Лебедев Andrew - Проститут

• Название: Проститут
• Автор: Лебедев Andrew
• Жанр: Современная проза

модный роман

---

Но к старшим курсам их взаимная антипатия вдруг переросла в дружбу и чуть ли не любовь.

Вот уж, правду говорят, от любви до ненависти один шаг!

Люба Мелик-Садальская не зря взялась за исследование русских фамилий. Сама-то она была внучкой знаменитого в Ленинградском университете профессора, происходившего от кавказских князей, жалованных землями на юге России при Екатерине Второй и имевших в Петербурге дом на Мойке.

Поэтому инкриминация барчуку Баринову его якобы плебейского происхождения была особенно обидна именно из уст девушки, чье благородное происхождение ни у кого из факультетских товарищей сомнения не вызывало.

Да и сама по себе Любочка была девушкой заметной.

Гордая осанка, длинные стройные ноги, красивая посадка головы – спасибо бабушке, котрая с четырех лет водила внучку сперва на фигурное катание, а потом в балетные классы при Вагановском… Стоял даже вопрос, отдавать ли Любочку в Вагановское балетное или готовить девушку на филфак? Слава Богу, возобладал здравый дедушкин смысл. В Вагановку не отдали, но осанка и походка – остались на всю жизнь.

Но помимо внешних данных, в те, довольно обидные нищенские времена, когда каждая заграничная тряпка – американские джинсы, французское платье, итальянская дубленка – были в университете наперечет, у Любочки с гардеробом было все в порядке. Благо и дедушка был выездным и часто мотался по симпозиумам – то в Стокгольм, то в Париж, то в Варшаву. И папа у Любочки был по тем временам не простым, служил в пароходстве и тоже ездил в командировки, вернее плавал с инспекциями, то в Роттердам, то в Копенгаген… По поводу чего факультетские острословы изощрялись в замешанных на сексуальных ассоциациях каламбурах типа "в рот-те дам, да через попен-ваген"…

Одним словом, умница-красавица Люба Мелик-Садальская настолько выделялась еще и своими гардеробами, что не заметить ее какому-нибудь записному ловеласу было просто невозможно. Такую только слепой не заметит! А сколько и доцентских, и аспирантских сердец нежно трепетало и тосковало по ней! И все напрасно.

Потому как такая краля могла принадлежать только самому-самому, только очень крутому и уверенному в себе.

А факультетские донжуаны соизмеряли свои силенки с реалиями жизни и понимали, что если дешевой быстро приобретенной начитанности, которую скорее можно назвать "нахватанностью", достаточно, чтобы навешать лапши на уши провинциальной сисястой дурочке из Великих Лук или из Волховстроя, то с Любочкой Мелик-Садальской такие трюки не пройдут. Не тот уровень… К такой девушке надо было подкатывать, имея за душой нечто большее, чем нахватанность по верхам модных тогда фрейдизма и философов-экзистенциалистов. Поэтому факультетские ловеласы и любвеобильные доценты, получив пару Любочкиных отказов, больше не рисковали и теперь только провожали ее по коридорам взглядами, полными уважительного вожделения.

– Эх, вот такую бы вы…бать! Это не дуру-Машку из Киришей, что во второй факультетской общаге живет…

А Баринов с Любой вот нашли как-то общий язык. И даже одно время были очень и очень близкими друзьями. Тогда ведь не было такого понятия, как любовники.

Так…

Трахались.

Вернее, факались.

Потому что слова "трахаться" в семидесятые годы не было.

Было слово "факаться", от английского to fuck.

Но и Баринов, учившийся тогда на третьем курсе филфака, был парнем неглупым и понимал, что надолго ему такую девушку не удержать.

Такие девушки, как Люба Мелик-Садальская, могли выйти замуж только за мужчин, старше их по возрасту и в больших чинах, чтобы составить с ними Богом и неписанными законами социума благословенный альянс.

Такой человек в жизни Любы нашелся к шестому курсу и к защите диплома. Летом, когда Люба поступила в аспирантуру, она вышла замуж за вдовца, полковника ГРУ Антонова, взяв аж тройную фамилию Мелик-Антонова-Садальская.

Рассказывают, что генерал, известная язва и острослов, поздравляя своего перспективного зама, сказал: "У тебя теперь такая породистая жена, что ты на одних только щенках можешь целое состояние сделать"…

В ГРУ субординацию соблюдали строго, и пощечиной Антонов ответить не мог.

А начальство ГРУшное тогда имело привычку специально провоцировать и проверять психологическую устойчивость. И как истинный аристократ всегда должен быть always cool, так и офицеру разведки следует всегда сохранять самообладание.

А полковник Антонов отвечал всем психологическим требованиям.

Потому и стал потом генералом.

