Ференц Кашшаи - Телечеловек

• Название: Телечеловек
• Автор: Ференц Кашшаи
• Жанр: Научная Фантастика

Действие повести происходит в конце 60-х годов в вымышленной стране Миклане. Главный герой, талантливый ученый Бирминг, изобрел установку, в которой он использовал последние достижения в области электроники и биофизики. При помощи этой установки ему удается добиться получения объемного изображения. Случилось так, что изображение самого профессора начинает самостоятельную жизнь. С «двойником» происходит ряд увлекательных приключений, возникает личный конфликт между ним и профессором, раскрывается проблема ответственности ученых за свои изобретения.

Все события происходят на фоне острой борьбы между поборниками войны и сторонниками мира и прогресса.

---

— Сию минуту узнаю, господин профессор. Вызвать шофера?

— Нет, я поведу сам.

Все, что я сказал Давиду о детективах, не было простой уверткой. Я не сомневался, что они выслеживают моего теледвойника, с тем чтобы схватить его, если он "вернется домой". Вот почему я совершенно спокойно, по крайней мере внешне, направился к выходу. Правда… Если уж быть откровенным до конца, то признаюсь, спокойствие это не было таким уж безмятежным. Я все время помнил, что "репродуцированный Бирминг" внешне — моя точная копия, вылитый мой портрет, особенно когда молчит… Но стоит только ему заговорить, и его сразу же можно отличить от меня, он начинает рассказывать такое, о чем я никогда не стал бы распространяться. Возможно, ему удалось отвести от себя подозрения именно потому, что он столь пространно говорит об изобретении. В самом деле: кому придет в голову, что какой-то аппарат, сделанный руками человека, станет выдавать себя за изобретателя, который его создал?!

Не успел я выйти, как вооруженные фотоаппаратами детективы, словно по команде, бросились ко мне и, окружив плотным кольцом, рьяно пытались протиснуться как можно ближе. Форменная свалка и даже потасовка, которую они устроили вокруг меня, не походила на действия полицейских. "Может быть, Давид все-таки ошибся? — подумал я. — Или они пока не раскрывают своих подлинных намерений?" Как бы там ни было, придется сделать вид, будто я ни о чем не подозреваю. Поэтому, упорно пробиваясь к машине, я безмятежно произнес:

— Чудесная погода, не правда ли, джентльмены?

Мнимые журналисты даже опешили от неожиданности. Услышав столь глубокомысленное высказывание, произнесенное непринужденным тоном, они невольно посторонились, уступая мне дорогу.

До квартиры Лиан меньше четверти часа езды на машине. При въезде на проспект Клен пришлось переждать у светофора. В бесконечной веренице застопоривших машин, в третьем или четвертом ряду позади себя, я увидел небольшой спортивный автомобиль салатного цвета, неотступно следовавший за мной с самого проспекта Крети. Это меня не удивило. Если в машине действительно находились профессиональные репортеры, то они с присущей им настойчивостью и хваткой обязательно следовали бы за мной. Однако у Римерских ворот удалось оторваться от преследовавшей юркой машины. Едва я успел проскочить зеленый светофор, как вспыхнул красный сигнал и ехавшие следом машины резко затормозили.

Я решил проехать через Национальный парк. Правда, этот путь несколько длиннее, зато движение там меньше. Лиан имела обыкновение отправляться в театр в самую последнюю минуту, и я рассчитывал застать ее дома. Однако непредвиденные обстоятельства задержали меня в парке несколько дольше обычного. За Лебединым мостом мне пришлось затормозить: всю проезжую часть дороги заполнила колонна медленно двигавшихся людей. Подъехав поближе, я увидел, что это шла молодежь — юноши и девушки. Их было человек двести. Не требовалось орлиной зоркости, чтобы заметить конных полицейских, с обеих сторон попарно патрулировавших аллею, по которой направлялись демонстранты. "Гм, полицейский кордон — испытанное средство правительства против любых массовых выступлении", — подумал я. Молодые демонстранты расступились, пропуская машину, и все же я с большим трудом продвигался сквозь их ряды. Вдруг кто-то произнес мое имя. Я невольно оглянулся, резко затормозив машину. Студенты университета — а это оказались именно они — толпой окружили машину и стали… вполголоса провозглашать лозунги. Да, да, они скандировали их почти шепотом. Негромкие возгласы юных демонстрантов звучали как доверительные, дружеские обращения:

— Да здравствует профессор Бирминг!

— Мы с вами, профессор!

Кто-то громко крикнул:

— Идемте к театру!

Заметив знакомые лица студентов с факультета электроники, я вышел из машины.

— Куда вы собрались, друзья? — обратился я к возбужденным, раскрасневшимся студентам, стараясь своим тоном как-то успокоить их.

— В театр! — решительно ответила девушка в полотняной шапочке.

— Какой же именно?

— В театр "Орма".

Какое совпадение! Именно в этом театре выступает Лиан.

— Профессор, может быть, вы скажете что-нибудь?

