Ярослава Кузнецова - Что-то остается

• Название: Что-то остается
• Автор: Ярослава Кузнецова
• Жанр: Фэнтези

Повесть написана в соавторстве с Шаттом (Александр Малков)

Ярослава Кузнецова известна поклонникам фантастики как автор фэнтези и художник-иллюстратор, однако известность эту она приобрела в основном благодаря интернет-публикациям. Пишет под псевдонимом Амарга.

---

День сегодня был пасмурный. На востоке, над гребнем Алхари, собиралась какая-то сизая мгла. Она обещала снег или дождь, но с тем же успехом могла рассосаться. В Кадакаре трудно быть в чем-то уверенным.

Тропинка сделала последний поворот, и мы вышли к Сычовой избе. Навстречу уже несся развеселый Ун. Редда поздоровалась издали.

Мотылек дожидался нас в дверях. Выглядел он взволнованно.

— Здравствуйте, — нам с Леттой, — Здравствуйте, — на лиранате, Ильдир и козе.

— Ну, что? — спросила Летта, — Ты настаиваешь на полете именно сегодня?

— Да, — Мотылек облизал зашитую губу.

Из комнаты выдвинулся Сыч.

— День добрый, барышни. Ну-коть, осмотрите торопыгу нашего. Он у меня вчерась тягал без малого фунтов восемьдесят.

Мотылек вышел на дорожку. Девушки развернули крыло и принялись дотошно его обследовать. Крыло разделяло их, как забор. Девчонки смешно приседали, возили носами по крылу, каждая со своей стороны, будто две соседки пытались подглядеть друг за другом в щелочки.

— Крыло в идеальном состоянии, — заключила Леттиса, — Вынуждена согласиться, что откладывать дальше бессмысленно.

Мотылек весь подобрался при этих словах. Глаза у него были отчаянные, испуганные, по скуле ползла капелька пота. Сейчас или никогда.

— Может, он поест сперва? — спросила Ильдир, — Переведите ему.

Сыч перевел.

Мотылек помотал головой. Потом. Все потом.

Я хотела сказать — будь осторожен, береги себя, постарайся не упасть… Ничего я не сказала. Никто ничего не сказал.

Мотылек молча поглядел на каждого из нас, и мы молча расступились, освобождая дорогу.

Он пошел вперед, потом побежал. Звучный хлопок — и вибрирующее полотнище пересекло опушку от края и до края. Воздух пронизал томительный, на грани слышимости звон. Плавно, без толчка Мотылек взмыл прямо на стену елок и сосен, пошел вертикально вверх — и вот уже косой широкий треугольник выводит роскошную дугу по облакам, клубящимся над Алхари.

Потом он снизился, и стало видно вытянутое в струну тело, пятно лица и волосы, бьющиеся, как флаг. Он махнул рукой и что-то крикнул — ветер отнес его голос в долину и разбил там на несколько гортанных «ра-ра-ра». Я завопила в ответ, что-то вроде «давай-давай!»

«Вай-вай-вай!» — потешался ветер. Справа что-то проорал Сыч, залаяли собаки. Мотылек завернул на второй круг.

Пейзаж неожиданно задернула подвижная сетка дождя пополам со снегом. Мотылек наискось рассек снежную ленту — она оборвалась и сейчас же срослась, как живая.

— Спускайся-а-а!

Нас хлестнуло мокрой ледяной кашей. Шквал унесло в долину. Воздух на несколько мгновений очистился. Черный парус летел уже низко, у самой земли, по диагонали приближаясь к нам. Я, путаясь в юбках, бросилась наперерез.

Ноги Мотылька вспахали снег, он пробежал несколько шагов, гася крыльями скорость, и рухнул — на колени, потом на руки. Меня ударило воздушной волной.

— Эй, ты как? Цел? В порядке? Мотылек, Мотылечек! — я грохнулась рядом, схватила его за плечи.

— Да, да, да, — повторял он, задыхаясь.

