Морье Дю - Голодная Гора

• Название: Голодная Гора
• Автор: Морье Дю
• Жанр: Научная Фантастика

---

И Генри, произнося, как всегда, громко и отчетливо слова Общего Покаяния "Мы согрешили, Господи, уклонились с Твоего пути, словно заблудшие овцы", думал, как обычно, что к нему эти слова не относятся, так же, как и ко всякому законопослушному человеку, который ведет честную жизнь и исполняет свой долг по отношению к Богу и королеве. Они относятся к ворам, распутникам и пьяницам, которые никогда не заходят в церковь.

Служба окончилась, Том Каллаген снимал облачение в ризнице, а Генри и Кэтрин вышли на церковный дворик и стояли там, глядя на море. Длинные волны с Атлантики катились мимо них в глубину залива. Под ними, в кустах терновника, заливалась малиновка, сладкие и в то же время тоскливые звуки ее песни отчетливо раздавались в чистом морозном воздухе.

- Я рада, что мы крестили Молли в этой церкви, - сказала Кэтрин. Следующего ребенка мы тоже будем крестить здесь, и всех остальных детей тоже. А когда нам придет время уходить, дорогой, я бы хотела, чтобы нас положили здесь вместе.

- Какие мрачные мысли, - сказал Генри, привлекая ее к себе. - Ненавижу разговоры о смерти. Лучше поцелуй меня. Вон, видишь? Это "Эмма-Мария", она направляется в Бронси. Пользуются, верно, хорошей погодой, иначе они не стали бы отправлять груз в воскресенье. Хорошо она нагружена, правда? Там, по крайней мере, сотня тонн меди. Вот так-то, дорогая моя.

- Бог с ней, с этой медью, - сказала Кэтрин. - Ты не забудешь о моем пожелании относительно этого кладбища?

- Я отказываюсь связывать себя такими неприятными обещаниями, - сказал Генри. - И не стой, пожалуйста, на ветру, а то простудишься. Смотри, Том уже ждет нас у кареты. Какой милиый человек, и как я рад, что он переехал сюда. Ты знаешь, - весело продолжал он, беря жену под руку, - вот было бы прекрасно, если бы все наши добрые друзья жили здесь поблизости. Том, дружище, ты прочел отличную проповедь, я бы и сам мог прочесть такую же, если бы был священником, и, дабы продемонстрировать тебе свое одобрение, я обещаю построить тебе дом. Не можешь же ты постоянно жить в этом жалком коттедже в деревне.

- Почему же не могу? Прекрасно живу.

- Ничего подобного. И не спорь, я ненавижу споры, в особенности на голодный желудок. И чтобы доказать тебе мою серьезность, я покажу тебе местечко, которое для этого подобрал. Я вспомнил о нем, когда мы пели "Твердыню веков". Как раз на выезде из Дунхейвена, еще до подъема и коттеджей Оукмаунта, есть небольшая площадка, почти что ровная, ее прекрасно можно использовать для фундамента. Мы назовем ее "Хисмаунт", и, как только старый пастор умрет, приход перейдет к тебе и Хисмаунт станет называться "Ректори" - пасторский дом.

- Тогда Том сможет жениться, у него будут дети, и они будут играть с нашими, - сказала Кэтрин.

- Как легко жить, когда добрые друзья берут на себя все заботы о будущем, - сказал Том Калаген. - Отчего бы вам, кстати, не писать для меня проповеди?

- Я непременно этим займусь, - сказал Генри, - только с одним условием: я сам буду их произносить. Я с большим удовольствием использую текст: "Кесарево - кесарю" с намеком, естественно, на то, что мои арендаторы постоянно задерживают причитающуюся мне ренту.

Участок для будущего дома был должным образом осмотрен и одобрен, а затем карета свернула к воротам и на аллею, ведущую к Клонмиэру, где в столовой их ожидали накрытый стол и горячая еда; на крыльце их приветствовал радостный собачий лай, в холле попахивало горьковатым дымком от торфа, горящего в камине, - одним словом, им раскрывала свои объятия атмосфера милого, горячо любимого родного дома.

Во время десерта принесли малютку Молли, одетую в белое платьице с многочисленными лентами, чтобы она посидела у мамы на коленях, а Генри, откинувшись на спинку кресла и вытянув ноги, щелкал орехи, заставляя девочку смеяться. И сам он, чувствуя приятную сытость от жареной баранины и яблочного пирога, испытывал удовлетворение человека, которому предстоит целый день праздности, и он может делать все, что пожелает.

- Я думаю, - сказал Том, глядя с улыбкой на своего друга, - что ты можешь считать себя счастливейшим человеком на свете. У тебя отличная земля, большое состояние, процветающее дело, ты ведешь достойную жизнь, у тебя ангел-жена, прелестная дочурка - одним словом, все, что только можно пожелать. Если бы я не был священником, я бы тебе позавидовал.

