Наталья Резанова - Чудо и чудовище

• Название: Чудо и чудовище
• Автор: Наталья Резанова
• Жанр: Альтернативная история

Древнее пророчество гласило – царская дочь будет править всеми землями Нира!

И, казалось бы, сами боги помогли предначертанному – ибо в храме, под покровом ночи, уродливая дочь царя стала Прекрасной.

Идут годы. Все прекраснее юная принцесса Далла. Но – странно – появляется внезапно в веселом городе Кааф ее соперница – юная предводительница бродяг и разбойников. Некрасивая, отчаянно смелая, постигшая тайны боевых искусств Дарда…

Две девушки отныне связаны загадкой странного пророчества, которое не разорвать и не изменить. И одной из них предстоит управлять судьбой мира…

---

Наталья Резанова Чудо и чудовище

… притом еще красавицей она стала из безобразной. Будучи дочерью богатых родителей, девочка отличалась ужасным безобразием, и ее кормилица, чтобы помочь беде, придумала вот какое средство (к тому же кормилица видела, что родители девочки печалятся из-за безобразия дочери). Она приносила ребенка каждый день в святилище Елены. ( ) Принося ребенка в храм, кормилица всякий раз становилась перед кумиром богини и молила даровать девочке красоту. И вот, как рассказывают, однажды, когда кормилица уже покидала святилище, предстала ей некая женщина и спросила, что она носит на руках…

Геродот, «История», книга шестая, 61

Пролог

Когда стало известно, что княгиня Адина, благословенно будь чрево, носившее ее, и сосцы, ее питавшие, наконец собралась подарить супругу наследника, мало кто из жителей Маона не нашел времени, чтобы обсудить эту весть. А предсказание, сделанное Харифом-прорицателем, и вовсе всколыхнуло этот безбурный город.

Хариф не был посвящен в храмовые мистерии, и не приносил обетов никому из богов, хотя уверял, будто чтит их всех. Однако, несмотря на молодость, он уже приобрел определенную славу. Утверждали, будто предсказания его всегда сбываются, да и выражался он гораздо более точно и определенно, чем большинство оракулов, вещающих из-за окутанных дымом жертвенников. Поэтому жрецы солнечного Хаддада разрешали ему не только кормиться от жертвенных трапез и ночевать в клетушке, пристроенной к святилищу, но и говорить со ступеней храма, справедливо полагая, что бога это не прогневает, а народ привлечет. Фасад храма выходил на рыночную площадь, вход украшали две огромные фигуры быков, но быков не простых, а крылатых, и с бородатыми мужскими ликами. Бороды и крылья были из лазурита, а быки – из красноватого, как парное мясо, гранита. Из такого же гранита, только истертого сотнями и тысячами ног, была лестница, на которой стоял Хариф. И оттуда, под светом солнца и взглядами зевак, он бросил:

– Говорю вам: дитя, что родит Адина, будет владеть не только Маоном, но и всем царством Нир!

И те, кто слышал его слова, понесли их с площади, и повторяли и пережевывали их всяк на свой лад. Дошли слова сии во благовремении и до Тахаша, князя Маона. Услышав,что напророчил Хариф, Тахаш расхохотался довольно – знай, мол, наших! А отсмеявшись, призадумался.

Царство Нир не имело выходов к морю, было небогато пахотными угодьями, и не обладало залежами золота, серебра и драгоценных камней. Но через него проходили важные караванные пути в Дельту, Гаргифу, Калидну и Шамгари. Ярмарки в городах Нира были шумны и многочисленны, ремесленники умелы и трудолюбивы, и если прославленные ювелиры столичного Зимрана работали с привозным сырьем, то этого нельзя было сказать об умельцах, которые чесали, пряли и ткали овечью и козью шерсть, а также окрашивали ее во все цвета, доступные человеческому глазу. Купцы охотно покупали изделия нирских мастеров, и тем множили достояние князей и царей, а временами и народа.

Впрочем, княжество Маон находилось в стороне от большинства караванных дорог. Расположенное в низине, оно было, пожалуй, самым хлебородным в жарком Нире. В город везли зерно и просо, и прочее, что рождала земля, а чтоб не чинилось беззакония, на то боги поставили над Маоном князя Тахаша. Правил он справедливо, и боги за то умножили богатства дома его, и дни хозяев.

Все умножили они у Тахаша и Адины, кроме них самих, ибо не было у правящей четы детей. И мало оставалось надежды, будто что-то изменится. Если бы жители Маона взяли бы за труд точно подсчитать (какового труда они обычно избегали), то оказалось бы, что князю более пятидесяти, а супруге его не меньше сорока. Кто другой давно бы изгнал бесплодную жену, или обзавелся наложницей – и не одной. Беда в том, что именно благородная Адина была наследницей предыдущего князя. Нравов Зимрана, где трон нынче занимала династия чужеземного происхождения, слишком шумная и суетливая, здесь не одобряли, держась благостной старины. А старина предполагала наследование по женской линии.

