Иван Шмелёв - Солдаты

• Название: Солдаты
• Автор: Иван Шмелёв
• Жанр: Современная проза

Из Архива-Музея Ивана Сергеевича Шмелёва, хранимого Ю. А. Кутыриной.

---

огражденный своим чином токмо от побоев, и то не всегда…" -- это начало

печальной пушкинской повести о Самсоне Вырине было и первой, лучшей

страницей в многотомной истории "маленького человека", притесняемого,

униженного и наконец гибнущего. На долю писателей нового века выпало

завершить эту историю, после того как в нее вслед за Пушкиным вписали

славные главы Н. Гоголь, Ф. Достоевский, И. Тургенев, Г. Успенский, А. Чехов.

Самое последнее место в социальном ряду "маленьких людей" занимает

Уклейкин -- "лукопер", "шкандалист" и "обормот". Он давно проникся сознанием

своей потерянности и ничтожности. Однако в жалком сапожнике Уклейкине

клокочет необоримый стихийный протест. Этот отпетый "озорник" сродни

бунтующим босякам молодого Горького. Мало того. Дитя своего времени,

Уклейкин ощущает в себе пробуждение гражданского, общественного сознания.

Центр тяжести в повести перенесен именно на общественную

несправедливость: полуграмотный сапожник ждет облегчения от обещанных

царским манифестом 17 октября 1905 года свобод и прав. И утрата Уклейкиным

иллюзий, постепенное постижение того, что обещанные свободы обернулись

обманом,-- типично для самых широких слоев народа. "Противоречие между

обещанием свободы и отсутствием свободы, между всевластием старой власти,

которая "все вершит", и безвластием "народных представителей" в Думе,

которые только говорят, это противоречие именно теперь, именно на опыте Думы

проникает в народные массы все сильнее, все глубже, все острее" [Ленин В. И.

Полн. собр. соч., т. 13, с. 69.],-- писал В. И. Ленин в мае 1906 года,

подводя итоги периоду "конституционных иллюзий" в русской революции. В

образе Уклейкина Шмелев чутко зафиксировал процесс разочарования масс в

"демократическом", парламентском пути развития, при котором вся сила власти

оставалась в руках царского правительства. Повесть Шмелева отчетливо

показывает то новое, что внесли писатели демократического, можно сказать,

горьковского направления, продолжая тему "маленького человека".

Дальнейшее развитие темы "маленького человека", в принципиально важном

повороте этой гуманистической традиции, мы находим в самом значительном

произведении Шмелева дореволюционной поры -- повести "Человек из ресторана".

В появлении этой "тузовой" вещи, да и в самой судьбе писателя важную и

благотворную роль сыграл М. Горький. 7 января 1910 года Шмелев посылает

Горькому свою повесть "Под горами", сопровождая ее письмом: "Может быть,

немного самонадеянно с моей стороны -- делать попытку -- послать работу для

сборников "Знания", и все же я посылаю, посылаю Вам, ибо не раз слышал, что

для Вас не имеет значения имя… Я почти новый человек в литературе. Работаю

я четыре года и стою одиноко, вне литературной среды…" [Архив А. М.

Горького (Институт мировой литературы -- ИМЛИ)]. Горький ответил Шмелеву без

промедления -- в январе того же, 1910 года очень доброжелательным,

ободряющим письмом:

"Из Ваших рассказов я читал "Уклейкина", "В норе", "Распад" -- эти вещи

внушили мне представление о Вас как о человеке даровитом и серьезном. Во

всех трех рассказах чувствовалась здоровая, приятно волнующая читателя

нервозность, в языке были "свои слова", простые и красивые, и всюду звучало

драгоценное, наше, русское, юное недовольство жизнью. Все это очень заметно

и славно выделило Вас в памяти моего сердца -- сердца читателя, влюбленного

в литературу,-- из десятков современных беллетристов, людей без лица"

[Горький М. Собр. соч. в 30-ти томах, т. 29. М" 1955, с. 107.].

Начало переписки с Горьким, который, как сказал сам Шмелев, был "самым

светлым, что встретил я на своем коротком пути", укрепило его уверенность в

собственных силах. В конечном счете, именно Горькому, его помощи и

поддержке, обязан во многом Шмелев завершением работы над повестью "Человек

из ресторана", которая выдвинула его в первые ряды русской литературы. "От

Вас,-- писал Горькому Шмелев 5 декабря 1911 года, уже по выходе в свет

повести,-- я видел расположение, помню его и всегда помнить буду, ибо Вы

яркой чертой прошли в моей деятельности, укрепили мои первые шаги (или,

вернее, первые после первых) на литературном пути, и если суждено мне

оставить стоящее что-либо, так сказать, сделать что-либо из того дела,

которому призвана служить литература наша,-- сеять разумное, доброе и

прекрасное, то на этом пути многим обязан я Вам!.." [Архив А. М. Горького

(ИМЛИ)].