- Но, поскольку ты священник, ты не упускаешь случая читать мне мораль, наставляя меня и предупреждая, чтобы я "не складывал сокровища на землю, где их могут попортить моль и ржавчина". Бесполезно, мой друг. Я живу в реальном мире, и, хотя не считаю себя материалистом, тем не менее полагаю, что имею право пользоваться тем, что мне в этом мире дано, и получать от этого радость. Не вижу в этом никакого греха.

- Мне кажется, я понимаю, что Том имеет в виду, - сказала Кэтрин. Когда человек счастлив и доволен, когда у него все идет хорошо, его подстерегает один из самых тяжких грехов - самодовольство и успокоенность. Нет, мое солнышко, больше сахару нельзя, ты уже скушала достаточно, иначе у тебя заболит животик. Вот тебе мамин медальон, можешь им поиграть.

Девочка, уже надувшая губки и готовая заплакать, тут же отвлеклась, глядя на цепочку и медальончик, который открывался, а потом снова со щелчком закрывался.

- Видишь, Том? Воспитание начинается, - подмигнул другу Генри. - Молли хочется сахару, но ее надувают, предлагая взамен что-то другое! Здесь не допускается, чтобы человек был доволен и успокоился на этом. А я так разрешил бы ей наесться до отвала, а потом подождал бы, пока у нее не заболит животишко. Таким образом она получила бы урок и не стала бы объедаться сахаром.

- Ты не прав, - сказала Кэтрин. - Молли слишком мала, и не может связать причину со следствием. Она не поймет, что боль вызвана сахаром. Пока ребенок мал, его надо отвлекать, а потом, когда подрастет, его можно учить послушанию и необходимости подчиняться.

- Все-то у нее рассчитано, - сказал Генри, - от букваря до финальных экзаменов. Я не встречал человека, который с такой серьезностью относился бы к воспитанию детей. Не могу припомнить, чтобы наша матушка чему-нибудь нас учила. Во всяком случае, она никогда нам не говорила, что мы делаем что-то не так, как нужно.

- Можно только удивляться, что вас еще терпят в обществе, - заметил Том. - Послушай моего совета, предоставь воспитание детей Кэтрин.

- Отлично, - согласился Генри, - а если они не будут слушаться, я просто буду их пороть. Могу сказать только одно: они ни в чем не будут нуждаться.

- Еще один тяжкий грех, - сказал Том. - Слишком много денег. Бедняжка Кэтрин, я вижу, у вас будет много дела.

Генри бросил в приятеля скорлупкой от ореха.

- А что, если ты перестанешь говорить о моих грехах, - сказал он, - и вместо этого дашь мне практический совет? Как тебе известно, в Бронси намечаются дополнительные выборы. Старый сэр Николас Веннинг умер. Я подумываю о том, чтобы выдвинуть свою кандидатуру, принять участие в выборах на стороне консерваторов.

- Правда?

- Во всяком случае, мне будет очень интересно, а связи у Бродриков существуют с тысяча восемьсот двадцатого года.

- А что думает об этом Кэтрин? - спросил Том.

- Кэтрин считает, - улыбнулась его жена, - что у ее мужа слишком много энергии, и что если он не займется политикой, то может обратить ее на что-нибудь похуже. А так все-таки подальше от греха.

- Так может сказать только жена, - заметил Генри. - Обрати внимание, ни слова о честолюбивых устремлениях, не выражается надежда или хотя бы предположение, что я стану премьер-министром. Просто ласковая улыбка и "подальше от греха".

- Я согласен с Кэтрин, - сказал его друг. - Конечно же, действуй, произноси речи, устраивай обеды, целуй ребятишек из Бронси и кланяйся, если в тебя будут бросать тухлыми яйцами. Желаю тебе всяческой удачи. Если ты добьешься успеха и проложишь себе путь в Вестминстер, я даже поеду на ту сторону воды, чтобы послушать твою первую речь, и буду рассказывать всем, кто будет сидеть рядом со мной, что Генри Бродрик - мой старинный товарищ. Лет этак через двадцать ты добудешь мне место епископа.

- Нет, серьезно, - сказал Генри, - я легко могу добиться избрания, получив большинство, хотя это место искони принадлежало либералам. Вся семья сплотится вокруг меня. Герберт - в Летароге, - я говорил, что он получил там приход и живет теперь в нашем старом доме? А тетушка Элиза - в Сонби. Я бы мог рассказать обо всех своих знакомых и родственниках в Бронси, хотя, пожалуй, не стоит упоминать о моей так называемой бабушке, которая живет в деревне и делает книксен всякий раз, когда видит Герберта.

- Мне кажется, что ты все-таки сноб, - рассмеялся Том.

- Вовсе нет, но зачем же приоткрывать шкаф и демонстрировать наши скелеты во время политической кампании? Вот что я тебе скажу: мы снимем дом в Лондоне на весь сезон, независимо от того, пройду я или нет, а ты приедешь и станешь жить у нас. Будет полезно, если все увидят меня рядом с тобой, это покажет, что я отношусь с уважением к церкви.