Светлана Аллилуева - Только один год

• Название: Только один год
• Автор: Светлана Аллилуева
• Издательство: Harper & Row Publishers
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1969

Книга дочери Сталина – Светланы Аллилуевой «Только один год», была написана в эмиграции и издана в США по-русски и в английском переводе в 1970 г. В центре мемуаров стоят политические проблемы и объяснение необъяснимого: как это случилось, что я решила бежать из России. Также в книге дается интересная и исчерпывающая характеристика Сталина.

---

Я стала здоровой, жизнерадостной. Сейчас я намного здоровее, чем 20 лет назад. Мне открылось великое счастье созерцать и слушать природу – раньше я пробегала мимо второпях, хотя всегда жила гораздо больше среди природы, чем в городе. Просто я была раньше слепа. Я стала иначе относиться к детям, к больным, к старикам. Физическая боль или увечье, причиняемые другому, стали ощущаться, как моя собственная боль. Слезы других вызывали слезы и у меня. Я научилась плакать и смеяться всем существом – у меня открылось сердце, которое было до того стиснутым и зажатым. Красота природы, красок, звуков, формы, все стало ярче и богаче, как будто я прозрела и обрела слух, как будто вышла на свежий воздух из темного подземелья.

С тех пор я побывала во многих церквях, видела много служб. Что-то величественное есть в братской молитве мусульман на огромных площадях перед мечетью, под открытым небом: они не признают идолов и изображений Всевышнего. Религиозность индусов многообразна, от поклонения «обезьянему богу» до созерцания живого пламени огня. Волны органа в католическом соборе гремят, как живой дождь и гроза. Тихий свет свечей в маленьких часовнях, куда можно зайти в любую минуту, согревает сердце. Нужно только, чтобы сердце было открыто для добра и правды – вот единственное, что истинно, и для этого не нужна золотая роскошь храмов и облачений, этому не помогает самый усложненный ритуал.

Истинность чувства и искренность служения я видела в храмах различных религий и везде мое сердце откликалось. Еще во многие храмы войду, и много увижу – но мне самой лучше всего не храм, а звездный купол неба над головой. Вся природа – мой храм, так же как и моя комната и мое маленькое сердце, пока оно живо и бьется.

«Превознесу Тебя, Господи, что Ты поднял меня и не дал моим врагам восторжествовать надо мною».

«Господи, Боже мой! Я воззвал к Тебе, и Ты исцелил меня».

«Господи! Ты вывел из ада душу мою, и оживил меня, чтобы я не сошел в могилу».

«И Ты обратил сетование мое в ликование, снял с меня вретище, и препоясал меня веселием».

«Да славит Тебя душа моя, и не умолкает. Господи, Боже мой! буду славить Тебя вечно».

Я обрела силу, которая помогает мне видеть истину, делать меньше ложных шагов, и исправлять их, если они сделаны. Это чувство единства с природой, со всеобъемлющей жизнью, с Высшим Разумом, наполняет меня восторгом, благоговением, смирением и счастьем. Мне бесконечно жаль тех, кто отворачивается от этого вечного источника и могучего импульса, как жаль всех глухих, слепых, нищих и калек. Но спорить с ними бесполезно.

И хотя мне было сейчас трудно и больно думать о друзьях и детях, с которыми я расставалась очень надолго, я никогда еще, вместе с тем, не ощущала с такой силой свою правоту. Я делала то, что нужно, и иначе поступать не могла. Мне было свободно, легко и беззаботно от этого ощущения.

Я знала, что моя жизнь и судьба – в руке Всевышнего.

III. Новый свет

На другом континенте

Утро в Цюрихе было холодным и дождливым. Сейчас прояснилось, и под нами был сверкающий, синий Атлантический океан, разделяющий континенты – Старый и Новый Свет.

Этот синий океан был красноречивым рубежом между двумя мирами. Я чувствовала, что это и мой рубеж, который мы пересекали в удивительно короткое время. Часы надо было перевести назад: мы летели на Запад.

Этот перелет был так не похож на полет через хребты Гиндукуша, в Индию! Сейчас я знала, что синяя гладь океана подо мной не только пространство, но и время; долгое, долгое время, вторая жизнь, которую я начинаю. Я не тревожилась о чем-либо определенном, мне только казалось, что я рождаюсь заново, что я стану другим человеком. И вместе с тем останусь сама собой – это я тоже знала. Мне бы хотелось, чтобы мы летели долго, чтобы было больше времени подумать обо всем этом. Но все так ускорено в современном мире, что подумать некогда.

В общем, мир так мал, и это лучше всего видно с большой высоты, на которой летит реактивный самолет. Мир так беспомощно мал, все эти океаны, материки, свет «старый» и «новый»… Условность и близорукость человеческого мышления становятся так очевидны, когда не видно земли, и лишь пышные облака внизу, а над тобой безграничное небо с ослепительным солнцем.

Однако, предлагают завтрак. Попробую омара, никогда в жизни не ела. В России после революции устрицы и омары вышли из употребления, только моя старая няня рассказывала, как «бывало, подавали в Петербурге».