В свое время, когда молодой Тахаш, честь по чести, завоевал наследницу в состязании женихов, такой обычай казался ему наилучшим. Теперь же он столкнулся с оборотной его стороной. Дети от другой жены или наложницы имели бы право на престол в Зимране, но не в Маоне. Правда, жену Тахаш искренне любил, и даже теперь, по прошествии стольких лет, неизменно делил с ней не только стол и кров.

И когда Тахаш с явной неохотой начал подумывать о том, чтобы усыновить кого-нибудь из родственников жены, неожиданно чрево Адины стало округляться.

Нужно ли говорить, что Тахаш был вне себя от счастья, а радости доброй жены его и вовсе не было предела. Но не было во дворце также и покоя. Вряд ли во всем Нире нашлась бы женщина, беременность которой берегли столь бы тщательно. Адина шагу не могла ступить без сопровождения служанок, следивших за тем, чтобы госпожа их, упаси нас благая Никкаль, не поскользнулась и не оступилась. За здоровьем ее наблюдали опытнейшие повитухи, и даже чужеземные лекари – которым не слишком доверяли. Им же вменялось проверять, чтобы на стол Адины не попало кушанье, тем или иным образом могущее повредить родильнице или будущему чаду. А уж амулеты от сглаза и порчи на женской половине висели гроздьями.

И, хотя повитухи, лекари и служанки в один голос заверяли, что все идет как нельзя лучше, на душе у Тахаша было неспокойно. А тут еще это предсказание.

Будь Тахаш лет на двадцать – да что там! – на десять помоложе, оно ничего, кроме радости, не доставило бы. Ха! Он лучше всех, значит, сильнее всех, а сын его будет еще сильнее. В молодости Тахаш, как подобает мужчине, любил лихие воинские стычки, и кровь его горячили звон мечей и запах дыма от спаленных вражеских поселений. Но с годами он стал ценить спокойную жизнь и блага, которые она дает. В Зимране же недавно воссел на престол Ксуф, сын Лабдака, и был он молод и воинственен. А ну как предсказание выйдет из стен Маона, если уже не вышло, и достигнет ушей царя? Что, если он воспримет это как посягательство князей Маона на его власть? И чего ждать тогда?

С другой стороны, что Тахаш может сделать? Не отрекаться же во всеуслышание – нет, не помышлял я о верховном престоле для своего потомства (разве что самую малость), мне и свой город хорош… Пусть и в самом деле не помышлял он, заявлять такое – позор, посрамление княжеской чести. А изловить всех, кто может, повыехав из Маона, разнести весть о предсказании по Ниру, и вырезать им языки – невозможно. Так, пожалуй, и вовсе без подданных останешься…

Поразмыслив, Тахаш решил положиться на милость богов, и ничего не предпринимать. В конце концов, кто такой этот Хариф, чтобы верить каждому его слову? Даже не жрец. Просто уличный горлопан, не пренебрегающий, как доносят, ни женскими прелестями, ни сладким вином. Вот вино ему в голову ударило, или солнце напекло так, что он понес околесицу средь бела дня…

В глубине души Тахаш, конечно, полностью верил в предсказание. Очень хотел верить.

Хариф спал крепко, и открыл глаза, только тогда, когда его выволокли из постели. А мог бы проснуться и раньше – когда в переулке за храмом Хаддада, где он жил, точнее, где ночевал, затопали тяжелые шаги, где-то поблизости псы залились воем и лаем, и дверь в его каморку с шумом распахнулась. Но Хариф был молод и не был труслив, и увидев нависающие над ним фигуры воинов, только разозлился, что его разбудили посреди ночи. Он даже не успел спросить, что такого могло случиться в любимом богами Маоне, что честному человеку и поспать не дают, как ему швырнули в лицо одежду, и, едва он успел натянуть рубаху и штаны, поволокли, взявши под руки, к выходу. Он спросонья пытался вырываться, бормоча: "пустите, гады, сам пойду", но поняв всю бесполезность этих действий, умолк и подчинился обстоятельствам. Попутно он старался вспомнить, что же такого он натворил, раз с ним так обращаются. Но как ни старался, ни за вчерашний день, ни за позавчерашний, ни за всю неделю ничего ужасного припомнить не мог. Сонная одурь постепенно отступала, и при свете факелов, освещавших это странное шествие по узким улицам Маона, Хариф успел заметить, что подхватил его не обычный ночной патруль городской стражи. Это были воины из отряда княжеских телохранителей в надраенных бронзовых шлемах и панцирях с эмблемой Тахаша. В этот отряд набирали людей самых высоких, мощных, и прорицатель, отнюдь не бывший ни малорослым, ни хилым, в их лапах казался слабосильным подростком.

Тут его осенило, и Хариф едва не присвистнул, что в его положении было бы не весьма уместно. Неужели отец этой дурехи Диклы обратился к княжескому правосудию? Самое смешное, что Хариф ее не только не соблазнял – он ее и не видел даже, пока она однажды ночью к нему в лачугу не заявилась. И бегала к нему исправно (тоже ведь выспаться не давала), пока родители ее не поймали. А там, небось, начала плести, что он ее приворожил и обесчестил… Ничего, выкрутимся, и не в такие переделки попадали.