Борис Фрезинский - Илья Эренбург и Николай Бухарин

• Название: Илья Эренбург и Николай Бухарин
• Автор: Борис Фрезинский
• Жанр: Публицистика

---

3. Собственный корреспондент и главный редактор В мемуарах “Люди, годы, жизнь” Эренбург рассказывает, как в мае 1932 года в Париже к нему пришел сотрудник “Известий” С. А. Раевский и сказал, что “главный редактор и П. Л. Лапинский, с которым я часто встречался в годы войны, предлагают мне стать постоянным парижским корреспондентом газеты”50. Выражение “главный редактор и П. Л. Лапинский” говорило о цензурной неназываемости фамилии главного редактора, следовательно, Эренбург имел в виду Бухарина. Но это была ошибка:

Бухарин стал главным редактором “Известий” в начале 1934 года после XVII съезда ВКП(б). Работать в “Известия” Эренбурга пригласил не Бухарин, но с его приходом в газету интенсивность использования писателя резко увеличилась (в 1933 году Эренбург напечатал там 6 статей, в 1934-м – 22, в 1935-м – 25).

Посылая статьи в “Известия”, Эренбург имел дело с международным отделом газеты; в 1934 году письма и корреспонденции он направлял Г. Е. Цыпину; одно его письмо Цыпину сохранилось в личном архиве Н. И. Бухарина: “27 [февраля 1934 года] Дорогой Григорий Евгеньевич, я собрал исключительно интересный материал, опросив человек сорок повстанцев51.

Говорил и с вождями. Выяснил примерно все. О некоторых деталях еще нельзя писать, как Вы сами понимаете. Но, думается, даю полную картину.

Посылаю начало статьи – подвал. Конец (три дня восстания, провинция и репрессии) вышлю послезавтра.

Если это требуется, сообщите телефонно: Praga, Hotel Saxe. Не знаю, как отсюда добраться в Париж, – не пускают ни немцы, ни австрийцы.

Сердечно Ваш Илья Эренбург”.

В письмах Эренбурга его московскому секретарю В. А. Мильман в 1934 году (до летней поездки в Москву) все поручения по части “Известий” адресуются только Г.

Е. Цыпину. 3 марта: “В Чехо-Словакии я работал день и ночь: опросил детально множество участников австрийских событий, потом написал цикл статей. Всего написал листа три. Эти статьи уже переводятся на немецкий, французский, английский и чешский. Я придаю им значение, так как наша информация в данном случае не была на высоте. Очень будет обидно, если Гр. Е. их напечатает в сокращенном виде”; 9 марта: “Я сегодня послал Гр. Е. очень решительное письмо.

Дело в том, что австрийский очерк напечатан не только с купюрами, но и с недопустимой отсебятиной. Это вопрос очень серьезный, и он делает чрезвычайно затруднительной мою дальнейшую работу”; 21 марта: “Я не получил никакого ответа от ГЕ на письма и телеграмму. Последние очерки были напечатаны хорошо. Но вопрос о первом так и не выяснен”; 23 марта: “Я не понимаю, о какой телеграмме Вам говорил ГЕ. Я получил только одну телеграмму до “событий”. Третьего дня я послал телеграмму: “Жду вестей” и ответа не получил, также на все письма. Я продолжаю считать вставки невозможными и не знаю, как мне поступать теперь. Все это мне очень неприятно”; 28 марта: “Я так и не получил никакого ответа от ГЕ. Не знаю, что это означает. Может быть, они не хотят, чтобы я писал для них”; 7 апреля: “От ГЕ я получил ласковую телеграмму, но письма, о котором он сообщает в телеграмме, так и не получил”; 16 апреля: “Надеюсь, что ГЕ не искромсает “Джунглей”; 29 апреля: “Говоря с ГЕ, пожалуйста, выясните: “Джунгли”, деньги, французская провинция, “День второй”; и т. д.”52. Личные отношения Эренбурга и Бухарина восстановились в Москве летом 1934 года, когда Эренбург приехал на съезд советских писателей. В мемуарах Эренбург рассказывает, как он поселился в московском “Национале”, где по-человечески обслуживали только иностранцев; свой гнев он выразил в статье “Откровенный разговор”, в которой написал, что “глупо выдавать Советскую страну за старый русский трактир с вышколенной челядью и бутафорским надрывом”. Статью Эренбург отнес Бухарину; она была напечатана 26 июля 1934 года и вызвала большой шум (“Руководители “Интуриста” утверждали, – вспоминал Эренбург, – что несколько англичан и французов, собиравшихся посетить Советский Союз, после моей статьи отказались от поездки и что я нанес государству материальный ущерб. Бухарин меня защищал. Я не знал о различных телефонных звонках…”53).

Во время съезда Эренбург не раз встречался с Бухариным, а после съезда они вместе оказались в Одессе, где выступали в Доме печати с рассказом о работе съезда писателей. В Одессе Эренбург написал большое письмо Сталину, в котором предложил реорганизовать Международную организацию революционных писателей (МОРП) на широкой демократической основе. Несомненно, что идеи этого письма, которые в итоге привели к проведению в Париже Международного конгресса писателей в защиту культуры, Эренбург обсуждал с Бухариным54.

