Эдвард де Боно - Я прав - вы заблуждаетесь

• Название: Я прав - вы заблуждаетесь
• Автор: Эдвард де Боно
• Жанр: Психология

В книге, три предисловия к которой написаны тремя Нобелевскими лауреатами, автор бросает вызов традиционной «каменной» логике западного мышления, основанной на жёстких категориях, абсолютах, споре и стремлении взять верх над оппонентом, — этот тип мышления не в состоянии порождать творческую энергию, которая нужна человечеству для создания нового будущего в третьем тысячелетии. Для широкого круга читателей.

---

Наука

— Он это сделал.

— Нет, она.

— Я видел, что он.

— Я знаю, кто это сделал, но не скажу.

В детском саду кто-то столкнул с полки цветочный горшок, и он разбился. Дети стараются запутать воспитателя в отношении того, как было дело. Воспитателю хочется выяснить, кто это сделал (а может быть, и нет).

В этом была и есть суть науки. Следуя принципу причинно-следственной связи, мы понимаем, что где-то должна быть причина случившегося. Мы начинаем ее искать. В случае в детском саду воспитатель может уже иметь подозрения относительно того, кто на самом деле уронил горшок, — в науке такие подозрения назывались бы гипотезой. Наука ищет пути обнаружения и выделения причины. Выделение причины имеет целый ряд полезных следствий. Оно помогает понять процессы, происходящие в природе, которые затем могут быть исследованы сами по себе. Можно также устранить причину.

В этой книге я уже говорил о том, как легко формируются убеждения в самоорганизующейся паттерн-системе. Такое положение вещей с убеждениями позволяет нам находить объяснение миру вокруг нас даже в том случае, когда у нас недостаточно данных — как происходит у растущего ребенка. Нигде так хорошо не проявляется этот эффект, как в поверьях по поводу причин болезней.

Термин «малярия» происходит из окрестностей Рима. Он попросту означает «плохой воздух» («mal» и «aria»), поскольку в свое время считалось, что вредный воздух в болотистой местности способствует возникновению этого заболевания. Научное исследование постепенно сужало поле поиска: плохой воздух, комары, обитающие в болотистой местности, и, наконец, возбудитель, переносчиками которого являются комары определенного рода.

Внутри самой медицины бытовали мощные доминирующие поверья, которые мы в настоящее время находим ложными. Существовала, к примеру, мода на кровопускание, когда при любой болезни пациенту выпускали некоторое количество крови. Часто этим настолько увлекались («чем больше, тем лучше»), что больной, бывало, чуть не умирал в результате такого лечения. Может случиться, что в будущем мы возобновим практику кровопускания, если обнаружим, что в результате в костном мозге стимулируется производство не только эритроцитов, но также и лейкоцитов, которые стоят на страже организма. Может также случиться, что кровопускание вдобавок стимулирует производство кортизона адреналиновой системой или иных гормонов, улучшающих работу других важных органов.

Аспирин (из ивовой коры) и целебный дигиталис (наперстянка) для лечения сердечной недостаточности являлись народными снадобьями, которые перешли из разряда поверий в медицинскую практику, однако механизмы их действия пока до конца не выяснены. То, что Эдуард Дженнер (основоположник оспопрививания) использовал коровью оспу как защиту против оспы человеческой, стало возможным благодаря его наблюдательности и со временем привело к тому, что оспа как болезнь была стерта с лица земли.

Наука столь ярко доказала свою силу и значение, что, казалось бы, должна быть вне критики. Однако несколько замечаний сделать можно.

Наше представление о науке как о противоположности мифам и народным поверьям заставило нас сторониться всех тех вещей, в которых рациональный порядок действий просто немыслим. Например, китайская практика акупунктуры кажется полным бредом, однако вместе с тем химическое вещество налоксон, выступающее бло-катором эндоморфинов, также блокирует действие акупунктуры, давая повод предположить, что у последней существует рациональная подоплека, а именно возможное производство эндоморфинов в мозге. Медицина последнего времени приступила к исследованию некоторых из народных средств. То, что большинство из них является нонсенсом, не доказывает, что все они не содержат под собой рациональной основы.

Базовая концепция причины и следствия, из которой вытекает обнаружение причин всего происходящего, имела свои весомые плоды. Но данная концепция не работает столь же хорошо в сложных интерактивных системах, где должна приниматься во внимание целая сеть факторов. Разъединение вещей на составляющие части может привести к упущению из вида факторов, существующих на более высоком уровне интеграции.

