А. Степанов - Число и культура

• Название: Число и культура
• Автор: А. Степанов
• Жанр: Прочая научная литература

[ В 2002 г. на издание этой книги был получен грант Российского фонда фундаментальных исследований (РФФИ, проект 02-06-87085), и в 2004 она вышла в издательстве "Языки славянской культуры", Москва (в отредактированном виде, т.е. несколько отличном от варианта на сайте). ]

---

В том же разделе отмечалось: ядро американской нации составили три наиболее многочисленные этнические группы, численностью около 50 млн. чел. каждая – англичане, немцы, ирландцы. В условиях этнической и расовой эмансипации последних десятилетий представление о "настоящих американцах" радикально расширилось. Одновременно США сталкиваются с новым явлением: ряд иммигрировавших групп отказываются от ассимиляции, отдавая предпочтение географически компактному проживанию и сохранению прежней идентичности. В связи с чем у некоторых политологов (напр., [304]) складывается твердое мнение: еще недавно считавшаяся классической модель "плавильного котла" (melting pot) для исходно различных национальностей в США уже не срабатывает, и ей на смену приходит модель "крупно нарезанного салата". При этом на этнической карте США выделяют четыре самые большие общины: наряду с белым населением – афроамериканцы, латиноамериканцы, выходцы из ЮВА (Юго-Восточной Азии). Имея в виду психологически значимую оппозицию "белые – цветные", в данном случае можно говорить о расовой схеме 1 + 3, или 3 + 1, однако для нас по-прежнему важнее сам факт М = 4, т.е. то, что общественное сознание склонно структурироваться согласно новейшему кватерниорному образцу.

Формирование тетрарных структур происходит не только в этнической, или расовой, плоскости, заслуживает внимания и культурно-территориальное деление. Со времен покорения "дикого Запада" в США актуальна оппозиция "Запад – Восток". Восточное побережье – исторически первый район заселения, ранее других достигший высокой ступени развития, именно отсюда – волна за волной – началось пионерское освоение Запада. В настоящий период высокоразвитым является и последний, превратившийся в своеобразного конкурента – в экономической и культурной областях – более старого Востока. Разнятся превалирующие внешнеторговые ориентации: Восток по-прежнему тяготеет к мировому Атлантическому экономическому центру, к традиционным контактам с Европой, Запад – к более молодому и динамичному Азиатско-Тихоокеанскому. К.Юнг указывает и на ощутимые психологические различия между жителями Востока и Запада [237, c. 351]. Как бы то ни было, значение названной оппозиции, конечно, выходит за рамки географической, она стяжала статус коллективно-мифологической, подогреваемой голливудскими вестернами, и известна далеко за пределами США.

Не менее существенным в этом аспекте является членение по линии Север – Юг. Между индустриальным Севером и аграрным Югом полтора века назад разразилась Гражданская война, о которой не устают напоминать школьные программы, американская литература и кинематограф. Расистским Югом северяне пугали детей на всех континентах, в ответ получая, наряду с кличкой "янки", стереотип нахального, лишенного корней и прочных устоев субъекта, в душе, как правило, адвоката. В настоящее время указанная оппозиция воспринимается скорее с юмором, однако между двумя регионами сохранились не только климатические контрасты, но и специфические акценты в образе жизни, характере общественных предпочтений. Истоки различий исследователи обнаруживают еще на эмбриональной стадии развития страны, – например, Ф.Бродель: "Противостояние, сталкивавшее Север и Юг, было сильно выраженной структурной чертой, которая с самого начала отмечает историю Соединенных Штатов", – плюс слова очевидца тех лет: "На Юге есть больше богатства для малого числа людей; на Севере – больше общественного благосостояния, больше частного благополучия, счастливого среднего достатка, больше населения"" [62, с. 419].

Осталось лишь перемножить 2 х 2, чтобы получить результирующую матрицу М = 4, обладающую, подчеркнем еще раз, не только географической, но и коллективно-ментальной валентностью.(6) Роль же общественного сознания в политике и в культуре – включая такую ключевую его характеристику как размерность, – по-видимому, не вызывает сомнений. Ранее, в частности, упоминалось поставленное на конвейер голливудское производство четверок ведущих персонажей, что, в свою очередь, уже не первое десятилетие оказывает неоспоримое влияние на психику подрастающих поколений во всем мире, на выработку ими соответствующих собственных матриц. С учетом данного фактора, а также веса США, структура М = 4 получает дополнительный импульс и в мировой политике – даже там, попутно отметим, где самой Америке это позитивно невыгодно.

Постепенно мы обогатим копилку примеров, теперь же стоит выполнить обещание, обратившись к СССР и Евразии. Эта тема представляет для нас особенный интерес, поэтому выделим ее в самостоятельный подраздел:

1.4.2.1 СССР и СНГ

Конституционное устройство и переустройство СССР завершилось в общих чертах к 1940 г. Какова семантика данной системы? СССР ушел от первоначального варианта объединения четырех республик (РСФСР, УССР, БССР и ЗСФСР), что, однако, не означало отказа от той же логики. Рассмотрим общеизвестные и значимые как для массового советского человека, так и для коммунистического Кремля группы республик.

