Андрей Неклюдов - Я – контрабандист

• Название: Я – контрабандист
• Автор: Андрей Неклюдов
• Жанр: Современная проза

«Контрабандист работает по страсти, по призванию», – писал в свое время Ф. М. Достоевский. Герой повести петербургского писателя Андрея Неклюдова «Я – контрабандист», молодой ученый, оказался вовлеченным в этот нелегальный промысел совсем не по призванию, а в силу жизненных обстоятельств, из отчаяния. Никогда прежде он не предположил бы, что очутится вдруг в экзотической Южной Корее с умопомрачительной (по его понятиям) суммой денег в карманах и будет, как прожженный коммерсант, закупать и прятать от таможни в трюмах судна громадные объемы контрабандных товаров. Никогда не предположил бы, что окажется на грани катастрофы, что ему и его компаньонам будет реально грозить уголовное наказание…

Автор исследует болезненное и печальное явление нашего времени – то, как борьба за выживание, погоня за добычей деформируют личность, ведут человека к профессиональной деградации.

«Повесть написана ярко, сочно, в ней множество юмористических сцен. Но по прочтении последней страницы вспоминается знаменитый пушкинский вздох: боже, как грустна наша Россия!»

(Елена Холшевникова «Просвещенные меценаты», СПб Ведомости, 25.02.1998)

---

(Мне тогда еще подумалось, что из него получился бы отличный депутат.)

– …Мэрия уже дала согласие, – продолжал без остановок Игорь. – Часть квартир им, остальные продаем с аукциона. Если сейчас стоимость одного квадратного метра жилплощади составляет около пятисот долларов, а в доме, по нашему проекту, триста квартир… – и он стал излагать такое обилие цифр: затраты, прибыль, отчисления, чистый доход, – что у меня голова пошла кругом.

– …Я изучил законодательство, навел связи, у меня даже в банке свои люди… – гремело у меня в ушах.

Я слушал, и мне становилось не по себе. В стране происходило что-то необъяснимое, все менялось, все пришло в движение, а я как будто погрузился на дно своих древних бассейнов и ничего не замечаю, словно меня это не должно коснуться.

– …От тебя требуется сколотить бригады, организовать транспорт для вывоза леса, – энергично звучал Игорев голос. – Мне нужен свой человек, которому я мог бы полностью доверять. Ты будешь моей правой рукой! У тебя какой оклад? – неожиданно спросил он.

Я рассеянно уставился на него.

– Пятьдесят или шестьдесят тысяч… Шестьдесят, кажется.

На лице Игоря скользнула сочувственная улыбка.

– И хватает? – и, не дожидаясь ответа, он прибавил: – У меня ты будешь получать в двадцать раз больше!

Я молчал.

– И еще у меня есть одна идейка, – с лукавым выражением лица он подался ко мне, точно собираясь сообщить нечто глубоко интимное, но вместо этого отчеканил: – Мусковит! – и торжествующе откинулся на спинку стула. – Мусковит – ценнейшее сырье. У меня есть на примете несколько участков на Кольском, не отмеченных в отчетах, но где обязательно попрет мусковит. Мы застолбим эти участки (теперь это можно), создадим совместное предприятие и погоним слюду за рубеж! Пойми, сейчас нельзя терять время! – негромко, но внушительно проговорил он. – Сейчас у нас период накопления начального капитала. Еще есть возможность встать на ноги. А завтра будет поздно.

– Игорь, – взмолился я. – Какой капитал! Какие бригады! Какое совместное предприятие! У меня получены результаты, к которым я шел восемь лет. Результаты, которые многое могут дать стране. В них – годы моей учебы и весь опыт работы геологом. Уже готова статья, наполовину сделана диссертация… Почему я должен накапливать какой-то начальный или конечный капитал?

– Потому что иначе завтра ты проснешься нищим. У тебя ребенок. Дочка? Подумай о ней.

«И ты владелец таких сокровищ?!» – вспомнилось мне восклицание Кати.

– Если я специалист в своей области, почему же я стану нищим? – не мог согласиться я.

– Потому что наука нынче никому не нужна. Идет дележ страны. Вот когда всё поделят, возможно, понадобятся специалисты, но, боюсь, это случится уже не при нашей жизни. Знаешь, я скажу тебе прямо: сейчас нужно быть специалистом делать деньги. И это чистая правда.

Мы расстались, но в ушах у меня продолжало звучать: наука сейчас России не нужна.

…Какое-то время я бездумно прислушивался к ровному самозабвенному гуду самолетных двигателей. Невесело возвращаться памятью в те дни – дни, когда я перестал понимать, что происходит вокруг.

«Наука сейчас не нужна». Эти слова Игоря я вспоминал почти ежедневно. Сперва после того, как нашу группу переселили из просторного кабинета в маленький и темный. Затем – когда из закрытого холла на первом этаже выбросили все наши коллекции, и на их месте разместился колбасный магазин. Вскоре по институту прокатилась первая волна сокращений. Несколько отделов полностью ликвидировали. Ребята помоложе уходили сами – должно быть, накапливать начальный капитал. О полевых работах не велось и речи. Наука действительно не нужна…

– Что я могу поделать? – оправдывался на собрании директор. – Что делать, если финансирование сократилось на девяносто процентов.

