Стефани Лоуренс - Соблазнительница

• Название: Соблазнительница
• Автор: Стефани Лоуренс
• Издательство: АСТ, Транзиткнига
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 2005
• ISBN: 5-17-026958-7, 5-9578-1350-8

Иногда даже настоящая леди вынуждена лично заниматься устройством своего счастья… даже если это может стоить ей репутации!

Амелия Кинстер, давно влюбленная в легкомысленного повесу Люсьена Эшфорда и мечтающая стать его женой, решается на легкий шантаж… и небезуспешно. Однако обаятельный «жених поневоле» вовсе не намерен покорно следовать за ней к брачному алтарю. Он тоже выдвигает невесте одно условие — на первый взгляд чудовищное, неприемлемое и совершенно непристойное!..

---

Он предпочел бы сам проводить ее наверх, в их комнаты, но тогда обед, приготовленный Хиггс, пропал бы, а у его слуг была бы богатая пища для сплетен, подмигиваний и понимающих ухмылок.

Впрочем, это его не пугало.

Держа в руке стакан с бренди, Люк стоял перед высоким окном библиотеки и смотрел, как темнеет небо на западе. Набегала летняя гроза — его арендаторы порадуются. Вдалеке сверкнула молния.

Он выпил бренди, не сводя глаз с клубящейся массы грозовых туч, в которых чувствовалась буйная сила — такая же, что бушевала в нем. Отвернувшись от окна, он подошел к камину и уселся в кресло. Ему не хотелось думать о том, что будет дальше. Чувство, не совсем подвластное ему, но и не совсем неподвластное, преследовало его. Словно какая-то его часть, с которой он никогда не встречался раньше, — какая-то часть, которую он не знал, двигала им. И он был беспомощен перед ней.

Он мог контролировать свои поступки — но не мог изменить результат. Он мог указать путь — но не конечную цель.

Рассудок остерегал его, но некая глубоко запрятанная часть его сознания радовалась, словно закидывала голову и смеялась над опасностью, ей не терпелось вкусить неизведанное, беззаконное, ничем не сдерживаемое неистовство, испытать обещанный восторг.

Он еще выпил и отставил стакан.

— Слава Богу, что она уже не девственница.

Он все еще сидел, вытянув ноги, когда дверь отворилась и вошла Амелия. Он повернул голову, заставил себя не двигаться, пока она шла к нему по длинной комнате.

Она переоделась в платье из бледно-зеленого шелка, нежного, как первые листочки, покрытые весенней росой. Шелк ласково облегал ее фигуру, низкий вырез открывал грудь, тонкую кожу ключиц, нежный изгиб шеи. Ее золотые локоны были высоко зачесаны; отдельные прядки развевались над ушами. Она не украсила себя никакими драгоценностями, кроме обручального кольца, которое он надел ей на палец утром. В большем она и не нуждалась. Она остановилась у другого кресла, глядя на Люка, и свет от канделябра на каминной полке упал на нее. Ее кожа сияла, как жемчуг.

Она была его женой — она принадлежала ему. Он с трудом верил в это, даже теперь. Он знал ее так долго, годами считал ее неприкасаемой, и вот теперь она принадлежит ему, и он может делать с ней все, что захочет, — примитивное чувство собственника, которое вызвала в нем эта мысль, встревожило его. Он предавался наслаждениям долгое время и знал, как обширно поле физического удовольствия.

Мысль о том, чтобы вспахивать это поле вместе с ней… Он больше не пытался отогнать эту мысль. Окинув медленным взглядом всю ее с головы до пят, он позволил себе воображать… и планировать.

Она так и стояла перед ним, не сводя с него взгляда, она не покраснела, в лице ее не было и намека на страх. Но он все равно знал, что сердце у нее забилось быстрее, как будто это было его собственное сердце, чувствовал, как кожа у нее становится горячее, увидел, как губы у нее слегка раскрылись.

Он попробовал прочесть выражение ее глаз, но она стояла слишком далеко. Его лицо было все так же бесстрастно, он прятал глаза в тени. И вдруг она наклонила голову набок и выгнула бровь.

Он ничего не мог ей сказать — не хотел сказать ни слова. Поднял свой стакан в ее честь и выпил.

Дверь отворилась, они оглянулись.

На пороге стоял Коттслоу.

— Милорд, миледи, обед подан.

Нетерпение глубже запустило в него свои когти, но Люк не поддался. Встал и предложил руку Амелии:

— Пойдем?

Она бросила на него любопытный взгляд, словно не была вполне уверена, куда он предлагает ей пойти. Но положила руку ему на локоть, и он повел ее к двери, на губах у нее играла улыбка.

Глава 13

Он понятия не имел, что приготовили миссис Хиггс и Коттслоу; он не обращал внимания на еду, которую Коттслоу клал ему на тарелку. Вероятно, он что-то ел, но, пока надвигалась гроза за окнами, он, ничего не видя вокруг, чувствовал, как сила, нарастающая там, снаружи, взывает к той силе, что он подавлял в себе весь день, пока она не захватила его целиком и без остатка.

