Вольдемар Бааль - Эксперимент

• Название: Эксперимент
• Автор: Вольдемар Бааль
• Издательство: ЛИА «ЛИТ»
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1990

---

Вольдемар Бааль Эксперимент

Про смущение и обольщение

Рос я в сибирской деревне.

И вот когда учился в пятом классе, и когда в первый раз влюбился, и когда стал бренчать на гитаре (подсмотрел у ссыльных умельцев), и когда не мог вспомнить слов какой-то песни (привязался мотив), то вдруг решил сочинить слова сам. Разумеется, получилось — «бровь — вновь — кровь — любовь». Произошло обольщение.

С этого началось.

Сразу же и проза — тут больше других сыграл Виталий Бианки: мне все мерещился мальчик, атакованный волками и принужденный отсиживаться на березе, пока его не спасли охотники (иногда, правда, мнится, что охотники задерживаются, и мальчик до сих пор не знает своей участи). По этой линии, стало быть, тоже началось.

Затем я открывал новые острова, усмирял бунт на корабле, находил клады, был Робинзоном, Томом Сойером, Печориным, революционным матросом…

При рождении меня назвали Владимиром — «как Ленина», подчеркивал позднее родитель. Но поскольку дело происходило в немецкой Поволжской Республике, где мне было предопределено родиться, то соответствующий буквоед-бюрократ (они ведь всюду — тут как тут) выписал метрику с переводом моего имени на немецкий (для объективности и точности, надо полагать). Так получился Вольдемар.

Потом были мехфак сельскохозяйственного института, далее — литературный институт, первая книжечка, вторая, третья, другие… Проза, таким образом, решительно воздоминировала. И фантастический элемент стал ее долженствующим свойством… Всю жизнь мечтаю написать пьесу — желательно романтика-фантастическую…

Что с годами угасает пыл — заблуждение. Однако безоглядная решимость и неуемность все увереннее укрощаются осторожностью и ответственностью. И потому с некоторых пор, по слову поэта (не помню, какой поэт и так ли в точности он сказал), «смущенье душу гложет»: обоснованно ли, верно ли все тогда, в деревенской школе, началось? И не из-за того неудовлетворенность и неуверенность, что гнетут великие авторитеты, что воспитан посредством идеологических кирпичей соцкабалистического вриализма и понятий двухмерности сущего, а из-за того, что все сильней остерегает Слово.

Ведь всякому знанию и всякому умению противостоит иногда почти уравновешивающее их сомнение. Да, мудрецы предупреждают: не обольстись узнанным и освоенным, усомнись — усомнись в убеждении, усомнись в намерении, усомнись в выборе… То есть, следовательно, сомнение — посох добродетели. А до каких, позвольте, пределов оно добродетельно? Кто я, обольщенный сомнением?

И потому — тем не менее — вперед, с Богом.

А бог ступившего на скользкую доску — авось.

Владимир Бааль

03.10.1989

Эксперимент

Рассказ

I

Оперу Филипп обнаружил, когда на своем «Матлоте» готовился совершить вынужденную посадку. Это произошло у звезды ФК 12-С 4874 в созвездии Рака, а точнее — в звездном скоплении Ясли; тут-то она и объявилась, эта планетенка, параметрами и характеристиками удивительно напоминавшая Землю.

Задачей «бродяг» (так в Космофлоте называли пилотов-разведчиков трансгруппы) была прокладка новых астрокоридоров и поиск космических тел, пригодных для устройства на них ремонтно-складских баз и промежуточных станций. Новый коридор испытывался, осваивался, и тогда по трассе направлялись самоходные лихтеры, тяжелые транспорты, контейнеровозы; на неведомых и никому раньше не нужных планетах и астероидах поднимались корпуса ангаров, крекинг-котлов, пакгаузов, сервис-станций, отелей; и «бродягам» здесь уже нечего было делать — их ждал новый план-маршрут в безбрежном океане космоса.

«Бродяги», как правило, летали в одиночку — роботы заменяли дублера, фельдшера, подсобников, обслугу и даже собеседника. Астролеты «бродяг» были машинами легкими и мобильными, оснащены они были первоклассно, так что формально вынужденная посадка исключалась — любые неполадки устранялись немедленно, в процессе полета. Однако случалось — хоть и крайне редко — непредвиденное. И тогда пилот нарушал программу, брал управление в свои руки и делал остановку на первой подвернувшейся удобной тверди. Включался режим покоя, роботы принимались за дело, непредвиденное расшифровывалось, программа корректировалась и — следовал старт. Все связанное с вынужденной посадкой, естественно, тщательнейшим образом фиксировалось — это было функцией робота-уникума, который находился в кабине пилота, — и потом, после рейса, анализировалось на Земле, в лабораториях Главного Управления.