С тех пор у Эренбурга с Бухариным устанавливается переписка, прямой контакт; некоторые свои статьи он присылает лично Бухарину, и они идут в номер, минуя иностранный отдел (когда туда пришел заведующим К. Б. Радек, это вызывало его недовольство).

Сокращенное обозначение Бухарина (НИ) часто появляется в письмах Эренбурга В. А.

Мильман.

Эренбург отправил Бухарину рукопись романа “Не переводя дыхания”, с тем чтобы редактор ее прочел и сам выбрал главу для публикации в газете. М. Кольцов запросил у Мильман отрывок для “Правды”, и Эренбург ответил ему телеграфно: “Мильман сообщила что предполагается напечатать отрывок романа благодарю дружеское внимание очень прошу согласовать вопрос печатанием отрывка Николаем Ивановичем сердечный привет = Эренбург”55 (23 февраля 1935 года); а 27 февраля Эренбург писал Мильман: “Кольцову послал телеграмму: благодарил и просил согласовать вопрос с НИ. Без последнего печатать никак нельзя”. 1 марта Эренбург пишет Мильман: “Скажите, что жду ответа на два письма НИ – одно почтой, другое оказией.

Очень также прошу поскорей выбрать отрывок из романа”56. Роман полностью печатался в мартовском номере “Знамени”, и Эренбург спешил. Отрывок появился в “Известиях” 12 марта; всю рукопись Эренбурга Бухарин смог прочесть только после этого. “Исх. № 55/с 19/III [19]35 [года] Дорогой Илья Григорьевич, не ругайтесь, что долго не писал: perculum in mora57 ведь не было, а без такой погонялки у нас люди эпистолярным искусством подолгу не занимаются. Потом была добавочная причина: я не прочел Ваш роман. Сегодня ночью я его прочел до самого конца. Поэтому, ожидая сейчас шофера, пишу Вам предварительно несколько строк, – может, потом напишу подробнее, если успею.

Pro:

Очень хорошо, что роман ориентирован на человека; что разобраны “сантименты” (в хорошем смысле); что подняты здесь большие проблемы (личного и общественного); что занята правильная, на мой взгляд, позиция.

Что литературно прекрасно написано, что выразительность отдельных глав исключительно превосходна, да и весь роман, что диалектика логики и чувства и их переходов здорово “дана”.

Summa summarum58 – что роман сугубо интересен.

Vert!59 Contra: полярно-однообразна, быть может, сфера вращения всего: производство versus60 любовь.

Это я карикатурно – не берите особо всерьез: я только говорю о некой тенденции полярного раздвоения жизни у Вас (на самом деле у Вас и актриса и художник etq.61).

Но мне, казалось бы, сейчас нужно еще решительнее набивать все трехмерное пространство романа многосложностью типов и бытовых, общественных, групповых, государственных etc.62 образований.

Разная деревенская интеллигенция – агрономы, трактористы, учителя, комбайнеры, доктора; колхозники, единоличники, кулаки, раскулаченные, красноармейцы, краскомы; обездоленные (не поднявшиеся до “сознательности”); отживающие группы вроде попов и т. д. – если речь идет о деревне; то же mutatis mutandis63 – о городе. У нас город в его многообразном лице не давался. Вы очень здорово взяли и основу сближения между городом и деревней, но и здесь главное перемычки: производство + любовь.

С общефилософской точки зрения здесь есть raison d’кtrе64 в такой постановке вопроса, но больше опосредствований!

Может быть, я и ошибаюсь, но беглое – ночное чтение тому виной. Однако я без комплиментов должен сказать, что роман мне чрезвычайно понравился и я кричу “браво”. (Так примерно сказал бы Плеханов, а Ильич: “Прекрасно написано. – Это помните, тот, Илья Лохматый65…”) Ну, жму руку. Вы видите, что мы печатаем Вас изо всех сил и впредь тоже будем давать, а Вы давайте свое: тем ведь уйма: 1) Фашизм и женщина. 2) Шелковые чулки и война (о производстве искусственного шелка и “порохов”). 3) О фокстротной “культуре”. 4) Религия в Третьей Империи. 5) (Idem66) Валгалла и авиация. 6) Что делается в колониальном мире (Что, если опросить парижских джаз-негров из Америки или Африки и узнать их curriculum vitae67, не делая из них непременно Айш68?) и т. д.

Вы сами лучше всех других придумаете что-либо мастерское.

Привет.

Крепко жму руку

Ваш Н. Бухарин. (14 III 35 г.69)”.

Приведем здесь для контраста продиктованный совсем иными соображениями отзыв о книге “Не переводя дыхания”, – он появился в том же году в парижской эмигрантской газете и принадлежал М. Осоргину: “Эренбург уже не просто пишет, он поет. Поет он лучшее, что есть в современной советской жизни, – работающую и жизнерадостную молодежь. Поет не соло, а в хоре. От его участия хор выигрывает; но скажу откровенно, мне было жаль потерять солиста, писателя с отчетливой, не всеми слышимой индивидуальностью. Для перехода в хор нужно отказаться от очень многого, а научиться только пустякам. Этим пустякам Эренбург научился без труда”70. 23 марта 1935 года Эренбург сообщил Мильман, что получил письмо НИ, но о самом письме ничего не сказал…