Айзек Азимов - Шутник (Сборник о роботах)

• Название: Шутник (Сборник о роботах)
• Автор: Айзек Азимов
• Жанр: Научная Фантастика

В этом сборнике представлены рассказы и повести фантастов различных стран о роботах. Смелые, заносчивые и назидательные — такими предстают перед читателем эти создания из металла и пластика, которым, конечно же, уготовано большое место и в жизни человека будущего и в произведениях писателей-фантастов.

---

— Благодарю вас, Полпинты, — невозмутимо сказал Каллингем и отключил динамик. — А теперь мы послушаем, что нам скажут Ник и Двойной Ник.

Но он не успел включить следующий динамик — няня Бишоп быстро и молча отключила все три микрофона.

— В целом я одобряю то, что вы делаете, господа, — сказала она, — но вы избрали неправильный способ!

— Э-эй! Прекратите это! — воскликнул Флаксмен. — В Детской вы хозяйка, но это еще не значит, что вы можете распоряжаться и здесь!

— Погоди, Флакси, — прервал его Каллингем. — Она может нам помочь. Я ведь почти ничего не добился.

— Заставить круглячков слушать всякий вздор, — продолжала няня Бишоп, — чтобы они его критиковали и в результате сами захотели бы писать — это неплохая мысль. Однако их реакции необходимо все время контролировать… и направлять! — Она улыбнулась людоедской улыбкой и подмигнула издателям.

— Продолжайте и дальше на той же волне! — скомандовал Каллингем, наклоняясь вперед.

Гаспар пожал плечами и начал вгрызаться дрелью в дверь.

— Я подключу к ним шептатели, — объяснила няня, — и буду слушать, что они говорят, пока вы читаете. А в паузах буду им что-нибудь шептать в ответ. Тогда ощущение полной изолированности у них исчезнет, а с ним и потребность поносить вас. Я послужу громоотводом и постараюсь внушить им симпатию к «Рокет-Хаусу».

— Чудесно! — воскликнул Флаксмен.

Каллингем молча кивнул.

Гаспар подошел к столу, чтобы взять шурупы.

— Простите, мистер Флаксмен, — вполголоса спросил он, — но где вы откопали эту жвачку, которую читает мистер Каллингем?

— В редакционном мусоросборнике, — не моргнув глазом, признался Флаксмен. — Не верится, правда? Вот уже сто лет, как существует только словомольная литература, вот уже сто лет, как всякая иная продукция отвергается сразу же, и все эти сто лет графоманы продолжают слать свои опусы!

Гаспар кивнул:

— Сейчас над зданием кружит какая-то «Пишущая Братия».

— Наверно, хотят обрушить на нас чемоданы старых рукописей, — предположил Флаксмен.

Каллингем вдохновенно декламировал:

— В последней крепости, на последней планете, еще оставшейся в руках землян, Грант Айронстоун улыбнулся своему испуганному секретарю Дрожливеллу. «Каждая новая победа Великого хана, — задумчиво сказал Грант Айронстоун, — приближает оранжевых осьминогов к поражению. Я открою вам, почему это так. Дрожливелл, знаете ли вы, кто самый страшный, самый хитрый, самый опасный, самый свирепый хищник во Вселенной, если его раздразнить?» — «Взбесившийся осьминог?» — дрожащим голосом ответил Дрожливелл. Грант Айронстоун улыбнулся. «Нет, Дрожливелл, — произнес он, ткнув пальцем в узкую грудь дрожащего секретаря. — Вы. Да, Дрожливелл, вы. Человек — вот ответ на мой вопрос!»

Кудрявая голова няни Бишоп наклонялась над шептателями, включенными в нижние розетки яйцеглавов. Время от времени девушка сочувственно произносила что-то вроде: ай-ай-ай! Гаспар работал дрелью и отверткой. Флаксмен посасывал сигару, и только бисеринки пота, порой проступавшие на его лбу, показывали, что такое самообладание в подобной близости от яйцеглавов дается ему нелегко. Вторая глава «Бичей космоса» беспощадно близилась к кульминации.

Когда Гаспар завинтил последний шуруп и с гордостью оглядел дело своих рук, в дверь тихонько постучали. Он открыл дверь и увидел Зейна Горта. Робот вошел и стал у стены.

Каллингем заметно охрип:

— Дрожливелл, скрючив пальцы, бросился на канареечно-желтый мозговой мешок бешеного осьминога. «Среди нас шпион!» — громовым голосом воскликнул Грант Айронстоун. И, схватив рукою тонкую ткань, прикрывавшую грудь Зилы, королевы Ледяных Звезд, он с треском разорвал ее. «Смотрите! — сказал он. — Вот они, две чаши радарного передатчика!» Космические шерифы остолбенели. Глава третья. Свет ближайшего спутника заливал лишенную солнца планету Кабар. Четыре гениальных преступника напряженно и подозрительно вглядывались друг в друга…

— Удивительно, — шепнул Гаспару Зейн Горт, — как это люди вечно ухитряются ставить точку именно там, где начинается самое интересное. Красавица оказалась переодетым роботом — и все. И ни слова о том, какой у нее корпус, какого цвета отделка, какая конфигурация клешней! Но сказано даже — подумать только! — робот это или роботесса.

