Хачик Даштенц - Зов пахарей

• Название: Зов пахарей
• Автор: Хачик Даштенц
• Жанр: История

Хачик Даштенц ( Тоноян Хачик Тоноевич ) – известный армянский писатель, поэт, переводчик – родился 15 апреля 1909 года в селе Даштаян Сасунского вилайета Западной Армении в семье пастуха. В последствии по названию родного села Даштенц и выбрал свое литературное прозвище. Многое увидел и пережил он, пройдя по дорогам беженства нелегкий путь от Сасунских гор до Восточной Армении, скитаясь по сиротским домам, пока не остановился в американском приюте в Александрополе (позднее Ленинакан, а ныне Гюмри), где и получил свое среднее образование. В 1932 году Даштенц окончил Ереванский государственный университет, а в 1940-ом – факультет английского языка в Московском институте иностранных языков. Начиная с первых шагов в литературе Даштенц был одним из самых читаемых и любимых авторов. Народное предание и документальная достоверность, этнографическая доскональность и сказка, быт, обычаи, обряды армянского народа – все это Даштенц капля, по капле впитывал в себя с самого детства и все это стало основой для создания эпической прозы, которой писатель посвятил, можно сказать, всю свою жизнь. В романах "Ходедан" (1950) и "Зов пахарей" Даштенц изобразил трагедию западных армян в годы 1-й мировой войны 1914-1918гг., пострадавших от геноцида армян в Турции. Написал также историческую драму “Тигран Великий” (1947). Даштенц также автор сборников стихов “Книга песен” (1932), “Весенние песни” (1934), “Пламя” (1936), “Горные цветы” (1963), где описаны будни родной страны – Армении. Хачик Даштенц известен также своими переводами многих трагедий и комедий У. Шекспира и поэмы Г. У. Лонгфелло “Песнь о Гайавате”. См. также: Сурен Агабабян – Хачик Даштенц и его роман-эпопея «Зов Пахарей»

---

Андраник не любил богатых, но никогда не отказывался от их приглашений и, сидя в их доме принимая их угощение, пытался учить их уму-разуму. Бывало и так что, сидя за праздничным столом, он вспоминал вдруг о несчастных голодных людях на улице и в сердцах опрокидывал стол. Я думал, что и на этот раз так случится. Hо нет, Андраник поселился у Смбата Бека и жил себе там. А про меня даже и не вспоминал.

«Двадцать лет мы прожили как братья, а теперь что же, будем врозь?» – сказал я сам себе и тайком от своего войска и друзей пошел к Смбату Беку.

Смбат Бек называл меня Смбатом-пашой. Ведь мое нaстоящее имя тоже было Смбат. Он свое жилье предоставил Андранику, а сам устроился в небольшом деревянном срубе в лесу.

– Смбат Бек, – сказал я, – мы с Андраником в ссоре. В нахичеваньской битве я вынужден был отступить и сейчас стесняюсь показываться ему на глаза. Вчера в Каджаране он не ответил на мое приветствие. Помири нас бога ради.

На следующее утро Смбат пошел к Андранику. Не один пошел – со старой матерью.

Андраник расхаживал по комнате взад-вперед. Смбат Бек постучался и услышал в ответ: «Войдите!» Смбат Бек с матерью вошли.

– Это ты? – сказал паша. – А сестрицу мою названую зачем с собой привел?

Мать Смбата сказала:

– Паша, я пришла просить, чтобы ты принял Смбата-пашу.

– Приму. Раз ты говоришь, приму, – сказал Андраник.

Мать Смбата Бека вышла. Остались в комнате Смбат Бек и Андраник-паша.

– Ну что, привести его? – спрашивает Смбат Бек.

– Ладно, – говорит Андраник, – веди.

Смбат Бек пришел, чтобы отвести меня к Андранику. Оседлал я коня Чиро и поехал. За двадцать шагов от дома я спешился и, подойдя к паше, поцеловал ему руку, а он меня в лоб поцеловал.