Завтрак был обильным. Ален Шварц выпил сперва мартини, потом вина, потом коньяку. Затем он заснул в кресле, свернувшись калачиком. Я выпила два стакана чаю с аспирином. Голова болела – все было слишком стремительно.

В аэропорту Нью-Йорка предстояло что-то сказать перед микрофоном для прессы, это тоже для меня впервые в жизни. Сколько еще всего предстоит мне теперь делать «впервые»? Мысль о «речи перед микрофоном» смешила: так в Москве делали все «прибывающие высокие гости» – премьеры, министры, короли, президенты. Зачем это мне? Разве для этого я еду сюда?

Мой день начинается утром, и я никогда не планирую свою жизнь вперед. Поэтому я не умею и не стараюсь предвидеть. Другие умеют, и пытаются объяснить и помочь, как Кеннан, чье письмо я сейчас перечитывала:

…«Вам предстоит тяжелое испытание: встреча с прессой в аэропорту в Нью-Йорке. Я бы хотел избавить Вас от этого. Но я не могу.

…«Вы неизбежно встретитесь с трудностями и неприятностями в этой стране, но некоторые из нас постараются сделать все, что в наших силах, чтобы помочь Вам; и я думаю, что в нашей жизни здесь Вы найдете для себя также много радостей и удовлетворения.[6]

…«Проблема приспособления к жизни вне Вашей родины очень нелегка, ибо тень родственной связи с Вашим отцом будет преследовать Вас всюду, где бы Вы ни были. И для того, чтобы преодолеть эту помеху, Вам нужно больше мужества, больше терпения и больше веры, чем обычно имеют люди».

Позже, спустя недели и месяцы, мне пришлось много раз вспомнить эти слова. Но сейчас их смысл не доходил до меня. Мне казалось, что я отделила себя от своего прошлого раз и навсегда, и ничто здесь не может вновь напомнить мне о нем. Разве этот океан внизу, который мы пересекли, не подтверждает моего ощущения?

Вот уже первые острова и полуострова Америки. Ален смотрит вниз и говорит: «Сейчас будет маленький островок Нэнтакет, куда я с семьей езжу каждое лето отдыхать. Вы обязательно приедете к нам в этот август. Хорошо? Вон там, смотрите!» – «Хорошо, обязательно!» – говорю я. Океан с островами наклонился, самолет делает разворот.

Конечно, я приеду к Шварцам в Нэнтакет! Вот уже второе приглашение. Первое – на ферму к Кеннанам, в Пенсильвании. Мне легко и хорошо. Какие трудности? Вся моя жизнь состояла из трудностей и ненормальностей. Хуже не будет.

Эта полоса земли внизу – Лонг Айленд, там и аэропорт. Как хорошо, что аэропорт назвали Кеннеди. Приятно, что Америка встречает этим именем каждого новичка. Ален говорит мне, что заявление будет передано прямо в прессу, а сейчас лучше сказать просто несколько слов, кстати и о том, что вскоре состоится пресс-конференция, где будет возможность ответить на вопросы.

Ах, ладно! «Ален, успокойтесь, все будет хорошо!» – говорю я, потому что вижу, что он волнуется. Пресса, заявления, трудности, – все эти люди не могут понять как мне легко и хорошо сейчас. Все они не раз пересекали Атлантику, объездили полмира, их ничем не удивишь. Они не знают, что значит жить под прессом и вдруг вылететь на волю, как птица. Они не дорожат свободой, в которой родились и выросли, потому что никто не дорожит тем воздухом, которым дышит каждый день. Этот милый Шварц совсем мальчик, разве он знает, что значит жить в России и оставить ее? Кеннан знает, он все понимает и поэтому тревожится, но я не могу сейчас думать о «трудностях». Мне так легко и хорошо!

Микрофон и репортеры оказались прямо у самого трапа, внизу. Я не чую ног под собой, сбегая по трапу.

«Хэлло, я счастлива быть здесь!» – говорю я то, что чувствую всем сердцем.

Фотографируйте, записывайте, пишите и говорите обо мне все, что вам угодно – я знаю, что вы сейчас не понимаете меня. Ничего, когда-нибудь поймете, как это много: сказать перед всем миром то, что думаешь.

* * *

Из аэропорта Кеннеди мы поехали в дом м-ра Стюарта Джонсона на Лонг Айленд. Это был дом отца Присциллы Джонсон, переводчицы моей книги, и она предложила провести в его доме первое время.

Первыми американскими впечатлениями оказались великолепные шоссе Лонг Айленда. После крошечной, уютной Швейцарии все было огромным, просторным и напоминало Россию… Это оказалось самым странным из всего, что, я могла ожидать. Простор плоского ландшафта и открытого, пасмурного в этот день, неба. Небрежно раскиданный повсюду мусор (в Швейцарии не увидишь брошенной бумажки). Множество толстых мужчин и женщин с лицами славянского типа. Правда, возможно, что это мой индивидуальный подход, я везде ищу прежде всего сходство, а не разницу.