Кстати, это он устроил Любу на телевидение к Петрову. Жаль, убили потом Антонова в Афгане, а то бы и в Москву ее из питерского захолустного телеканала перетащил бы…

***

Баринов был очень рад повидаться с Любочкой.

– Все такая же красавица, – по-русски, по-православному троекратно целуясь, говорил Баринов. – Ты как старое вино, с каждым годом все лучше и лучше.

– Ах, врун ты, Сашка, балабол и брехун, – весело отмахивалась Люба, – меня на телевидении молодые знаешь как зовут?

– Нет, не знаю.

– Мамой-Любой меня зовут, вот как, причем тридцатилетние режиссеры и продюсеры.

Не в любовники, а в сыновья записываются.

– Так ты займись инцестом, – смеясь, предложил Баринов. – Это даже еще интереснее.

– А ты, Сашка, что? Чем в Москве занимаешься? А ну, признавайся старый греховодник, сколько несовершеннолетних лолиток соблазнил?

– Лолита сама Гумберта соблазнила, так что это процесс взаимный, – отшучивался Баринов…

Ой, как хорошо!

Всегда они так сойдутся и на равных пикируются…

В этот раз Баринов приехал по многочисленным делам.

Его книга выходила в новом питерском издательстве, так что надо было встретиться с редактором. Потом с другого издательства надо было недоимки по старым гонорарам и процентам роялти получить, потом надо было похлопотать в Смольном за сына одного недавно умершего своего приятеля…

Ну и было одно дельце во Всеволожске…

Обещал он одной дрянной девчонке, Ланочке Самариной, заехать к ее маме и поговорить с ней, чтобы не очень та журилась на дочу свою беспутную.

– Люба, а как в этот Всеволожск, кроме как на такси, попасть можно? – спросил Баринов подругу юности, когда они с ней заканчивали обед в ресторане "Палкинъ".

– Во Всеволожск? – изумилась Мелик-Садальская. – А что ты там забыл? Неужели на фабрику, где "фордики" собирают?

– Да есть у меня одна протежейка, – смущенно признался Баринов, – настоящая хиппи, прям как из наших с тобою семидесятых.

– Что за протежейка, сознавайся, греховодник? – спросила Люба, выпуская ноздрями дым дорогой английской сигареты.

– Да, понимаешь, сунул я Бальзамову с канала NTV-R в его новое шоу одну деваху.

Познакомился с ней на улице Горького, в центре Москвы, деваха милостыню на еду просила…

– И у тебя на нее хрен в портках сразу вскочил, – хмыкнула Люба.

– Да ну тебя, жалко мне девчонку стало, – обиделся Баринов.

– Ну, дальше, дальше рассказывай, – приободряла Люба, – суд и присяжных интересуют все сексуальные подробности, как у Толстого в романе "Воскресенье".

Нехлюдова помнишь, старый греховодник?

– Да не было у нас с ней никакого секса, – заверил Баринов, – деваха из дому убежала, так ей на телевидение на шоу попасть хотелось. А у меня связи кой-какие есть, сама знаешь, так что не помочь? Я же самаритянин, я же бескорыстно.

– Знаем, знаем твое сексуальное бескорыстие, – хмыкнула Люба.

– Иди ты, – отмахнулся Баринов. – Дело-то минутное было. Всего-то Бальзамову позвонить…

– Какому такому Бальзамову? – напряглась Люба.

– Ну, режиссер такой есть в Останкино, продюсер известный.

– А зовут как?

– Дима его зовут, – ответил Баринов и, заметив прищуренные Любины глаза, спросил.

– А тебе чего?

– Да знала я одного Диму Бальзамова, он по отчеству случайно не Олегович? – туша сигарету, ответила Люба.

Пепельница с сигаретой мгновенно исчезла в руках ловкого официанта.

Баринов раскрыл визитницу, порылся, пожевал губами.

– Верно, Олегович… Бальзамов Дмитрий Олегович, продюсер и режиссер. Он твой ученик, что ли?

– Хуже, – ответила Люба, – несостоявшийся любовник и заноза в сердце стареющей дамы.

Посидели, помолчали.

– Прохвост он, твой Дима Бальзамов, – сказал вдруг Баринов, – первый на Москве прохвост и проститут.

– Значит, не меня одну он использовал, – хмыкнула Люба.

– Да, многое про него рассказывают, – покачал головою Баринов.

– А знаешь, я тебя во Всеволожск сама отвезу, – вызвалась вдруг Мелик-Садальская.

– У меня там дело найдется, покуда ты с мамой этой хиппи разговаривать будешь. А по дороге ты мне про Бальзамова расскажешь.

***

Мила Самарина всю жизнь жила во Всеволожске.

И все ее здесь знали, и про неё всё знали.

И про то, что окончила институт культуры имени Крупской, и что по линии комсомола попала сразу на руководящую должность – директрисой Всеволожского молодежного культурного центра на Котовом поле.