Снежный заряд обрушился из-за спины, залепив Мотыльку все лицо. Он засмеялся.

Подбежали остальные.

— Парень! Козявка, эй!

Девушки попадали на четвереньки, ощупывая распластанные крылья. Мотылек смеялся, закинув голову. Из залепленных снегом глазниц текло.

— Поднимайся… Ну, поднимайся.

— Да… Да, сейчас…

Крылья поползли, собираясь в огромный намокший ворох. Иль и Летта заботливо поправляли складки. Сыч нагнулся и вздернул парня на ноги. Мотылек, все еще бессильно смеясь, уткнулся лицом в охотникову бороду. Я осторожно разжала стиснувшие мой локоть пальцы. Рука была мокрая и невероятно горячая. Она сейчас же схватилась за мою ладонь.

— Ну-ну, расклеился, козява, — гудел Сыч, гладя до отказа пропитанные водой Мотыльковы волосы.

Из-под его пятерни выжимались и текли вниз струйки воды. Из-за плеч Мотылька, как два маленьких серпа, торчали когти на сгибах крыл.

— Слава Тебе, Господи, — бормотала Ильдир, — Единый, Милосердный, Создатель Мира, Радетель жизни…

У меня шумело в голове от всех этих переживаний. Под Твоей рукой ходим, Господи. Вернусь в Бессмараг, поставлю по свечке Альберену и Маранте, ибо благословение их было с нами сегодня.

Мы потихоньку двигались к дому, обмениваясь бессмысленными восклицаниями и улыбками, словно толпа осененных Благодатью.

Нас встретила недоумевающая коза: мол, бросили, разбежались, никакого почтения к ее козьей милости. Мотылек от переизбытка чувств (а может, от голода), кинулся ей на шею. Мы оставили эту парочку лобызаться во дворе, а сами прошли внутрь.

Иль занялась печкой. Сыч развесил наши плащи по стенам, сушиться, а меня заодно заставил снять промокшие сапоги. Мне были выданы меховые ингские чуньки, те самые, в которых еще недавно разгуливал Мотылек.

На столе появилась знакомая бутыль с прозрачной жидкостью, горшочек с медом, кружки.

— Ха, — обрадовалась я, — А мы тоже не с пустыми руками. Альсатра, вот.

Из сумки была извлечена оплетенная лозой фляга — еще с вечера я воспользовалась разрешением Этарды и навестила кладовые.

Вернулся Мотылек.

— Белая Звездочка сегодня в последний раз поделилась со мной кровью, — заявил он. — Теперь я сам буду… искать свою пищу.

— Ты уверен? — засомневалась Летта.

— Да. Спасибо вам.

— Иди-ка переоденься, парень, — сказал Сыч. — Возьми там сухое, в сундуке. На вот полотенце, голову вытри. С тебя льет, как с утопленника.

Мотылек скрылся в закутке.

— И что он теперь будет делать? Охотиться? — спросила Ильдир, которой перевели Мотыльково заявление, — Опять по чужим хлевам?

Сыч отмахнулся.

— Не, он в долину носа не покажет. Сейчас у него силы есть, да и крыша над головой имеется. В деревню-то он тогда только подался, когда обморозился так, что летал еле-еле. Совсем ослабел, да еще снежный кот его потрепал. Парня мороз в деревню погнал, не голод. А тут, вдоль Алхари, дичи много, мне ль не знать. К тому же в доме завсегда найдется мед, молоко или пара яиц. Так что не беспокойтесь, барышни. Не пропадем.

Мотылек в свежей рубахе вышел из-за печи. Обеими руками он приглаживал всклокоченные волосы. Сыч кивнул на табурет.

— Садись. Будем праздновать. Ты у нас сегодня вроде как именинник.

Сыч разлил всем альсатру, себе — из бутыли.

— Именинник — что это?

— Вроде как новорожденный.

— О! — сказал Мотылек, — Новорожденный. Это правда.

— За тебя, парень.

— За тебя, Мотылек. Удачи тебе.

