Тибор Череш - Черная роза

• Название: Черная роза
• Автор: Тибор Череш
• Издательство: Прогресс
• Жанр: Полицейский детектив
• Год: 1974

С первых же страниц повести писатель бросает нас в глубокий водоворот событий, опаляет жаром страстей, до поры глухо тлевших в небольшом венгерском селе и ставших причиной трагической гибели человека, найденного убитым на проселочной дороге. Кто и за что убил Давида Шайго? Наверное, это можно будет узнать, если удастся установить, кому принадлежит мотоцикл, описавший вокруг убитого петлю… Майор милиции Кёвеш и его коллега капитан Буриан берутся за решение этой, на первый взгляд, не очень сложной задачи. Однако чем дальше вникают они в суть дела, тем более запутанным оно представляется. Вместе с Кёвешем и Бурпаном читатель то приближается к разгадке, то вновь отдаляется от нее. И когда наконец приходит к истине, она потрясает его своим драматизмом.

---

Со всех ног мальчик бросился домой.

Мать он нашел на кухне.

Взглянув на сына, Анна тотчас догадалась о том, что произошло, но все же спросила:

- Что? Что случилось, Дёзёке?

Сын, который ревновал мать ко всем посторонним, упорно молчал. Анна трижды повторила свой вопрос, прежде чем получила ответ.

- Я бегу! Сейчас же, скорее! - воскликнула Анна. Ее осторожная мать стала просить:

- Не ходи никуда, Аннушка, сиди дома. Только беду на себя накличешь. Сиди и молчи! Гудулич сам сумеет себя выгородить.

Но Анну уже ничто не могло остановить. Она вихрем носилась из комнаты в сени, из сеней в кухню и снова в комнату, сбрасывая с себя домашнее и надевая выходное платье, туфли, шаль. Бабушка с внучкой, забившись в уголок, наблюдали за этим ураганом.

Она повязала было голову шелковой шалью, потом передумала, опустила ее на плечи - так будет скромнее. Глянув на себя в зеркало и увидев свои горящие глаза и пылающие щеки, Анна попыталась взять себя в руки.

Дёзёке, маявшийся в сенях, хотел, было следовать за матерью.

- Сиди дома! - прикрикнула на него Анна и сама испугалась своего резкого тона. Она привлекла голову мальчугана к груди и провела ладонью по его волосам. Жест этот был стремителен, но полон ласки. Она словно просила прощенья.

- А Эммушка? - спросил мальчик, видимо уже подчинившись ее приказу.

- Ее нет,- опять строго и холодно ответила мать.- Пока я не вернусь домой, ее нет.- И уже на ходу, у порога, резко и громко повторила еще раз: - Пока не вернусь, Эммушки нет! Молчи.- Прижав на мгновение палец к губам, она взялась за ручку двери.

Однако этим дело не кончилось. Младшая дочь, поняв, что мать собирается идти в село, выскользнула во двор.

- Мамочка, а я? А когда я пойду на ярмарку?

- Потом, Идука, вместе с Дёзёке.

- А я хочу сейчас, с тобой!

- Со мной нельзя. Сиди и жди.

Между тем во дворе сельского совета бушевали страсти.

- Значит, вы нас надули, товарищ старший лейтенант? Зачем вы пообещали устроить гонки? Глядите, сколько мы бензина пожгли, и все зря!

Буриан, подняв руку, пытался утихомирить разбушевавшихся мотоциклистов, жаждущих помериться силами.

- Сколько раз вам говорить! Сегодня мы только запишем имена, чтобы составить список участников.

Однако цыган-организатор чувствовал еще и личную обиду.

- Знай, я такое дело, стал бы я звонить по телефону с почты на свои кровные денежки! Шутка сказать, какие расходы! Кто мне теперь вернет мои семь форинтов шестьдесят? Нашли дурака, вот и плакали мои денежки!

Буриан исчерпал все возможные успокоительные средства для ликвидации конфликта. В самом деле, как и чем, покрыть эти непредвиденные расходы? А между тем для официального следствия все эти «паннонии» завтра же будут нужны.

В эту минуту Буриап увидел Анну Тёре - она поднималась по ступенькам парадного крыльца сельсовета, глаза ее сияли лихорадочным блеском. Буриан мгновенно забыл о своих препирательствах с мотоциклистами. Впрочем, они уже и сами поняли, что неудобно все же плакаться по поводу нескольких форинтов, и немного поутихли.

Прежде чем войти следом за Анной в коридор сельсовета, Буриан пробормотал цыганам еще две-три увещевательные фразы, но все его внимание было поглощено женщиной.

- Вы, вероятно, ко мне?

Женщина кивнула в ответ и спросила прямо, в упор:

- За что вы арестовали Гезу Гудулича?

Буриана ошарашил неожиданный вопрос, но он постарался не показать вида и, поигрывая связкой ключей, остановился возле двери с табличкой «Финансовый отдел». Наконец один из ключей подошел, дверь открылась.

- Прошу. Сегодня воскресенье, посетителей нет. Женщина, не обращая внимания на окружающую ее обстановку, машипально села па предложенный Бурианом стул.

- Геза Гудулич невиновен.

- Вы уверены?

- Да. Иначе я бы этого не сказала.

- Но нужны доказательства. Надеюсь, вы понимаете? Анна смутилась. Откуда ей взять доказательства?

И какие?

- Понимаю.- Она кивнула и прикусила губу.

Решение пришло внезапно. Созрело ли оно у нее заранее, еще на пути из дому, или родилось здесь, во время беседы с офицером милиции, Анна не смогла бы ответить даже себе самой.

- Товарищ старший лейтенант…

«Откуда ей теперь известно мое звание?» - мелькнула мысль у Буриана.

- …Геза Гудулич провел минувшую ночь со мной, в моей постели.