С другого конца стола, укороченного, насколько это было возможно, но за который все еще могло бы сесть человек десять, Амелия наблюдала за ним и удивлялась. Много лет она видела Люка — во всех его многочисленных настроениях, — но это было что-то новое. Что-то совсем другое.

Очень напряженное.

Она ощущала это напряжение между ними, которое наполняло ее предвкушением. Но его сдержанность вызывала в ней неуверенность. Может быть, теперь, когда она стала его женой, он уже больше не так заинтересован в ней физически, как раньше? Да и был ли этот интерес таким сильным, как ей представлялось? Не было ли это в какой-то степени игрой ее воображения?

Она смотрела, как он пьет вино из хрустального бокала, не сводя глаз с окна, с грозы, бушующей там. Он всегда был человеком загадочным, сдержанным, холодным; она думала, что, когда они сблизятся, эти стены падут. Но оказалось, чем ближе они становятся, тем более непроницаемыми делаются его заграждения, тем более загадочным становится он сам.

Вряд ли он считает, что самый простой способ для удовлетворения сильной страсти — это брак. Она не так невинна, чтобы полагать, будто он не мог бы или не хотел поступить иначе, если бы это его устраивало.

Подошел Коттслоу с бутылкой вина; Люк посмотрел на ее тарелку с вареными фигами и покачал головой. И снова принялся созерцать грозу.

А напряженность, подогретая этим коротким, темным нетерпеливым взглядом, стала еще острее.

Подавив улыбку, она принялась за фиги. Она не могла оставить их нетронутыми — миссис Хиггс сообщила, что кухарка мучилась над каждым блюдом, и действительно — фиги были восхитительны. Если хозяин кухарки не обращает ни на что внимания, это должна сделать она.

И наверное, ей необходимо набраться сил.

Эта откровенная мысль мелькнула у нее в голове, и она чуть не поперхнулась. Вот что таилось за ее мыслями, вот чего она ждала.

Еще там, в библиотеке, она поняла, что это напряжение — что бы он еще ни придумал, это влечение, пылающее между ними, — не плод ее воображения. Не декорация, сооруженная мастером соблазна, чтобы заморочить ей голову.

Эта мысль заставила ее сердце — и ее надежды — воспарить. Он превосходно разыгрывал человека, которым движет, которого понуждает не желание, но что-то более могучее. Ни направление, ни цель не волновали его, но только — в какой степени он не волен в своих действиях; этот человек контролирует все в своей жизни, но движет им…

Вот почему, хотя бы отчасти, он так торопился уехать из Плейса, вот почему он так торопился ее заполучить. И…

На этом она остановила свои мысли, решив не думать дальше. Решив предаться пьянящей смеси любопытства и волнения, растущего в ней.

Звякнул нож, который она положила на тарелку, и Люк очнулся.

Коттслоу тут же убрал тарелку; два лакея сняли со стола скатерть. Коттслоу вернулся и предложил Люку несколько графинов; тот отверг их, резко мотнув головой. Не сводя глаз с Амелии, он осушил свой бокал, встал, подошел к ней, взял за руку и поднял со стула.

— Пошли.

Крепко сжав ее пальцы, он вывел ее из комнаты. Она шла быстро, чтобы ему не пришлось ее тащить. Она хотела было усмехнуться, но слишком была охвачена волнением — такое у него было лицо. Лицо да еще необъяснимый мрак в его глазах.

Он пошел вверх по лестнице, не отпуская Амелию. Если бы у нее хватило глупости попытаться вырваться… Но она взглянула на него и поняла, что он, пожалуй, зарычал бы на нее. Животная энергия исходила от ее мужа; будучи рядом с ним, она не могла ее не ощутить, и от этого нервы у нее напряглись, и она задохнулась.

Они поднялись на второй этаж. Хозяйские апартаменты занимали ту часть центрального здания, которая выступала в сад позади дома. Короткий коридор заканчивался круглым холлом, из которого три резные дубовые двери вели в три комнаты. Налево располагались апартаменты виконтессы — светлая, просторная гостиная, примыкающая к большой туалетной и ванной. Направо были расположены такие же апартаменты — личные владения Люка. Между ними за дубовой дверью была спальня хозяина.

Она уже видела эту комнату — большую, не загроможденную, огромную кровать с четырьмя столбиками. Она знала эту комнату, и ей очень нравились окна, выходяшие в сад.

Сейчас Люк не дал ей времени на восхищение — он распахнул дверь, втащил Амелию в спальню, остановился, только чтобы удостовериться, что в комнате нет горничных, захлопнул дверь — и она оказалась в его объятиях.

Ее целовали — нет, насиловали.

Первый же жаркий натиск сразу оборвал все нити, связывающие ее с реальностью. Она едва могла дышать в его стальных объятиях и не противилась его голодным, жадным поцелуям; она отдала ему губы, сдалась целиком и полностью.

Он прижал ее к двери так, что она была не в силах шевельнуться; он же отстранился ровно настолько, насколько было необходимо, чтобы сорвать с себя фрак и отшвырнуть его в сторону. Она набросилась на его рубашку, отрывая в спешке пуговицы, так ей хотелось ощутить его кожу. Его пальцы рвали на ней шнуровку.