— Спасибо.

— Будь здоров.

— Будь счастлив, переведите ему.

— Будь счастлив, дорогой.

— Спасибо, о… Спасибо.

Я откинулась к стене, блаженно жмурясь. Мотылек нагнулся к моему уху.

— Это вино… Я помню. То самое?

— То самое. Тебе нравится?

— Да. Очень.

— Оно называется альсатра. Альсатра — это провинция в Талориле. На мертвом лиранате «аль» означает «меч». Но скорее название, как и мое имя, произошло от «альзар» — «острие, осколок, режущий край».

— Вино совсем не… не режет. Это, — он указал на Сычову бутыль, — режет гораздо сильнее.

— Да нет, Мотылек, смысл не в том, режет вино или не режет. Вино называется так же, как место, где его изготавливают. А почему так называется место, я не знаю. Правда, я слыхала, там много оврагов. Тогда название «Альсатра» можно толковать как «изрезанная оврагами».

Мотылек покачал янтарную жидкость в кружке.

— Ты принесла это вино сегодня… Ты знала, что Ветер… Что я не упаду?

— Я была уверена, Мотылек.

— А я — нет, — он опустил глаза.

Конечно. Тебе полагалось поволноваться. Зато сейчас… Какое счастье!

— А у тебя уютно, Сыч, — сказала Летта, — Все такое опрятное, любо-дорого.

— Эт’ парень старается, — охотник потрепал Мотылька по плечу, — Он чистюля. Что бы я без него делал?

Я любовалась на румяные улыбающиеся лица и млела от тепла и покоя. Хотелось, чтобы этот вечер длился долго-долго.

И вечер длился, и все улыбались, желали друг другу счастья, пили альсатру и болтали ни о чем.

Часть вторая. Кошачьи лапы

Рожденьем расписана жизнь —
до могилы,
И ты судьбою почти доволен —
До крови, что руки твои обагрила.
Но помни — ты над собой не волен.
Себя обманешь,
Судьбу не обманешь —
На волю рвешься —
петлю затянешь.

Петля-ошейник и цепь стальная —
Ты лишь во сне становишься храбрым,
Судьбу жестокую проклиная,
Надеясь, может, петля ослабнет —
Судьбу обманешь,
Богов обманешь,
Ошейник сбросишь,
свободен станешь!

Свобода твоя — пустая химера.
Ты путаешь след, погоню сбивая,
И, страх с тоскою тебе отмерив,
Смеются боги, с небес наблюдая.
Судьбу обманешь,
Богов — не обманешь,
На Лезвие встанешь —
в Бездну заглянешь.

И одиночество крылья мрака
Простерло над глупой твоей головою,
И в темном углу вздыхает собака,
А прошлое молча стоит за спиною.
Кого обманешь,
Кого не обманешь,
И ждать устанешь,
и лгать устанешь.

А боги следили с небес за тобою
И над безумьем твоим смеялись:
Смотрите!
Он все еще спорит с Судьбою!
И, как насмешку — тепло послали.
Себя и обманешь
И не обманешь,
Но дверь распахнешь
и руку протянешь.

На Лезвии связке не удержаться —
Себе позволил ты слишком много,
Но, если придется все-таки драться —
За чьей спиной окажутся боги?
Богам заплатишь,
Судьбу сломаешь,
С Клинка сорвавшись,
кон доиграешь.

Судьбы начертанье посмев нарушить,
Над прошлым празднуешь ты победу,
Мечтами о будущем греешь душу,
А прошлое молча идет по следу.
Богов обманешь,
Себя не обманешь —
Кем был, тем остался,
другим — не станешь.

В минувшем — корни, их не отбросишь —
Не рвется нить и не глохнет память.
Настанет день — размотав клубочек,
Права свои прошлое
властно предъявит.
Брату — не скажешь,
Друга — обманешь
И перед прошлым
с усмешкой встанешь…

Ирги Иргиаро по прозвищу Сыч-охотник