Журнал Современник - Журнал Наш Современник 2007 #7

• Название: Журнал Наш Современник 2007 #7
• Автор: Журнал Современник
• Жанр: Публицистика

---

- Плохо без бабы. Ты уж крепись. Жизнь наша такая… - ответил сосед и ушел в кладовую за инструментом, а Петр остался один.

… В палате, где лежала Ольга, стояло десять коек, как в солдатской казарме. Между двумя рядами коек широкий проход. На спинках кроватей в рамках температурные листы с указанием фамилии больной, сделанной операции. Ольга располагалась у самой стенки, там ей меньше мешали. Увидев мужа, заулыбалась, оживилась.

- Здравствуй, - сказал Петр и поцеловал жену.

- Здравствуй, дорогой. - Видно было, что Ольга готовилась к его приходу: причесалась, подкрасила губы. - Как там Сережка? Не балует?

- Он у нас самостоятельный. Ты как себя чувствуешь?

- Не спрашивай… - губы у Ольги скривились.

- Сразу и в слезы. Потерпи, больше терпела.

- Знаешь, как опротивело все. Эта кровать, стены…

- Что врачи говорят?

- Вчера профессор обход проводил. Рубаху на мне заголили, стоят и смотрят. - Ольга заулыбалась. - Стыдно, мужики ведь. А они подшучивают еще. Потом повернули на живот, долго ощупывали спину. Под конец профессор говорит: "Танцевать любишь?" "Люблю", - отвечаю. "Натанцуешься еще вволю и…". Такое сказал, повторить совестно…

Щеки Ольги покрылись слабым румянцем, она сразу похорошела, став прежней, какой знал ее Петр до несчастья.

- Измучился ты, знаю. Работа, дом - всё на тебе.

- Перебьемся. Нет худа без добра. Как говорит сестра-хозяйка, все на пользу.

- Знаешь, я много передумала всякого. Лежишь колода колодой, уставишься в потолок и перебираешь в памяти подробности жизни. Счастлива, что тебя встретила. Ты потерпи. Ноги тебе мыть буду… - Ольга провела ладонью по щеке мужа.

- Скажешь тоже, - разозлился Петр на самого себя от нежности к жене. Палата постепенно пустела. Ходячие выходили провожать гостей. Петр

поднял сумку, поставил на табурет.

- Принес тут тебе немного…

Достал завернутую в целлофан курицу, положил на тумбочку. Яблоки высыпал в ящик тумбочки.

- Куда мне столько, Петя?

- Поправляйся.

- Сереже пару яблок оставь.

- Купим себе…

- От меня гостинец. Возьми, пожалуйста.

Петр уступил просьбе, отобрал два яблока, какие поменьше. Заглянула дежурная медсестра.

- Авейников, а вас не касается? Прием окончен.

- Жену вот только приведу в порядок…

- Раньше о чем думали?

- Не при народе же протирать от пролежней.

- Меня не касается. Здесь вам не гостиница и не дом отдыха.

- Не связывайся, Петя, - сказала тихо жена и потянула мужа за рукав. - Ты уйдешь, а мне лежать. На мне и скажется…

- Ну ее. Займемся лучше процедурами. Спирт в тумбочке?

- На месте. Там и вата.

- Обними меня.

Ольга доверчиво обняла Петра руками, он приподнял ее осторожно и повернул на живот.

- Хорошо как… - сказала Ольга.

- И полежи.

На спине Ольги, разветвляясь от крестца, пролегли до ребер два багровых рубца с равномерными отметинами от швов. Он представил, какие перенесла жена муки, не утерпел от жалости к ней и прикоснулся к рубцу губами.

- Что ты, что ты… - вздрогнув, прошептала Ольга. - Люди ведь… Смочив камфарным спиртом тампон, Петр с легким нажимом принялся

протирать спину жены. Смочил новый тампон и протер осторожно места вдоль позвоночника.

