Галина Щербакова - Ах, Маня

• Название: Ах, Маня
• Автор: Галина Щербакова
• Жанр: Современная проза
• Год: 1983

---

– Какая она сегодня молодая, – сказала Лидия Зинаиде. – Разве ей шестьдесят? Зинаида вздохнула.

– Мне это как раз не нравится, – ответила она. – Нет, нет, не потому что не нравится видеть ее молодой, а потому…

– Что завтра все это кончится? – подсказала Лидия. Зинаида покачала головой.

– Нет, не то… Я не могу словами объяснить что… У меня настроение печальное. Не слушайте меня, Ли-дочка…

Но Лидия заволновалась. На самом деле противоестественно выглядеть молодой на шестидесятилетии. Такой молодой. Полезли в голову дурацкие сравнения с догорающей свечой, с последним вспыхом полена в костре, с буйным предсмертным расцветом осени. Захватанные тысячью рук образы теперь будто смеялись над Лидией, не сумевшей объяснить неожиданную теткину молодость. Она ведь в молодости не была молодой. Вот ведь в чем дело.

– Вы знаете, Лидочка, – тихо сказала Зинаида. – Мане на ее пенсию трудно будет прожить.

Лидия вдруг возмутилась: ей будто на что-то намекают. Будто она сама уже давно не решила, что будет посылать Мане каждый месяц двадцать рублей.

– От вас она все равно ничего не возьмет. – Зинаида меленько строгала чеснок в тарелку. – Будет говорить, что у нее все есть. Но вы знайте, Лида, что это она по своему обычаю вам врет.

– Что значит по обычаю? Маня – честнейший человек, которого я когда-либо знала.

– И честные, бывает, врут, Лидочка.

– Они врут еще больше, – вмешался Сергей. Он пришел за очередными тарелками, чтоб снести их вниз. – Ты, Лидка, жизни не знаешь. Ей-богу! Это такая хитрая штука, но я это давно заметил…

– Договорились, – сказала Лидия. – Давайте все поставим на голову.

– Хочешь, я тебе на примерах? – Сергей поставил уже взятые тарелки. – Вот я, предположим, честный. И я свою честность страшно в себе люблю. Я просто ношусь с ней, как с писаной торбой. Заметь: сейчас писаные торбы в моде. А меня, честного, кругом поджимает бесчестье разных нехороших людей. Тот ворует, тот берет взятки, тот недовешивает. Вокруг меня, честного, жизнь, можно сказать, бьет ключом. Знаешь анекдот про человека в дерьме? Ему руку протягивают, а он не вылезает: я, говорит, здесь живу. Так вот этот человек очень честный. Он тут живет.

– Неси холодец в погреб, – устало сказала Лидия. – В практической деятельности ты сильней, чем в теории.

Но тут появилась сама хохочущая Маш, а за ней строго, на негнущихся ногах шел «генерал» Егоров. Лидия и Сергей его еще не знали, и Ленчик тоже не знал. И они все вытянулись почтительно перед брюками с кантом, готовые к любой неожиданности: а вдруг «генерал» родственник? Забытый или воскресший?

Егоров же был сердит. Во-первых, с флагом не было никакой ясности. Там, куда он звонил, четкого ответа ему не дали. Во-вторых, две машины, приехавшие к Мане, приткнулись к чужим соседним заборам. Никто, правда, не был в претензии, но надо знать, сколько их может быть вообще? Чтобы завтра не получилось, чтоб ничто не препятствовало движению, чтоб вообще был порядок.

– А ты вызови милицию, – предложила Маня. – Поставь регулировщика с жезлом.

Егорову стало обидно. Ведь он же не из корысти, не из какой-то обиды – приглашение на Манин праздник у него тоже было. Он по службе, долгу и совести хочет, чтоб все было хорошо и правильно. И тут он вдруг получил прекрасный аргумент в пользу требования по рядка. По двору, сжав в кулаке горлышко поллитровки, шла женщина. И шла она неверно, петляя, и глаза у нее были напряженные, немигающие и агрессивные.

– Батюшки! Дуся! – закричала Маня и бросилась ей навстречу.

Дуся остановилась, пошатываясь, а потом, прямо глядя Егорову в глаза, сказала:

– Я пришла специально сегодня, чтоб не видеть никаких рож. Думала, мы с тобой выпьем вдвоем – и делу конец. А у тебя полно всяких…

Она махнула бутылкой и пошла прочь, а Маня обхватила ее и силой увела в дом.

– Это сегодня, – мрачно сказал Егоров, – а что • будет завтра?

– Вы не волнуйтесь, – ответил Ленчик. – Уследим.

Видимо, Егорову понравилось само слово. Оно заключало приятный для него смысл: не все, мол, будет в порядке, это ясно, и беспорядок, конечно же, будет, но за ним «уследят». Это хорошо, это мобилизующе.

– Я тоже буду здесь, – сказал он доверительно Ленчику. – И тоже рассчитываю… уследить.

– Пусть пенсионеры надерутся до положения риз, – засмеялся Сергей. – Пенсии их за это ведь не лишат? Не лишат. Это ведь не премия!