Главным, новаторским в повести "Человек из ресторана" было то, что

Шмелев сумел полностью перевоплотиться в своего героя, увидеть мир глазами

другого человека. "Хотелось,-- писал Шмелев Горькому, раскрывая замысел

повести,-- выявить слугу человеческого, который по своей специфической

деятельности как бы в фокусе представляет всю массу слуг на разных путях

жизни" [Письмо И. С. Шмелева А. М. Горькому от 22 декабря 1910 г. Архив А.

М. Горького (ИМЛИ)]. Действующие лица повести образуют единую социальную

пирамиду, основание которой занимает Скороходов с ресторанной прислугой.

Ближе к вершине лакейство совершается уже "не за полтинник, а из высших

соображений": так, важный господин в орденах кидается под стол, чтобы раньше

официанта поднять оброненный министром платок. И чем ближе к вершине этой

пирамиды, тем низменнее причины лакейства.

Мудрой горечью напитана исповедь Скороходова, старого, на исходе сил

труженика, обесчещенного отца, изгоя, потерявшего жену и сына. Хотя

"порядочное общество" лишило его даже имени, оставив безликое "человек!", он

внутренне неизмеримо выше и порядочнее тех, кому прислуживает. Это

благородная, чистая душа среди богатых лакеев, воплощенная порядочность в

мире суетного стяжательства. Он видит посетителей насквозь и резко осуждает

их хищничество и лицемерие. "Знаю я им цену настоящую, знаю-с,-- говорит

Скороходов,-- как они там ни разговаривай по-французски и о разных

предметах. Одна так-то все про то, как в подвалах обитают, и жалилась, что

надо прекратить, а сама-то рябчика-то в белом вине так и лущит, так это

ножичком-то по рябчику, как на скрипочке играет. Соловьями поют в теплом

месте и перед зеркалами, и очень им обидно, что подвалы там и всякие

заразы… Уж лучше бы ругались. По крайности сразу видать, что ты из себя

представляешь. А нет… знают тоже, как подать, чтобы с пылью".

При всей жестокости скороходовского суда, Шмелев не теряет чувства

художественного такта: Скороходов и в своем социальном протесте остается

"средним человеком", обывателем, предел мечтаний которого -- собственный

домик с душистым горошком, подсолнухами и породистыми курами-лангожанами.

Его недоверие к господам -- недоверие простолюдина, в котором ощущается и

неприязнь к образованным людям "вообще". И надо сказать, что чувство это в

какой-то мере разделяет сам автор: мысль о фатальной разобщенности людей из

"народа" и "общества", о невозможности соглашения между ними ощутима и в

"Гражданине Уклейкине", и в более поздних, чем "Человек из ресторана",

произведениях--повести "Стена" (1912), рассказе "Волчий перекат" (1913).

Однако в "Человеке из ресторана", как и в других лучших его

произведениях, чувство недоверия к "образованным" не переходит в

предрассудок. Темный, религиозный человек. Скороходов особо выделяет

революционеров, противостоящих корыстному миру: "И уж потом я узнал, что

есть еще люди, которых не видно вокруг и которые проникают все… И нет у

них ничего, и голы они, как я, если еще не хуже…" С особенным сочувствием

изображен в повести сын Скороходова Николай, чистый и горячий юноша, который

на глазах читателя вырастает в профессионального революционера.

Повесть "Человек из ресторана" была важной вехой для Шмелева-писателя.

Образ Скороходова показан в ней с замечательной художественной силой.

Повествование о своей несчастной жизни старого официанта, в чьем языке

сплетаются "образованные" выражения ("не мог я томления одолеть"),

канцелярские штампы ("произвожу операцию"), поговорки ("захотел от собаки

кулебяки"), жаргонные словечки ("елозить", "жигуляст", "испрокудился",

"кокнуть", "оттябель"),-- имеет точную целевую направленность. Сквозь

скороходовский слог просвечивают особенности речи других персонажей: чистый

язык революционера Колюшки, архаично-книжный и одновременно

парикмахерски-"интеллигентный" Кирилла Саверьяныча, хамски-купеческий --

миллионера Карасева, исковерканный акцентом -- дирижера Капулади и т. д.

Происходит как бы наложение речи Скороходова на речь остальных персонажей.

Однако, восхищаясь мастерством Шмелева-художника, критика одновременно