– Ты в Нахичевани почему меня не дождался? Ведь я приказал тебе держаться.

– Паша, – сказал я, – ты железный, а я такой, как все. Не выдержал.

Помирились мы, попрощались с Смбатом Беком и поехали из Медного города к Горису.

Шоссе, соединяющее Капан с Горисом, было закрыто, и мы вынуждены были поехать по неудобной Татэвской дороге. По перевалу мы поднялись на вершину горы, спустились в ущелье, выбрались из него, снова спустились, снова поднялись. Село Верхний Хотан осталось позади. За войском двигались беженцы – все грязные, голодные, лица черные от усталости… Многие лошади пали по дороге, и множество добра пришлось нам оставить по пути.

Под вечер мы добрались наконец до Татэва.

Татэвский монастырь восседал на вершине гигантской скалы. Перед ним было знаменитое ущелье Воротана, за ним – заснеженные горы. В монастырском дворе стояла качающаяся каменная стела с хачкаром наверху. Шапинанд рукой толкнул стелу, та таинственно качнулась.

– Мы похожи на этот каменный столб. От легкого прикосновения приходим в движение и все же, глядите, устояли ведь перед всеми бурями во все века, – сказал Андраник и приказал объявить привал.

Ночь мы провели в Татэве.

На следующий день, 3 августа, мы снова пустились в путь. Перед нами была бездонная пропасть, рядом – большая Татэвская пустыня, а внизу – Чертов мост. По одному спускались мы по отлогому спуску. Вон показалась женщина на коне, направилась, миновав часовню, в пустыню. Это матушка Сосе. За нею телохранитель ее, тот паренек. А на расстоянии – небольшая толпа беженцев. Среди них – брнашенец Цахик Амбарцум, талкворикец Фадэ со своей лопатой, крестьянин с доолом и тот несчастный буйвол, чьего хозяина убило в Тхмутской битве. Груз на буйволе легкий уже. В горном проходе Селима упали светильник и кирка; насест Андраник подарил старосте-азербайджанцу; деревянный половник, дверная ручка и подушка для новобрачных упали при подъеме на Татэв. Талворикец Фадэ был занят своим обычным делом – поправлял Русло ручья. Вдруг что-то тяжелое покатилось мимо и, подпрыгивая, сгинуло в ущелье. Богоматерь с длинными ресницами. Еще что-то полетело следом – серебряная кадильница.

– Ничего, беженцы мы, чего только не случается в дороге, – примирительно сказал Цахик Амбарцум, не замедляя шага.

На дне ущелья через реку Воротан мостом лежит скала. Называется Мост Сатаны. Мы прошли по нему и начали восхождение. Часть нашего войска дошла уже до села Шинуайр, вернее – до горы «Семь Родников», а часть все еще в ущелье была, последний караван беженцев только-только проходил рядом с качающимся камнем во дворе монастыря.

Среди этих беженцев был Мосе Имо. Он стоял на краю пропасти и смотрел вниз, туда, куда поехала матушка Сосе.

Помирились мы с Шапинандом, едем рядом. За нами беженцы, за знаменем – войско, за войском – обоз и замыкающие.

Устало наше войско. Большинство идут босые. Многие в дырявых трехах на босу ногу. Некоторые из офицеров тоже в трехах. А какие Шапки на всех – разные-разные. Истрепалось в битвах и трудных переходах боевое знамя. Из Западной Армении, с далеких Сасунских гор, докатилось войско до ущелья Воротана. По дну ущелья бежит-течет Воротан, а по склонам растеклось наше войско.

По левую руку от себя мы увидели три больших холма. По мере того как мы удалялись, троица холмов уменьшалась. Мы оставили за собой зеленое плато, и вдруг в глубоком ущелье глазам нашим предстал белый город.

Каменные ясли

Горис встретил Андраника ликуя.

Войско разместилось в ближайших селах – Веришене, Техе и Хндзореске, а толпа беженцев – в садах, домах и пещерных поселениях на берегу реки. Но Горис был беден хлебом. А в Сисиане было прохладно, там было много травы и зерна. И мы оставили Горис и двинулись к Ангехакоту.