– К сожалению, не лишат. – Егоров снова стал мрачен.

Несовершенство закона о пенсиях вернуло его в дурное настроение.

– Это я надерусь, – засмеялась Зинаида. – У меня пенсии нет, я птица вольная.

– Значит, хорошо живешь за мужем, моя дорогая. Точно?

Ленчик смотрел на Зинаиду с таким страстным интересом, что Лидия вдруг, в секунду сообразила: он ведь совершенно не в курсе Зинаидиной жизни. Он сейчас умирает от любопытства, кто у нее – этот хорошо обеспечивающий муж, он уже позавидовал ему и даже с удовольствием примерил себя на его место.

Егоров сделал поворот через левое плечо. Он-то, видимо, все знал, потому и не желал присутствовать при такой деликатной теме, как «муж Зинаиды». При всех своих бесчисленных, но спорных достоинствах, Егоров имел одно бесспорно хорошее качество: не любил сплетен и сплетнеподобных разговоров. Он ушел, сердито поглядывая на флаг. Он неправильно висел, этот старенький Манин флаг: сомнений тут не было. Но не полезешь же его снимать у всех на виду, тем более что у ворот остановилась еще одна машина и из нее вышла дама в белоснежном костюме из блестящей ткани, белых лакированных босоножках, с белой сумкой через плечо, в белых перчатках и с громадным букетом красных гвоздик. Дама была явно издалека; она посмотрела на флаг и заплакала.

– Женька! – закричала с терраски Маня. – Женька! Она бежала навстречу белоснежной гостье, а во двор, туда, где стояли столы, уходила, пошатываясь, Дуся.

– Не хочу никого видеть! – бормотала она. – Никаких рож. Понял? – крикнула она Егорову.

Дважды слово «рожа» было обращено именно к нему. Уходя, Егоров твердо решил дома обязательно посмотреть в зеркало. Эти электробритвы не дают никакого качества. И через несколько часов уже чернеешь. Раньше – как поскоблишь лезвием, а еще лучше – опасной…

Своих, то есть Лидию, Сергея и Ленчика, Маня попросила переночевать у Зинаиды. Лидии это не понравилось. Во-первых, потому, что за целый день словом с Маней так и не удалось перемолвиться, а послезавтра она уже собиралась уезжать, так что – когда? Во-вторых, Зинаида. О чем с ней говорить? Не такой она, Лидия, человек, чтоб взять и перешагнуть через все прожитое время, как через половицу. Помнит она, как «тогда» делала вид, что не знает Зинаиду, и все другое помнит, а Маня – ненормальная! Неужели не может понять, что ей неловко? Лидия воспользовалась освобожденной от хлопот минуткой у Мани, сказала:

– Я не знаю, о чем с ней говорить. Ты бы хоть предупредила, что вы уже подруги.

– А ты не говори, – ответила Маня. – Я тебя не на лекцию посылаю, а переночевать. А насчет предупредить… Я перед ней, Лида. виновата.

– Ты? – возмутилась Лидия.

– Я, – засмеялась Маня. – Я. Чего кричишь? Все мы друг перед другом виноватые. – И она, махнув не-определенно рукой, ушла, а Лидию за плечи обхватила вся и плачущая, и смеющаяся белая дама.

– Я тебя помню, Лидка, помню. У тебя было паль-то из шинели, тяжелое-тяжелое. Оно у тебя раз оборвалось на вешалке, я его еле за крючок зацепила. Стою,

вожусь с ним, а техничка у нас была – помнишь? – злая бабища. Ты чего, кричит, в чужом пальто роешься? Я ей показываю, вешалка, мол, оборвалась, а она кричит, разве такие польта выдержат вешалки, их на цепь надо вешать… Помнишь пальто?

– Помню, – сказала Лидия. – Чего только не носили! Ты теперь кто? Ты теперь где?

Лидия помнила, что Женя Семенова после седьмого класса ушла работать на откатку почти в одно время с Маней. Отец у Жени погиб на фронте, мать очень болела, поэтому считалось естественным и правильным идти в шестнадцать лет работать на шахту. Потом у Жени мать умерла – и забрала ее бабушка в деревню. И уже там Женя кончила вечернюю школу и поступила в сельскохозяйственный институт. Работала агрономом, вышла замуж за инженера МТС. Когда МТС не стало, мужа взяли в областной центр, а потом в главк, а на сегодняшний день он был большой шишкой в Госплане. Женя же работала в каком-то журнале, вела там публицистику, ибо являлась по-своему уникальным человеком: работала и в промышленности, и в сельском хозяйстве, и на самых низких работах. Несчастливое детство и юность превратились из минуса в плюс. Это оказалось хорошей строкой в биографии, дало возможность всегда вставлять фразу «я знаю жизнь» и выковало характер, верящий, что все должно идти только вверх, только вперед и только к лучшему. Все это Женя изящно, интеллигентно, с юмором поведала Лидии.

– Я напишу о Мане очерк, – сказала она. – Потрясающая баба. Я сделаю из нее героя нашего времени. Ни больше ни меньше…