И он неодобрительно покачал металлической головой.

— Конечно, я вполне беспристрастен, но посуди сам, Гаспар: тебе сообщают, что очаровательная роботесса на самом деле оказалась женщиной, и бац — конец главы, и ни слова, ни намека на сложение, цвет волос, размер бюста, и ты даже не знаешь, кто она — красавица или старая карга!

Тут он подмигнул Гаспару налобным прожектором.

— По правде говоря, я однажды тоже оборвал главу в «Докторе Вольфраме» именно так: «Платиновая Паула оказалась пустой металлической оболочкой, в которой пряталась человеческая кинозвезда». Я знал, что мои читатели будут разочарованы, и следующую главу начал с того, как Серебристая Вилия умащает себя смазочным маслом. Это всегда подогревает их интерес.

26

Каллингем закашлялся.

— Пока, пожалуй, хватит, — сказал Флаксмен. — Дай отдохнуть горлу. Послушаем, что скажут они.

— Двойной Ник просит слова, — объявила няня Бишоп и включила динамик на полную мощность.

— Господа, — сказал самый большой яйцеглав. — Я полагаю, вам известно, что каждый из нас — лишь мозг и только. Мы способны видеть, слышать и говорить, но этим все исчерпывается. Гормонов мы получаем ровно столько, сколько требуется, чтобы не вести чисто растительного существования. Поэтому разрешите мне смиренно, весьма, весьма смиренно спросить, можно ли от нас ждать произведений, действие которых строится на непрерывных драках и на чувствах, достойных только законопослушных дебилов, и сдабривается огромными дозами так называемой любовной страсти?

Няня Бишоп саркастически улыбнулась, но промолчала.

— В те далекие времена, — продолжал Двойной Ник, — когда у меня было тело, книжный рынок был завален подобными книгами, и мне очень грустно сознавать, что и сто лет спустя люди по-прежнему упиваются подобной макулатурой. Впрочем, мы ведь не знакомы со словомольной литературой, которую вы так расхваливали, — в нашем уединении, как вам известно, мы не читаем практически ничего, кроме научных книг и классиков. Еще одно из бесчисленных правил нашего дорогого Цуккерторта. Так, может быть, вы прочтете нам какой-нибудь образчик…

— Честно говоря, я бы предпочел этого не делать, — сказал Каллингем. — Мне кажется, ваша продукция будет много свежее и непосредственнее без влияния словомельниц. Да и вам будет лучше.

— Так, значит, вы считаете, что словесный помол, эта механическая труха, может развить у нас комплекс неполноценности? — осведомился Двойной Ник.

Гаспар ощутил прилив гнева. Пусть, пусть Каллингем прочитает им повесть высшего помола, чтобы Двойной Ник взял назад свои слова! Он попытался припомнить какой-нибудь блестящий образец словесного помола, что-нибудь из свежесмолотых шедевров, читанных в самое последнее время, — ну хотя бы из его собственного «Пароля страсти», — но почему-то в его голове возникал только какой-то смутный розовый туман, и он так ничего и не вспомнил, кроме своей увлекательной биографии на обложке.

— Ну что ж, если вы не хотите быть искренними с нами, — сказал Двойной Ник, — не хотите открыть свои карты…

— А почему бы вам не быть искренним с нами? — возразил Каллингем. — Мы, например, даже не знаем, как вас зовут. Отбросьте анонимность — рано или поздно вам придется это сделать. Кто вы такой?

Яйцеглав долго молчал. Потом он произнес:

— Я — душа XX века. Живой труп, сохранивший в себе мысль эпохи хаоса, призрак, все еще несомый ураганом тревожной неопределенности, который обрушился на Землю, когда человек впервые расщепил атом и увидел свою судьбу среди звезд. Я — свобода и ненависть, любовь и страх, высокие идеалы и низменные побуждения, я — дух, ежечасно торжествующий и вечно сомневающийся, терзаемый собственной ограниченностью, я — клубок желаний, я — вихрь электронов. Вот кто я такой. Имени моего вы никогда не узнаете.

Каллингем на мгновенье наклонил голову и сделал знак няне Бишоп. Она выключила динамик. Издатель швырнул на пол недочитанные страницы «Бичей космоса» и поднял из груды рукописей переплетенную в красный пластик книгу с огромной золотой эмблемой «Рокет-Хауса» на обложке — изящная ракета, обвитая змеями.

— Попробуем для разнообразия что-нибудь другое, — сказал он. — Это не словопомол, но и не совсем то, что вы до сих пор слышали.

— Мисс Джексон пришла в Детскую? — вполголоса спросил Гаспар у Зейна.

— О да, — ответил робот. — Такая же красотка, как мисс Бишоп, только блондинка. Гаспар, а где мисс Румянчик?