Мы держали для войска небольшое стадо. Куда бы мы ни двигались, стадо шло следом и тихонечко паслось себе. В это стадо-то и затесался тот самый буйвол.

Только Андраник вошел в Ангехакот, к нему подскочил какой-то крестьянин, сердитый-сердитый.

– Паша, – говорит, – у меня жалоба. Посмотри на мою крышу.

– В этом селе тысяча крыш, на которую прикажешь смотреть? – спросил полководец.

– А вон на ту кровлю посмотри, где стоит солдат и сбрасывает вниз клевер, по какому праву?

Андраник поднес бинокль к глазам и увидел Ахо – тот, действительно, стоял на кровле с вилами в руках и вовсю орудовал. С каждым взмахом руки конец вил ударялся об колокол на часовне – она была рядом, – и раздавался слабый звон.

Холодный пот выступил на лбу полководца. Он никогда не видел, чтобы Ахо нарушал дисциплину. Неужели это он? Андраник снова поднес бинокль к глазам – ну да, Ахо. До сих пор ни один солдат не порочил честь Андраникова войска подобным поступком.

После Сейдаварской битвы Ахо, отделившись от Сасунского полка, шел с обозом в хвосте. Он с беженцами подкашивал стерню на сисианских полях, помогал по пути крестьянам собирать фрукты и вел себя достойнейшим образом. Что же сегодня случилось с этим солдатом?

Андраник пошел к дому ангехакотца. Глаза Ахо встретились со взглядом полководца.

– Для наших лошадей, паша.

– Каких таких лошадей?

– Для Сасунского полка.

Андраник велел ему спуститься.

– Этот человек жалуется на тебя, и жалоба его справедлива, – сказал паша и отвесил звонкую пощечину Ахо. Короткая серая папаха Ахо покатилась на землю.

– Ох, паша, берегись теперь! – крикнул Ахо, выхватывая маузер.

Шапингарахисарцы, земляки Андраника, выхватили клинки. Фетара Манук ахнул: «Как ты мог сказать такое, Ахо?» – и оттолкнул сасунца в сторону.

– А так и мог, знайте же меня! – крикнул Ахо, поднимаясь с земли, и снова рванулся к полководцу.

Манук крепко держал его за руку.

– Ну что, не отпустило тебя еще? – сказал Андраник. – Или ты забыл, для чего было столько лет лишений? Ахо молчал.

Потом он собрал с земли клевер, пошел, положил его обратно, а когда спустился с кровли, увидел, что полководец сидит у крыльца и что-то печально насвистывает.

– Ну что, Ахо, все?

– Всё паша.

– Ну, всё так всё.

На краю села какой-то старик обмолачивал хлеб. Андраник попросил старика отойти, сам вскочил на молотильную доску. В это время телохранители Андраника задержали какого-то вооруженного мужчину из беженцев.

Горец, видно, был – с густыми, закрученными, как у всех сасунцев, усами.

– Где Антуан-паша? – твердил он. Андраника так тоже иной раз называли.

– Вон он, на гумне.

– Паша, какой-то мужчина хочет тебя видеть, – долажил Торгом.

– Да это же сасунец Оган! Иди сюда, Оган. Отпустите его.

Паша спрыгнул с доски. Оган подошел к нему. Встал и молчит.

– Ты что грустный, Оган, что случилось?

– Паша, мой брат Каро заболел. Дай барашка, отнесу для Каро.

Андраник три года прожил в Сасуне в доме Огана. Он вспомнил хлеб-соль людей из рода Муро и, подозвав пастуха, приказал отдать Огану одну овцу.

– Сами не отбирайте; на которую этот сасунец укажет, ту и отдайте.

Взял Оган овцу и ушел. Вскоре Борода Каро выздоровел.

А войско двинулось из Ангехакота к Брнакоту. В Брнакоте многим солдатам вместо их обносок дали новое обмундирование. Из Брнакота перешли в Воротнаванк.