Есть ученые, которые считают, что простой анализ данных приведет к рождению новых идей. Это вовсе не так — по причинам, которые я уже оговаривал. Мы можем смотреть на данные только через призму концепций, уже существующих в нашем мозге (например, простая линейная зависимость). В процессе подготовки научных кадров очень мало внимания уделяется генерации гипотез. Наука прогрессировала бы, вероятно, гораздо быстрее, если бы мы учили научных работников активнее использовать свое воображение, быть более креативными и продуктивными в деле рождения гипотез. Гипотеза — это не просто логические рамки, сквозь которые мы смотрим на данные, но также и леса, на которых мы стоим, когда строим из данных единое здание. Наука — это не просто анализ, но и креативность — в создании гипотез и дизайне экспериментов.

Понятие единственной самой правдоподобной гипотезы, которую мы затем начинаем пытаться опровергнуть (взгляд Карла Поппера[35] на науку), с точки зрения восприятия несостоятельно. Как только мы имеем самую правдоподобную гипотезу, мы можем воспринимать данные только через ее призму. Как минимум нам нужна еще одна гипотеза (какой бы неправдоподобной и необоснованной она ни была), чтобы иметь возможность оценить данные под иным углом зрения. Традиция единственной гипотезы прослеживается в случае, когда мы возвращаемся к рассмотрению старых данных и видим, что некое новое соображение могло прийти к нам давным-давно, но не пришло именно по причине наличия одной-един-ственной гипотезы.

Вопрос, почему с таким трудом осуществляется изменение парадигм, был очень квалифицированно рассмотрен Томасом Куном[36] в 1962 году. Ученые застревают на одном видении вещей и отметают любые попытки изменить это видение, пока наконец, спустя большое количество времени, не накапливается достаточно новых данных. Образно говоря, ученые так и не научились танцевать, они предпочитают шаркать по полу мелкими шагами, при этом только вперед. Вместе с тем перцепционная организация требует шагов назад, так же как и вперед (как в танце).

Бывает, особенно в социологии, когда принимаемое за доказательство на самом деле является просто недостатком воображения — в деле предоставления альтернативного объяснения. Этим, как кажется, открывается дверь для всякого рода причудливых идей, однако, закрывая эту дверь, следует постараться не оставить за ней те возможные объяснения, которые мы пока не в состоянии постигнуть.

Наука обычно имеет дело с упрощениями, приближениями и более или менее линейными системами. С нелинейными и сложными интерактивными системами наука чувствует себя гораздо более неуютно. Однако компьютеры становятся способными все лучше обрабатывать отношения внутри таких систем.

В науке мы измеряем все, что только может быть измерено, и игнорируем то, что мы не в состоянии измерить. Мы можем разработать и сертифицировать тест IQ, но мы не в состоянии измерить, насколько хорошо учащийся играет на фортепиано. У нас нет тестов для сложных видов деятельности. Поэтому мы игнорируем таковые и основываем оценку интеллектуальных способностей учеников с помощью стандартных вопросников.

Большинство этих ошибок и недостатков вытекает из поверья, что наука более научна и логична, чем есть на самом деле. Действительно, в науке имеется большой простор для креативности, воображения и поэзии. Это потому, что восприятие в науке играет не менее важную роль, чем анализ. Только сейчас — и по большей части в отдельных отраслях, таких как математика и физика, — это начинают осознавать.

Там, где мы можем применять наши существующие научные инструменты (обнаружение причины), наши успехи оказываются достаточно большими. Теперь мы подошли к этапу, когда необходимо разрабатывать дальнейшие подходы — и это, возможно, уже происходит.

Творчество (креативность)

В истории нашей культуры мы сделали поразительно мало в вопросе креативности, признавая при этом, что прогресс во многом опирается на нее. Имеется целый ряд причин тому, почему мы добились так мало.

Глубокая вера в настольную логику, науку в целом и математику в частности привела нас к убеждению, что прогресс осуществляется ровными рациональными шагами, а всякий последующий шаг логическим образом основан на предыдущем. Вместе с тем история науки показывает, что это совершенно не так. Почему же мы продолжаем верить в этот миф?

Всякая стоящая креативная идея должна быть логичной в ретроспективе (иначе мы никогда не оценили бы ее значения). Поэтому, когда креативная идея появляется, мы выражаем уверенность, что натолкнуться на нее можно было изначально, если бы мы строго придерживались пошаговой логики. Все ценные идеи, возникшие благодаря озарению, случаю или ошибке, должны быть представлены в научной литературе так, будто они стали результатом хитроумно примененной пошаговой логики, в противном случае труд никогда не опубликуют. Изобретение триодной лампы (основы электроники) Ли де Форестом стало результатом развития совершенно ошибочной идеи (он считал, что электрический разряд заставляет газовое пламя рассыпаться брызгами). Однако в ретроспективе изобретение было представлено как результат пошаговой логики. Иными словами, мы отвергаем креативность и настаиваем на том, что посредством должного применения логики мы постепенно все равно достигли бы этой идеи.