Помню, однажды я был поражен, подавлен, услышав по радио, что годовой доход одного из членов правительства составляет такую же сумму, в какую обходится государству за год содержание всего нашего института со всеми его лабораториями, мастерскими и полутысячею оставшихся сотрудников.

В один из этих тяжелых дней и позвонил из Владивостока Олег.

…Мы приземлились в Омске, давно уже был день. И снова взлетели, и я снова погрузился в воспоминания.

КОММЕРЦИЯ

Олег учился на кафедре морской геологии. Над его кроватью в нашей студенческой комнате висела карта Мирового океана, на которой он то ли в шутку, то ли всерьез пометил красными треугольничками места, где он якобы собирался побывать – в Марианской впадине, на островах Кука, в Красном море и так далее.

С Олегом мы особенно сдружились во время нашей первой производственной практики, когда мы оба попали на Верхоянье, в поисковый отряд. Нам, двум студентам, доверяли небольшие самостоятельные маршруты, и в одном из них, пока мы возились на обнажении (скальном выходе пород), медведь погрыз нашу резиновую лодку, на которой мы поднялись вверх по речке вдоль обрывистого берега. На обратном пути я лежал поперек обмякшей бесформенной лодки и зажимал двумя руками стянутую мокрой веревкой пузырящуюся дыру. Олег правил, стараясь увертываться от бурунов, и одновременно подкачивал ногой наше «плавсредство». На полпути до лагеря мы затонули (к счастью, вблизи от берега) и потом до темноты, до ломоты в голове и посинения ныряли, отыскивая на дне наши образцы, молотки и ракетницу. Олег, долговязый, еще более ссутулившийся, с каплями воды на подбородке, пытался еще шутить.

– Это тебе не Красное море, – хрипел он. Или: – Хоть бы ракетницу достать, а то даже застрелиться не из чего.

…Большинство пассажиров спит, хотя снаружи струится яркий свет. Какие ослепительные, чистые краски! Мы как будто летим над голубым океаном с плавающими по нему фантастическими сияющими холмами белой пены. А все же интересно, какой он, океан?

Я всегда с большим интересом читал письма Олега с описанием его морских экспедиций. Из них я узнал, что он побывал уже в районе Марианской впадины и следующая его цель – Красное море. Затем он сообщил, что его приглашают работать в Канаду. Позднее, уже из Канады, пришла посылка с красивыми вещичками для моей годовалой дочки. Уже тогда меня несколько удивило, что в прилагавшейся записке друг рассказывал об изобилии и качестве канадских товаров, но почти ни словом не обмолвился о своей работе геолога. После этого год или больше от него не было никаких вестей.

И вот однажды звонок и знакомый голос:

– Вадик, привет! Как живешь? Как дочка? Что с работой? Я слышал, вас чуть ли не разгоняют.

Я не успел ответить.

– Слушай, Вадька, – долетело до меня из невообразимой дали. И после маленькой паузы: – Пойдешь со мной в Корею?

– Пешком? – хохотнул я, воспринимая его слова как шутку.

– На судне. Тебе нужно лишь получить загранпаспорт.

Это уже не походило на шутку.

– Ты что? Какая Корея?! – прокричал я в трубку.

– Южная.

– Да при чем вообще Корея?! Что мне там делать?

– Товар будем возить, – последовал ответ. – На продажу.

– Это невозможно! – постановил я.

– Я разузнал: все возможно, – по-своему понял мои слова друг. – И еще: про наш разговор никому не говори. Почему? Потом объясню.

Скоро пришел от Олега денежный перевод с припиской: «На паспорт». Так что волей-неволей заграничный паспорт пришлось оформить. «Может, когда-нибудь пригодится», – оправдывал я перед собой потраченное на это время и деньги друга. Мысль о Корее я сразу выкинул из головы, а скоро забылся и тот телефонный разговор. Новенький загранпаспорт валялся без применения на полочке секретера. Однажды на него наткнулась жена.

– Зачем это тебе? – недоуменно спросила она.

– Может быть, пригодится, – я не стал говорить про Олега.

– И сколько это стоит?

Пришлось назвать цифру.

– А ты знаешь, что нашей дочке не в чем ходить в садик? – Катя впервые смотрела мне в глаза так холодно. – Ты весь в своем Енисейском кряже, а мы сидим без денег. Я уже не говорю о том, что у меня самой нет туфель, нет нормального пальто, ни одной приличной юбки! Но скоро и молоко ребенку не на что будет купить.

Спустя несколько дней я рыл за городом колодец вдвоем со знакомым кандидатом наук.

– Это как раз по нашему профилю: геологи всегда стремятся в глубь земли, – шутил напарник, сидя в колодце, в то время как я с тупым упорством механизма тянул на веревке очередное ведро с глиной.

И все же это были лишь случайные заработки. Деньги с удивительной быстротой иссякали. И в часы бессонницы теперь вместо мыслей о золотоносных зонах передо мной вставали вопросы: на что жить, что сделать, чтобы жена не смотрела на меня так тоскливо.

И вдруг, в начале марта, снова звонок:

– Вадим, паспорт готов? А сам ты готов? Я выслал тебе деньги на билет. Отдашь, когда отработаешь.