Филипп был опытным разведчиком, за его плечами остался не один десяток парсеков, среди «бродяг» он считался асом. И потому голубое свечение на внутриконтрольном экране пульта немало удивило его: это был абсурд, голубого не должно было быть, оно не означало ни сбоя в работе какого-либо узла или сектора корабля, ни поломки, ни аварийного состояния — оно означало непонятное: в спектре самоконтроля голубой цвет отсутствовал. Поначалу Филипп даже заподозрил у себя дальтонизм, однако и робот-дублер, и робот-уникум подтвердили голубой цвет. И тогда стало понятно, что произошло непредвиденное, и, значит, требуется немедленная посадка.

Перейдя, для подстраховки, на аварийный режим, Филипп пошел на Ясли. Ближайшей была звезда-карлик, значившаяся в последнем Фундаментальном Каталоге как ФК 12-С 4874, и Филипп стал искать планету и вскоре обнаружил Оперу. То есть он, конечно, не знал названия планеты — его никто не знал, она не была учтена ни одним справочником, потому что в это захолустье Рака никто не наведывался — делать тут было нечего, космические трассы проходили в стороне.

На планете была атмосфера, вода и растительность, наподобие земных; она казалась обитаемой. У Филиппа это не вызвало никаких эмоций — встретить на межзвездных путях земновидный космический материк давным-давно считалось делом обычным для «бродяг»; обитатели, как правило, оказывались древними выходцами с Земли, некогда обжившими планету, позабывшими или почти позабывшими о своей прародине и уклонившимися в своем развитии в ту или другую — от земной — сторону. Филиппа волновало, беспокоило, не отпускало только одно: во все время блужданий по закоулкам Яслей и около ФК 12-С 4874 до самой посадки на Оперу внутриконтрольный экран неизменно светился голубым светом; но лишь стоило лапам «Матлота» коснуться поверхности планеты, голубизна пропала — ее заменило ровное розовое свечение, означавшее полную исправность всех систем астролета, и роботы удостоверили это.

На планете стоял полдень, было безоблачно и очень жарко. Задав своим электронным помощникам программу суперобследования корабля, Филипп пешком направился к ближайшему лесу. Захотелось именно пройтись, размяться, а кроме того потянуло вдруг любопытство: при посадке он заметил за этим лесом несколько небольших, кубической формы, белых зданий; до них было не более километра, так что распаковывать велоракету не имело смысла. И к тому же он с самого начала ощущал, что его влечет как раз в этом направлении, как будто там, у белых кубов, разрешатся все недоумения и загадки.

Кто в этих зданиях? Опять какие-нибудь колонисты? Или вдруг аборигены — новый, еще неизвестный человеку тип гуманоидов? Это было бы занятно, черт побери! Новый тип! В Управлении бы взбодрились, иноконтактчики зашевелились бы опять, у них бы появилась работенка… Но почему все-таки так тянет туда?.. Он шел, и под ногами лоснилась невысокая мягкая трава.

От крайнего здания-куба, высота которого была не более трех человеческих ростов, отделилась женщина и пошла навстречу Филиппу. Он остановился, нащупал в кармане кнопку защитного поля, приготовил лазерный пистолет.

На женщине было сиреневое покрывало; лицо и обнаженные руки ее отливали светло-голубым цветом, фиолетовые волосы волочились за ней как шлейф. Она улыбалась; она была невообразимо красивой. Руки Филиппа сами собой выскользнули из карманов и повисли вдоль тела. И дальше все было, как в тумане…

Он о чем-то спросил ее. Она раскрыла губы, и Филипп услышал чистый и мелодичный звук, напоминающий звук электрооргана. Она протянула к нему руки, и опять воздух наполнился музыкой. «Они разговаривают мелодиями!» — вдруг догадался Филипп, и мысль немедленно достать транскоммуникатор отпала: земные транскоммуникаторы не были в состоянии перевести на человеческий язык музыкальные звуки.

Женщина перестала улыбаться, опустила глаза, лицо ее сделалось сосредоточенным. Филипп ждал; ему становилось невыносимо жарко, и он расстегнул молнии комбинезона на груди и рукавах. Вскинув голову, женщина рассмеялась: