Богдан Петецкий - Зоны нейтрализации

• Название: Зоны нейтрализации
• Автор: Богдан Петецкий
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1972

БОГДАН ПЕТЕЦКИЙ – польский фантаст, по профессии востоковед. Входит в число ведущих и лучших.

Дебютировал в 1971 году на удивление неудачной повестью «На половине пути». За ней последовали «Зоны нейтрализации» (1972), «Только тишина» (1974), «Люди со звезды Фери» (1974), «Операция «Вечность» (1975), «Рубин» прерывает молчание» (1976, переведена в самиздате).

На этом серьезный период творчества автора пока что закончился. Дальнейшие произведения представляют собой фантастические «боевики», нередко с элементами детектива, предназначенные для детей старшего пионерского возраста. Это повести «Икс-1, отдай «звезду»!..» (1977), «Сола с северного неба» (1977), «Прямо к звездам» (1978), «Королева космоса» (1979), «Солнечный ветер» (1980).

Ряд рассказов («А.Б.В... двадцать четыре» и т.д.) был опубликован в периодике.

Официально не переводился.

---

В двух шагах от меня лежал, наполовину погрузившись в траву, как я назвал про себя покрывающие котловину растения, бело-зеленый шлем. Чуть вправо расступившиеся кончики листьев обозначали продолговатые очертания излучателя.

Пахло яблоками. Я наклонился и скинул перчатку. Растопырил пальцы и провел ими по мягкой, нежной поросли. Сжал в горсти пучок растений и попытался вырвать. Они выскользнули, оставив между пальцами лишь несколько цветочных лепестков с краской, которую я напрасно пытался бы сравнить с какой-либо из известных мне по нашим газонам и паркам. Каждый листочек выпускал два узких крылышка, на концах напоминающих разрезанный на половины апельсин.

Я выпрямился, не поднимаясь с колен. Мои пальцы пахли теперь яблоками. Но вблизи ощущался еще один сопутствующий аромат, словно бы морской соли. Скажем, яблоки, свежие яблоки, сваленные на пляже, там, куда еще добираются волны океана.

* * *

Я встал. И был вынужден улыбнуться. С самого начала я был уверен, что сам прилечу сюда. Но никогда до сих пор я так сильно не чувствовал, что это было единственным, что я мог сделать.

Что бы не означал этот сеанс, наполовину искусство, наполовину символика, но одно из него вытекало.

Они не станут с нами разговаривать. Где бы я ни появился, возле другого города, на одном из спутников, они спрячутся, притихнут и в лучшем случае вновь мне покажут нечто такое, из чего я должен был бы сообразить, насколько я тут нежелателен.

Договорились. Не будем навязываться. Оставим их в незамутненной, гармоничной умиротворенности, лишенной малейшего риска и малейшей надежды. По крайней мере, в человеческом значении этих слов. Я пытался заставить себя удивиться этой мысли. Тому, что так легко согласился уйти. Но не смог. Мысль эта укоренилась во мне уже давно. По крайней мере, с того момента, когда я коснулся ногой их планеты. И если я не пускал ее наружу, то просто занимался самообманом.

Что ж, договорились. Пусть отдают Устера. Для него... нет, не стоит добавлять к старой новую ложь. Я сделал это для себя. Я. Парень из Корпуса.

Но если подумать как следует, так чему я обязан тем фактом, что теперь стою здесь, лицом к лицу с цивилизацией, развившейся в экзосфере иного солнца? Ускорителям потоков антипротонов, которыми могу в долю секунды превратить цветущую планету в кратер действующего вулкана? Автоматам?

Нет. Автоматы подводили. Точнее, делали лишь то, на что они способны. То и только то, что предусматривали их программы. Разработанные людьми на основании их многовекового опыта точного предвидения. Но что можно предвидеть, отправляясь к звездам?

Бесполезной оказалась совершеннейшая аппаратура связи, обеспечивающая совместную мудрость поступков. И даже система, синхронизирующая связь внутри нервной системы отдельного человека. В одно мгновение у нас была отобрана возможность оптимально использовать все запасы знания, образцов и схем поведения, заключенные в клетках памяти мозга.

И все же я здесь. Я выиграл. Благодаря тому, что дремало во мне долгие годы, может быть – поколения, в чем я никогда не отдавал себе отчета, поскольку мне это было ни на что не нужно, а точнее, потому что меня, предназначенного к действию без опасности поражения, научили, что ничего такого нет, а если и есть, то это следует заглушать в себе, поскольку это только мешало бы эффективности предпринимаемых действий.

Только теперь я охватил мысленно всю фальшивость, всю поверхностность выводов, к которым пришли аборигены планеты, наблюдая за людьми, подвергнутыми воздействию зон нейтрализации. Достойное сожаление несовершенство критериев, которыми они пользовались, считывая и интерпретируя проекции их мозговых полей.

Эти существа, как и мы, ценят красоту, тишину, гармонию. Их цивилизация высокоразвита и в совершенстве сбалансирована. Но, вопреки всему, они нам чужие, как может быть чужим только внеземной мир. Они не знают и не понимают нас. И никогда не поймут. Мы останемся для них неведомыми, даже если со своей стороны их цивилизацию и управляющие ей законы постигнем до конца.

Поскольку мы сделаем это вне всякого сомнения. Потому что мы более сложной природы. Потому что носим в себе наследие поколений, дела которых были полосой ужасных, трагических ошибок и непрекращающейся драки за крохотный шаг вперед. Потому что мы не отвергаем этого наследия. Человек никогда не отрицал притаившегося в нем зла. Но никогда и не мирился с ним. Потому мы и выбрались живыми из кризиса цивилизации. А если даже часть того мира, что нам продемонстрировали в подземельях, все еще сохраняется в нашем подсознании, то тем лучше. Мы не станем обносить цвета нашей теперешней цивилизации черной скорлупой панциря. Мы по-другому обошлись бы с пришельцами со звезд, поскольку справились кое с чем несравненно более трудным: с собой.

Мы более сложно устроенные. А значит и более универсальные. И потому они будут теперь покоиться в неподвижности утонченной гармонии, зачарованные благополучием нынешнего дня, пока все остальные расы не оставят их далеко позади себя. Они просуществуют сотни, может быть даже тысячи лет, отрезанные от собственных, пусть даже болезненных традиций и от собственного прошлого. Их уже не ждет ничего. Их город, висящий над пахнущим яблоками лугом, на самом деле – город смерти. Как и вся эта внешне прекрасная планета.

Мы не станем навязываться им. Уйдем. Пусть только уладят то, что еще осталось уладить.

О контактной аппаратуре, которую я принес в коробке проектора, я больше даже не вспоминал. Однако кое-что еще предстояло сделать. Я должен дать им понять, чего жду. Чтобы они знали, что я не уйду без него.

Если бы у меня была фотография Устера... ха, если бы.

Минуточку. У меня же есть... ну, да. В контактном наборе есть изображения, демонстрирующие строение человека. Мужчин.

Я торопливо перерыл содержимое набора. Есть. Мужчина, женщина, ребенок. Анатомия, нервная система, кровообращение, скелет, мышцы. Полная характеристика вида, который заявился из галактического пространства и теперь вот церемонно представляется хозяевам. Мне хотелось смеяться.

Я заложил серию снимков. Подсоединил контакты. Перед городом, высотой в какие-нибудь пятьдесят метров, обрисовался в воздухе силуэт мужчины. Я сделал изображение более четким.

Это было вроде бы второе из первой серии изображений, демонстрирующих расу, заселяющую Землю. Общее изображение, но уже в поверхностной анатомической схеме. Острые черты лица, височные кости, выступающий подбородок. Нос и глаза в их обычном виде. Но под сводом черепа виднелись извилины мозга.

Модель представляла высокого, с хорошо развитой мускулатурой человека, такого, как Устер. И даже в чертах лица, особенно в нижней его части, в губах и твердо обрисованном подбородке я обнаружил некоторое сходство.

Я включил автоматическую смену кадров, повернулся лицом к городу, сделал несколько шагов и уселся на траву. Создалось впечатление, что я погружаюсь в пенолитовый кокон этакой изысканнейше смоделированной кровати. Ветер пошевелил мне волосы, смешал сильный аромат растительности с бодрящим движением воздуха, напоминающие тарелку цветы, рыжие и голубые, достигали мне до груди. Если это цветы, – мелькнуло у меня в голове, – то тогда должны быть и насекомые. Но в воздухе не было слышно гудения, которое всегда стоит над земными лугами. Я не замечал ни следа живности.

Не могу сказать, как долго я так просидел. Меня охватило небывалое спокойствие, проникающее во все мельчайшие нервные волокна. Короче говоря, было мне хорошо.

Тихий, ласковый мир. В нем можно жить без хлопот и проблем. Можно бы. Только людей в нем нет.

Я понял, насколько сильно человек связан со своим видом. Не потому, что их объединяет общее сознание, накопившееся и оформившееся в истории тысяч поколений. А хотя бы и так. Самое важное, однако, то, что еще хотелось бы сделать, совместно с этим своим видом. Совместно и для него. Поскольку иначе не имело бы смысла все то, что делается для себя.

Смешно. Ведь, по сути дела, о чем идет речь, как не о чувствах.

О чем-то настолько личном, насколько это возможно. Сделал бы я что-нибудь с мыслью только и исключительно о себе? А делал ли я что-нибудь другое?

Я изменил программу, заданную моей личной стимулирующей аппаратуре. Чтобы сохранить память о любви. Ну, так она осталась со мной. Разве мне это помешало? Я не мог бы сказать, что только благодаря ей я невредимым прошел через зоны нейтрализации, когда оборвались все внешние и внутренние информационные связи, которые, как я считал, обуславливают принятие любого решения. Так я не мог сказать, поскольку, вполне может быть, я как-нибудь справился бы и без этого.

Почему я нарушил строжайшие запреты Централи, изменив программу личной аппаратуры? Минутная слабость? Но ведь я все время находился в сфере действия психотрона. Так как же я мог сделать это, если бы в самом деле в этом не нуждался? Собственно, чтобы действовать более успешно и более независимо?