Во-первых, это совокупность трех славянских государств: РСФСР, УССР, БССР, – традиционно и устойчиво связанных теснейшими узами (Великая, Малая и Белая Русь). Во-вторых, с тех пор, как расформирована Закавказская федерация, регион представляли три союзные республики: Азербайджан, Армения, Грузия. С 1940 г. в составе Союза и три балтийские государства, с тем же статусом союзных республик: Латвия, Литва, Эстония, – воспринимавшиеся компактно как "Прибалтика". Для всех трех групп (трех групп по три) характерна относительно одинаковая стадиально-историческая ("модернизационная") принадлежность, индустриальный или смешанный индустриально-аграрный экономический уклад. На этом фоне Средняя Азия существенно отличалась: не только по своим этническим, конфессиональным, культурным параметрам, по срокам совместного проживания, активного взаимодействия с Россией, но и в модернизационном плане. Первоначально регион был чисто аграрным, даже с существенной долей не оседлого земледелия, а кочевого скотоводства. (Так, в начале ХХ в. городское население Средней Азии составляло 17,7% [268, c. 152], к 1930-м гг. пропорция практически не изменилась.) Собственное общественное сознание Средней Азии, восприятие ее со стороны, экономический статус в сравнении с другими производили впечатление чего-то особенного, едва не экзотического, что, вероятно, и побудило тогдашнее руководство СССР оформить это политически, отделив Туркестан от России (но оставив, разумеется, в нерушимом Союзе). Группа из пяти среднеазиатских республик при этом мыслилась и "работала" как нечто компактное. Мы вскоре вернемся к этому вопросу, но сказанное позволяет заметить: в структурировании СССР принимали конструктивное участие славянская, закавказская, прибалтийская группы, а также среднеазиатская - с отчетливой схемой 3 + 1.

Уйдя от первоначально простой, непосредственной схемы 3 + 1 (согласно конституции 1922 г.: РСФСР, УССР, БССР и ЗСФСР), Советский Союз, усложняясь и развиваясь, отнюдь не отказался от той же идеи, лишь выразив ее на более опосредованном и даже высоком – "мета" – уровне. При этом Молдавия, а с 1940 по 1956 гг. и Карело-Финская ССР, играли роль "остальных", пребывая в некоторой степени "на обочине", не только географической. (Значение "остальных" в разных системах – например, в ЕС это страны, не принадлежащие к большой европейской четверке – достаточно велико, хотя и специфично. Но поговорить об этом в рамках раздела вряд ли удастся. Ограничимся пока одним: "остальные" как бы сглаживают концептуальную резкость тех схем, которые заложены в соответствующие политические каркасы, придают им своеобразную "мягкость", "компромиссность", "гуманность".)

При изучении семантического строения СССР в его классический период обращает на себя внимание одна деталь. Это строение опиралось на действительно существующие экономические, исторические, культурные реалии при разделении системы на конструктивные элементы и построении их отношений между собой. В его основу был заложен действительно весьма эффективный и "прогрессивный" по критериям ХХ в. принцип 3 + 1 (3 + 1 и "остальные"), что, вероятно, в немалой степени способствовало достижениям СССР, превращению его в сверхдержаву (что ни в коем случае не могло бы произойти при полном произволе в государственно-политическом конструировании). Настоящая схема была в высокой степени работоспособной для управления огромной многонациональной страной, но при этом у нее был и серьезный принципиальный изъян, который со временем привел к остановке в развитии, а затем и к крушению: она была чересчур идеологичной, в значительной мере оторванной от экономических и демографических реалий.

Так, валовой внутренний продукт всех трех республик Прибалтики в ее лучшие годы составлял лишь 4% от общего продукта СССР, население – менее 2,8%. Тем не менее в общественном сознании, идеологии, в общесоюзном управлении прибалтийской группе была присвоена та же "политическая валентность", что и, скажем, группе славянской, качественно превосходившей прибалтийскую по экономическому объему, размеру территории, численности населения. То, что самая мощная из республик, РСФСР, была поставлена в один семантический ряд, наряду и наравне с несоизмеримо меньшими другими, объективно приводило к перекачке не только политического внимания, но и материальных ресурсов от России к этим другим. Дело не в "несправедливости" подобного положения (известно, что в мировых ценах небольшое положительное сальдо в торговом обмене союзных республик с Россией имелось лишь у Азербайджана, тогда как у прочих оно было существенно отрицательным), – главное, на наш взгляд, в другом: резко снижалась эффективность системы в целом. Специалисты по задачам оптимизации свидетельствуют: если в стратегию развития системы заложен принцип равнения на среднее, а не на высшее, это не способствует высоким темпам развития. Но иначе при существовавшем государственно-политическом устройстве быть не могло – в силу самой логики наличествовавшего строения (а не только потому, что в Политбюро сидели "неподходящие" персоны – вопрос в том, из чего они исходили, какою логикой руководствовались).