой Ривена взмыл в небо орел; перья на его крыльях растопырены, точно пальцы.

Потом, когда силы его уже были на исходе, Ривен остановился и постоял, привалившись к заросшему мхом валуну, пока огонь в ногах у него не унялся и он не смог идти дальше. Он пытался заставить себя быть сильным и делал это, может быть, излишне жестко, не позволяя себе никакой, даже маленькой, слабости. Он измотал себя до предела, но зато получил вознаграждение — забвение, — как только в тот вечер его голова прикоснулась к подушке. Он твердо решил продолжать в том же духе, не давая себе послабления. С каким-то садистским удовлетворением он специально выбирал самые сложные маршруты вдоль каменистого берега и предгорьям.

На следующий день он пошел к Лох-Корайску и увидел в озере выдру. Ее темная голова то погружалась в воду, то выступала из нее, и сначала он принял ее за тюленя, но потом разглядел в цепких лапках буек, оставленный рыбаками, и остановился понаблюдать. Зверюшка утягивала буек под воду, потом разжимала лапки, и он выпрыгивал на поверхность. Выдра забавлялась буйками, снова и снова, в каком-нибудь десятке ярдов от каменистого берега. Ривен смотрел на эту картину безлюдного горного озера с забавляющейся выдрой как зачарованный, и пошел домой, только когда совсем проголодался.

Чтобы как-то поправить плачевную ситуацию с едой, Ривен разыскал в чулане свою винтовку 22 калибра и отправился поохотиться. Побродив по долине с полчаса, он наткнулся на куропаток и подстрелил двух, а затем еще зайца; потом погода испортилась, и Ривену пришлось вернуться. Дома он общипал, освежевал и выпотрошил свою добычу, причем проделал все это едва ли не с удовольствием. Он давно уже не использовал это свое умение — не было случая. Он припомнил промозглые биваки в Дартмуре, как они там пытались зажарить тощего зайца на жалком костре. Навыки выживания, так это называлось. Всем была противна такая игра в выживание, но, как это обычно бывает в армии, потом, за пивком в столовой, об этом было приятно вспомнить.

Он прервал на мгновение свою кровавую работу у раковины, ощутив внезапную боль одиночества. И не только из-за Дженни. Он понял вдруг, что тоскует по своей юности. Юность! Он громко фыркнул. И юность давно ушла, и до пенсии еще далековато, но ощущение старости появилось. Он запихал почти всю добычу в морозильную камеру и принялся колдовать над бульоном из потрохов. Во время работы Ривен тихонько насвистывал, а потом ветер снаружи стих, и он вскинул голову. Ветер больше не громыхал по долине. Снаружи теперь доносились только легкие вздохи моря: его любимая колыбельная. Тихий плеск волн и пыхтение маленького дизельного генератора. Ривен прислушался к тишине — кто-то невидимый и бесшумный стоял у него за спиной. Он резко обернулся, — руки в крови зайца и куропаток, — но за спиной была только стена с дверью и шипение огня в очаге. Генератор вел свой приглушенный монолог; море тихонько вздыхало.

Но ведь что-то его заставило обернуться.

Он поспешно отошел от раковины и схватил свой ореховый посох, продолжая прислушиваться. Ничего. Только обычные звуки ночи. Где-то вскрикнул кроншнеп, пролетел под окнами и умчался прочь.

А потом генератор умолк.

У Ривена перехватило дыхание, когда свет в кухне стал меркнуть и, наконец, погас совсем. Теперь единственным освещением было шафрановое сияние огня камина. Все затихло, осталось только два звука: плеск волн, набегающих на берег, и потрескивание огня в камине.

Ривен вышел на крыльцо. Ночь была тиха, в чистом небе только что народилась новая луна. Галька хрустнула у него под ногами. На берегу, у самой воды, виднелась черная туша мертвого тюленя. Тишина и покой. Не было даже легонького ветерка.

Звездная, безлюдная ночь. Рука Ривена, сжимающая посох, расслабилась. Чертов генератор. Ривен круто повернулся — ему показалось, что он краем глаза ухватил какое-то движение у ручья, — и на мгновение остановился в нерешительности. Потом смачно выругался. Туманы с гор тебе в бороду, псих.

Ривен запустил генератор по-новой, не обнаружив, впрочем, никаких причин для такого сбоя, и когда вернулся в дом, в кухне уже сиял свет. Ему показалось, что в доме как-то странно пахнет. Он сморщил нос; но его обоняние, похоже, едва уловив этот запах, тут же привыкло к нему, и запах исчез. Мускусный запах животного. Должно быть, убитой им дичи.

Ривен вернулся к своей работе у раковины.

5

Писать — это рисовать на чистой бумаге, выдавливая кровь из собственных пальцев.

Постепенно они вновь выступали из тумана и становились ясны и отчетливы, все его персонажи. Они долго отказывались выходить на бумагу из-под клавиш машинки, не позволяя ему запечатлеть себя на листе, только их тени ложились ему на плечи, когда он сидел за столом и без особой надежды стучал по клавишам.

Он замыслил описать стремительное возвышение и падение властителей, сражения за власть в дикой зеленой стране своих книг, осады и битвы, и трагическую любовь, которую он так пока и не мог в полной мере представить себе.

Нет, бесполезно. Все это уже не воплотить в жизнь.

Мир его книги стал безжизненным и плоским, а герои — марионетками на неумело размалеванной сцене. Картины, которые он создавал, тускнели прямо на глазах, как цветник после заморозка. Воображение его растворилось в ледяной беззвездной мгле. Битвы смелых, сильных и великодушных людей обращались в кровавую бойню: бессмысленные стычки, после которых на снегу оставались горы трупов. Волки терзали тела убитых, копоть пожаров повисла в воздухе. В отчаянии он стучал пальцами по клавишам, но из-под них выходили только мертвые слова. Наконец, ему пришлось остановиться.

Я — время года, подумал он. Я — зима в ожидании весны. И мне еще долго ее ждать.

Потянулись угрюмые, мрачные дни. Целыми днями Ривен сидел за столом, глядя в окно на долину и навязчивое нагромождение гор. Он наблюдал, как ссорятся чайки над трупом тюленя, и жалел, что не закопал его. Потом он склонял голову и снова пытался вызвать жизнь из клавиш машинки. Но как этот дохлый тюлень, повествование его источало только трупный запах.

Он вышел на воздух, ища поддержки у морского простора и свежего ветра. Со своим теперь неизменным ореховым посохом он спустился к ручью и, усевшись на валуне у воды, принялся потягивать виски из фляги.