— Да, да, нам так интересно вас послушать!

Вероятно, со стороны это зрелище казалось не только весьма необычным, но и несуразным: по обочинам аллеи, держась на почтительном расстоянии, будто оказавшись там чисто случайно, картинно гарцевали конные полицейские, а посредине шествовали разгоряченные девушки и юноши, вполголоса скандируя какие-то лозунги.

— И полицейские с вами? — спросил я простодушно. Ничего умнее не пришло мне в голову.

— Они боятся, как бы наше шествие не приняло характер политической демонстрации. Но мы ведь только прогуливаемся по парку, — широкоплечий юноша нетерпеливо встряхнул головой. Трудно было понять, что означал этот жест: то ли протест против полицейских, то ли решимость действовать наперекор всему, с каким бы риском и опасностями это ни было связано.

— Профессор, просим выступить!

— Просим, просим! — раздавалось со всех сторон. Растерявшись, я не знал, как поступить в столь необычной обстановке.

Окружившая меня толпа студентов образовала пробку: сзади нетерпеливо сигналили.

Пришлось перейти на тротуар. Однако от этого положение нисколько не улучшилось. До сих пор не представляю, как это ей удалось, но откуда-то сбоку вынырнула юркая спортивная машина салатного цвета и остановилась рядом с нами. Несколько репортеров, или подосланных под видом журналистов агентов полиции, зашелкали затворами фотоаппаратов перед самым моим носом.

— Друзья мои, надо всячески избегать столкновения с полицией. — Я пытался увещевать молодежь.

— Э, не беспокойтесь! Мы их обведем вокруг пальца, — и уже знакомый мне юноша кивнул в сторону полицейских. — Сделаем вид, словно прогуливаемся не спеша, и тем временем потолкуем.- Повернувшись к стоящему рядом студенту, он скомандовал: — Передай по рядам! Без лишнего шума! — Затем вновь обратился ко мне: — Поговорим по душам, профессор, а потом проводим вас к машине, не бойтесь.

При этих словах я горько усмехнулся.

— О чем же мы потолкуем?

— Вы же сделали колоссальное открытие! А ваша смелая борьба против нашего реакционного правительства?! Вот и расскажите нам об этом, дорогой профессор.

Подумать только: дорогой профессор! Это уже что-то совсем новое.

Репортеры с настораживающей поспешностью записывали что-то в свои блокноты, поэтому я решил прибегнуть к тактической уловке — чему только не научишься, попав в такой переплет!

— Сначала я предпочел бы послушать вас, господа.

— Пожалуйста, господин профессор, будем очень рады.

— Что вы намерены делать в театре?

— Там будет спектакль, а затем дискуссия о роли искусства в борьбе за мир, — ответила девушка в полотняной шапочке.

От толпы отделился молодой, но уже лысеющий юноша. Непомерно вздернутый нос придавал его лицу какое-то детское выражение.

— Настало время, когда в борьбе за мир надо использовать все возможности. В этом, господин профессор, мы целиком на вашей стороне. Вы не одиноки в своей борьбе.

— Очень мило с вашей стороны! Право, вы меня даже растрогали. Ну-с, а на что же вы рассчитываете? К чему может привести ваша позиция?

— Мы рассчитываем добиться многого. Прежде всего надо вынудить правительство дать твердую гарантию, что ваше открытие будет использовано только в интересах мира и прогресса.

— Так что же, друзья, вы развернули кампанию протеста во имя прогресса науки?

— Вот именно!

— Тогда позвольте вас спросить: зачем понадобилась эта манифестация?

Мой наивный вопрос вызвал сочувственные улыбки на лицах студентов. Некоторые даже добродушно засмеялись. Тотчас же послышалось:

— Тсс! Не шуметь!

— На улице поется лучше, — задорно ответила девушка в полотняной шапочке.

— Правда, профессор, мы поем народные песни. Против них даже конная полиция вряд ли может возражать.

— Итак, песня на благо науки и прогресса? — Я иронически улыбнулся.

— Можно сформулировать и так, господин профессор.

— Черт возьми! Недурно бы написать диссертацию на тему: роль песни в развитии науки!

Как ни парадоксально, мой иронический совет вовсе не был воспринят слушателями как насмешка. Студентам, развернувшим широкую кампанию солидарности с профессором Бирмингем, и в голову не приходило, что этот самый профессор способен их высмеять! Со мной получилось точь-в-точь, как с тем сказочным героем, который хотел отодрать репей, а тот в ответ больно уколол его руку своими колючками!

Все это время репортеры непрерывно щелкали затворами фотоаппаратов и усердно записывали в свои блокноты все, что им удавалось услышать. До самого последнего момента я старался держать их поодаль и не допускать до разговора со студентами. Заметив, какие отчаянные усилия делают журналисты, чтобы протиснуться ко мне, я решил во что бы то ни стало избежать интервью, не сулившего ничего, кроме неприятностей, и обратился к окружающим: