Владимир Яценко - Пленники зимы

• Название: Пленники зимы
• Автор: Владимир Яценко
• Жанр: Научная Фантастика

Для конкурса "Триммера" главы все слиты, Пока не прогонят, комменты открыты. Прошу не молчать, – отмечайте визиты, Мой труд вы прочли. Отписались? Мы квиты! Шутка, конечно. Только читать лучше по-главно (я продолжаю работу по вычитке, только ћчищуЋ в главах: шестьсот кило текста долго грузится). Кроме того, в единый блок не вошли ћКомментарииЋ. А это уже не шутки!:( Очень краткое содержание и обоснование соответствия романа теме конкурса 'Великая цепь событий'. Книга о любви. О жизни. О 'простых' людях, которые при ближайшем рассмотрении оказались совсем не так просты, как им самим того бы хотелось. А ещё про то, как водителю грузовика, собирающему молоко по хуторам и сёлам, пришлось спасать человечество. И ситуация сложилась так, что кроме него спасать нашу расу оказалось некому. А сам он СМОГ лишь потому что когда-то подвёз 'не того' пасажира. 'Оплата за проезд' http://zhurnal.lib.ru/editors/j/jacenko_w_w/oplata_za_proezd.shtml оказалась одним из звеньев Великой Цепи, из раза в раз спасающей население нашей планеты от истребления льдами. Он был шофёром, исследователем, администратором и командиром. Но судьбе этого было мало. Он стал героем и вершителем. Это он доопределил наши конечные пункты 'рай' и 'ад'. То, ради чего, собственно, 'посев людей' и был когда-то затеян. 'Случайностей нет', – полагают герои романа. Всё, что с нами происходит 'почему-то' и 'для чего-то'. Наше прошлое и будущее – причудливое переплетение причинно-следственных связей, которые позволят нам однажды уцелеть в настоящем. Но если 'всё предопределено и наперёд задано', то от нас ничего не зависит? Зависит. Мы в любом случае исполним предначертанное. Но весь вопрос в том, КАК мы это сделаем. Приятного чтения.

---

И остался я один свою зиму зимовать…

– Я честно вдаль спешил, к мечте неутомимо.

Но те, кого любил, шли почему-то мимо.

Ошибки никакой: оставили меня,

Кого своей судьбой, назвать пытался я,

Назвать пытался я.

– А дети?

– А это и есть их фирма. Сами создали, сами работают. Получается… Офис в Женеве. Швейцария! Не слабо, правда?

– То есть всех выпихнул, а сам тут остался? Один? Неужели не было возможности вырваться? Отскочить? Убежать?

– Один, совсем один, – вздыхаю, – Куда мы все спешим? Зачем несёмся вскачь?

Конец у нас один. Один у нас палач.

Ты думал, что ты жил и может быть мечтал, Но ты всего лишь был и смерти своей ждал, И смерти своей ждал…

– Твоя проблема в том, что ты себя слишком жалеешь.

– Уже нет, – спешу его успокоить. – Поначалу, конечно, было немного не по себе.

Сейчас всё по-другому.

– Это как?

– Я чувствую справедливость того, что со мной произошло. Я был заносчив и самонадеян. Я не видел людей, я их не чувствовал. Мир казался странным механизмом, со сложными, но доступными для понимания законами. Формула была простой: понимаешь законы – получаешь допуск к управлению.

– А сейчас разве не так?

– Не так, – я одной правой перебираю клавиши, чуть двигая мехом. Инструмент отзывается тихой, печальной мелодией: какие-то вариации на тему "Полонез" Огинского. – Мир не нуждается в управлении. Он сам по себе драйвер…

– Что-то новенькое, ты стал философом?

– "В удаче – благоденствуй, в несчастье – размышляй"…

– Это ты от евреев услышал? – равнодушно гудит Дмитрий. – Смотри, они хорошему не научат.

– Что же тут плохого? – насколько позволяют ремни, я пожимаю плечами. – Но если это так важно, вот тебе другой источник: "кто богат, пусть будет воздержан; а кто беден – ест с достоинством".

Но он не слышит, опять завис над макетом. Работа спорится: зелёная долина со сглаженным рельефом, отливающие синевой горы, белые шапки ледников. Красиво. С ледника по неглубокой расщелине в долину будет ручеёк спускаться, с самой что ни на есть всамделишней водой. Гидравлика у него уже вся прикручена, отлажена: час назад проверяли, работает. И левый берег у него получился обрывистым, не забыл, что это Южное полушарие. Молодец! Помнит Гюстава Кориолиса, царствие ему небесное… Впрочем, это, конечно, не важно. Лишь бы фризер "потянул". Всё-таки два куба…

Дверь без стука распахивается.

Светлана.

– Здравствуйте, мальчики!

Я чувствую, что у неё хорошее настроение. Значит, хорошие новости. У неё между первым и вторым прямая связь. Тут у неё закорочено.

– Здравствуйте, девочки, – пытается осадить её Дмитрий.

Только напрасно он это. Кто же её осадит? Не было ещё такого. Не было и не будет.

– Ты на этой штуке играть умеешь?

Расстёгивая куртку, она подлетает ко мне.

Я неловко, путаясь в ремнях, снимаю аккордеон и бережно укладываю его в футляр.

– Нет, – я не могу скрыть смущения. – Я только на нервах. А это так, примерить…

– Максик, миленький, – не отступает Света. – Не упрямься…

И вдруг она получает неожиданную поддержку:

– Упрямство – его второе имя, – заявляет Дмитрий.

Я решительно защёлкиваю замки на футляре и выпрямляюсь. Отсюда, сверху, сопротивляться её натиску не так сложно. Чтобы продемонстрировать высокомерие тем, кто тебя на голову ниже, большого ума не надо…

– Упрямство? Что вы в этом понимаете?

– Здорово! – она хлопает в ладоши. – Объявляем конкурс на звание Великого упрямца. Первым претендентом в этой номинации объявляется Максим Добровольский. – она выдерживает паузу, прислушиваясь к несуществующим овациям, потом поворачивается к Дмитрию, вновь зависшему над макетом. – А кто ваш претендент?

– Этого парня зовут Дмитрий, – запоздало представляю Светлане своего друга. – Это его первое имя, и единственное. Дима, это Светлана.

– Это я уже понял, – пыхтит он. – Светлана, вы не поверите, но он только о вас и говорит.

– Отчего же, – трезво откликается Света. – Поверю. Вот только, как быть с вашим претендентом…

– Есть… – хрипит Дмитрий, что-то прикручивая к макету. – И не один: Джеймс Бонд, Отто Пельтц…

– Бонд? Пельтц? – с сомнением переспрашивает Света. – Эта парочка может переупрямить Добровольского?

– Супершпионы минувших дней, – поясняю за Дмитрия. – С крокодильим терпением караулили врага, уничтожали его, и тут же приступали к поискам следующей жертвы.

– Зачем? – её глаза широко открыты. Чувствуется, что эти кандидатуры произвели на неё впечатление.

– Исходя из своих представлений о жизни, полагали, что зло должно быть наказано.

Вот только их представления о добре и зле не являлись бесспорными, а сомневающихся они очень не любили. Никто и не рисковал спорить. Отсюда – неизбежность ошибок.

– И только-то?

– Ну, судя по тому, как давно эти герои выдуманы, а комиксы с их участием до сих пор печатают, и этого немало…

– Аспирин? – неожиданно опомнился Дмитрий. – Аспирин вы принесли?

– Конечно, – Светлана достала из внутреннего кармана куртки упаковку таблеток. – Вот, пожалуйста.

Дмитрий бережно принял у неё из рук лекарство и потянулся к паяльнику.

– А как наши дела?

– Отлично, – рапортует Светлана. Из того же кармана она достаёт сложенный вчетверо лист бумаги и дискету. – Это ксерокопия карты, и я, на всякий случай, её ещё и отсканировала.

Я разворачиваю лист бумаги.

– Света, ты молодец! Это… потрясающе, – небывалое дело: я не нахожу слов!

– Не думаю, – но я вижу, что моя реакция доставляет ей удовольствие. – Ты дал точные координаты: Оронтеус Финиус, 1531 год. По этим данным на поиски ушло меньше времени, чем на снятие копий…

Она берёт у меня из рук бумагу, чуть поворачивается к макету, хмурится:

– Так это же…

– Такой была когда-то Антарктида. Зелёный, цветущий рай, полный любви и гармонии…

– Цветы в Антарктиде?

Дмитрий подошёл к нам и взял карту.

– А что такого? – отвечаю Светлане. – Двадцать тысяч лет назад у нас тут тоже ледники гостили.

– Но как же это? – ну, вот, ещё один озадаченный. – Антарктиду открыли в восемнадцатом веке, а карта составлена в шестнадцатом…

– "Есть многое на свете, друг Горацио"…

– И лёд… здесь же нет льда!

Я отбираю у него листок, внимательно разглядываю его, озабоченно кривя губами.

– Действительно… Ага! – я щёлкаю пальцами и перевожу взгляд на его макет. – Всё сходится! У тебя тоже нет льда! Что же ты хочешь, ты же фризер до сих пор не подключил…

Дмитрий хмурится. Моё паясничание ему не по вкусу. Смотрю на Свету. Уверен, что проблемы исторических артефактов до сегодняшнего дня её мало интересовали. Ей-то что не по нраву? В конце концов, спасение человечества – её идея, не моя…

– Магеллан, – уверенно нарушаю затянувшуюся паузу.

– Что, Магеллан? – неуверенно переспрашивает Дмитрий.

– Самый упрямый человек всех времён и народов.

– Интересно, – оттаивает Света. Я смотрю в её глаза и пропадаю там, где-то между голубой радужкой и тёмно-серым ободком. – Почему?

– Это в двух словах не объяснишь.

– И объяснять нечего, – уже через плечо бросает Дмитрий, возвращаясь к прерванной работе. – Такой же болтун и неудачник, как и ты!

– Неудачник? – я потрясён его невежеством. – Господь с тобой! Блестящий стратег!

Куда там вашим Бондам и Пельтцам… Что же касается "болтуна"…

– Ну ладно, ладно, – торопится признать ошибку Дмитрий. – Погорячился.

– Да, не щедрый на слова был человек…

II

Когда в 1418 году от Рождества Христова после жестокой бури, Чжэн Хэ с жалкими остатками своей экспедиции, ступил на берег Сомали, он не мог знать, что его спасение было лишь первым звеном в длинной цепи событий, которая, в своём конце, даст надежду всему человечеству. В чём первопричина? Кто скажет? Усталость? Чем ещё можно объяснить ту беспечность, с которой китайский мореплаватель принимал на борту своего судна знатных гостей с берега? Или любопытство? Ведь не будь его, Чжэн не стал бы просиживать дни и ночи в императорской библиотеке над томами Юнлэ, тщательно копируя карты, чья история восходит к великомудрому Хэн и теряется в глубине минувших тысячелетий. Как бы там ни было, космический механизм был запущен. Древние китайские карты об утраченном оказались на африканском берегу и до поры до времени замерли без движения. Только через шестьдесят лет в Сомали появился человек, который отождествил загадочный узор на удивительно белых гладких листах с очертаниями береговой линии известных и давно забытых частей Ойкумены. Звали его Ахмед ибн Маджид. Колесо современной истории сделало первый оборот и двинулось дальше, всё ускоряя свой ход. Когда Васко да Гамма в 1498 году, обогнув с юга Африку, добрался до Малинди, он первым делом подружился с местным владыкой. Это был весьма разумный ход посланца никому неизвестной тогда Португалии – страны, которой в течение короткого десятка лет будет суждено дать невиданный толчок развитию европейской цивилизации. Обеспечив надёжный тыл в лице ничем не примечательной в торговом отношении страны на западном побережье Индийского океана, Васко получил возможность действовать решительно… и лоцмана, который существенно облегчил остаток пути к заманчивым берегам Индии. Да-да. Это был тот самый арабский лоцман Ахмед, человек с уникальными знаниями лоции Индийского океана и пеналом карт – очевидным пропуском в неизвестный европейцам мир Южного полушария.