Это бесстыдное признание не вызвало даже румянца па ее лице. Она продолжала:

- Он был у меня всю ночь, с вечера до самого утра. Только когда уже совсем рассвело, он оделся и ушел.

Сделав это неожиданное заявление, Анна не опустила глаз. Она старалась уловить, убедила ли в нем офицера милиции.

- Речь идет обо мне, и в это доверит каждый.

У Буриана готов был сорваться с языка коварный вопрос, но выражение глаз женщины его остановило.

- Хорошо, пусть так.- Лейтенант снова потупился.- Я поверю в то, что вы сказали, но только при том условии, если вы докажете, что вы и прежде встречались с Гудуличем.

- Как можно это доказать?

- Извините, очень просто. Прежде чем вы с ним увидитесь, я сам спрошу его, когда и как часто вы встречались в последнее время. А вы мне скажете об этом здесь, сей час. Останется лишь сравнить оба показания.

Женщина молчала. Внимание ее напряглось, как и туго натянутый шелк шали.

- Конечно, небольшое расхождение не в счет,- продолжал Буриан,- но что касается самого последнего времени, данные должны совпадать.

У Анны вырвался легкий стон.

- Поймите же, это случилось вчера первый раз! Странно, но Буриану почему-то приятно было услышать эти слова.

- Отлично. Это меняет дело. Однако почему…

- Почему это случилось именно теперь, вчера? Да потому, что от него недавно ушла жена. Он был этим очень огорчен.

- Значит, с горя? Полагаю, это несколько оскорбительно для вас.

- Оскорбительно? Для меня? - В голосе Анны уж не было жалобных ноток. Она стремительно вскочила се стула и заходила по комнате, теребя концы своей шали.

14

- Да, давненько мы знакомы… Мне хотелось бы, чтобы вы называли меня Рудольф, как тогда. Или просто Руди.

- Можно и Руди,- начал председатель.- Так подойдет?

- Лучше не придумаешь!

Майор Кёвеш поначалу собирался усадить Гудулича в машину.

- Поехали к вам! Буду рад познакомиться со счастливым семейством.

Гудулич растерялся. Вид у него был явно смущенный. Кёвеш понял.

- Не стесняйтесь, старина! Живете скромно? Что же, тем лучше. И ваша супруга непременно пригласит меня к праздничному обеду, не так ли? Но я человек хитрый

и поэтому решил пригласить вас сразу же на ответный обед, сейчас, сегодня же! Предварительный реванш, понятно? Вот удивится моя жена, когда мы явимся к ней вместе! Ну, показывайте, куда идти? Пешком? Идемте пешком, все равно.

Они уже сделали несколько шагов, но ноги плохо повиновались Гудуличу.

- Прежде позвольте мне кое-что вам объяснить, товарищ майор…

- Мне хотелось бы, чтобы по праву старинного знакомства вы называли меня Рудольф, как тогда. Или просто Руди.

- Можно и Руди! - начал председатель.- Так подойдет?

- Лучше не придумаешь! Руди - это превосходно! Предложив двигаться дальше, Гудулич заговорил быстро и нервно, проглатывая окончания слов.

- Руди, если мы пойдем медленно, я успею тебе кое-что рассказать. Как известно, я воспитывался в приюте, а оттуда меня, еще малышом, отдали в одну семью…

- Значит, ты был подкидыш?

- Как ты мог подумать? Нет, подкидышем я не был. Мне исполнилось девять лет, когда умер мой отец, и шел двенадцатый, когда за ним последовала мать. Я очень ее любил, а жили мы на краю села возле самой плотины. Проказник я был отменный, но меня никогда не били. Я не помню даже ни одного сурового слова от родителей. Тогда меня звали Цомпо.

- Не будем о проказах.

- Хорошо, не будем.

- Но почему Цомпо [1]? Тебя так дразнили сверстники?

Гудулич расхохотался.

- Да нет. Это была наша фамилия. А звали меня тогда Бела, Бела Цомпо. Когда умерла мать, я рыдал у ее гроба, вереща, как осиротевший поросенок. Почтенные старушки, присутствовавшие при обряде погребения, боялись, как бы я не тронулся с горя. Чтобы утешить меня, одна из них сказала: «Что ты ревешь, дурачок? Покойница и не мать тебе вовсе. Тебя дали им на воспитание из приюта еще малышом, так что успокойся». Но я продолжал реветь еще пуще, потому что там же, у могилы, вспомнил об одной молодой женщине. Вспомнил, как два или три раза она приезжала поездом, потом уезжала, на станции пыхтел паровоз… На голове у нее была копна пышных рыжих волос. Она не говорила мне ни слова, только целовала. Если случайно в дом заходили соседи, она торопливо и тихонько им объясняла: «Я из приюта, приехала проверить, как живется мальчику, как его здоровье, не нужно ли чего». А когда приближался поезд, она всегда целовала меня в лоб. Так вот, целовала в лоб, и только. Для меня, оставшегося там, на кладбище, одним-одинешеньким на всем белом свете, было все равно. Впрочем, хотя прошло уже лет семь-восемь, я вспомнил и еще кое-что. Волосы у той женщины всегда были завиты, и она перед отъездом каждый раз совала в руку моей матушки деньги. Мне было тогда годика три-четыре. После похорон матери меня отдали в ученики к кожевнику. В шестнадцать лет я окончил ученье, получил диплом ремесленника. Еще в ремесленной школе, куда я ходил, однажды меня вызвал директор и сказал: «Почему ты называешь себя Цомпо, если ты Гудулич?» Вот тогда-то я и узнал впервые свою настоящую фамилию. Лишь впоследствии выяснилось, что какой-то олух из сельской управы ради собственной забавы окрестил меня Цомпо.