- И самая приятная для тебя процедура, - сказал, улыбаясь. Заменил вату, протер спиртом ложбинку на крестце, округлые ягодицы.

- Петя…

- Лежи, лежи. Права медсестра, и на курорте подобное удовольствие не удается.

- Бессовестный… Выздоровею, отплачу тебе за все.

- Надеюсь.

Осторожно приподняв, Авейников снова повернул жену на спину, она перевела дух, лежала не шелохнувшись.

- Такая бы легкость постоянно… Ну, иди, а то сестра раскричится.

В коридоре медсестра, когда Авейников поравнялся с ней, с желчью заметила:

- Откуда жадность только? Ни себе, ни людям покоя, и все из-за какой-то десятки в неделю.

- Не жалко мне денег, но нет их у меня, нет! - выкрикнул Петр и пошел, проклиная все на свете.

- Зачем ты обидела человека, Серафима? - услышал он за спиной. - Пожалеть надо, а ты… Только бы урвать свое.

- Меня пожалел кто? Жалостливые больно все! А ты потаскай горшки да утки за мою зарплату, потаскай!

На следующий день в цехе выдавали получку. Закончив смену, Авейни-ков убрал станок, привычно закрыл тумбочку и пошел в кассу. Впереди него стояли человек восемь, все - с токарного участка. Петр дождался очереди, взял зеленую пластмассовую ручку, привязанную к окошку капроновой ниткой, отыскал в ведомости свою фамилию и обомлел. В графе значилась сумма вдвое меньше предполагаемой. Не поверил глазам, провел пальцем от фамилии до указанной суммы выплаты. Обмана не было: причиталась ему половина того, что рассчитывал по нарядам.

- Тут какая-то ошибка, - сказал растерянно кассирше. - На такие деньги семью не прокормишь.

- Сколько начислено, то и выдаю. Узнайте у мастера, почему так мало. Петр механически сунул деньги в карман и побежал в конторку мастера. Шубичев сидел на месте. Увидел Авейникова, занервничал.

- Почему так мало начислили?

- Перерасход у нас фонда зарплаты! В следующий месяц доплачу.

- А жить мне как до того дня? Может, с протянутой рукой идти?

Плакат на шею - и к Смольному, так, что ли?

- Не по-людски, - вмешались сидевшие в конторке мужчины. - Кто и потерпит, а у него жена в больнице, понимать надо.

- Заплатим! Что зря глотки дерете? Чего?

- Чего… Ему полмесяца жить надо… - И посоветовали Авейникову: - Материальную помощь попроси, обязаны дать, коль такая несуразица.

Убитый случившимся, Петр написал заявление в дирекцию, сам и понес, чтобы не тратить понапрасну время. Заместитель директора по кадрам оказался на месте, и Авейников несколько воспрянул духом.

- Вспоминаете нас, когда путевка требуется или матпомощь. На другое вас нет…

- Не от хорошей жизни прошу…

- Прибедняться мы умеем. И почти у каждого на книжке лежит.

Хотел Петр плюнуть в круглую физиономию. Однако не плюнул, поостерегся. С завода пришлось бы уйти, очередь на квартиру сгорит. Проглотил обиду, едва выдавил из себя:

- Оправдаю.

И вышел как побитый.

Так горько и больно ему еще не было. Шел, не разбирая дороги, натыкаясь на встречных. Завернул в пельменную, в ней продавали вино в розлив. Попросил стакан портвейна, взял несколько конфет. Выпил теплое сладкое вино, но облегчения не получил. Хотел еще взять, однако вспомнил о сыне, обожгла жалость. Мальчонка чего должен страдать, он в чем провинился?

Дома сунул по случайности руку в карман, нащупал конфету в обертке и отдал ребенку. Сын обрадовался, что-то говорил отцу, но Петр не слушал.

- Папка, - дергая за рукав, говорил сын. - Папка! Ты почему не отвечаешь?

Авейников словно очнулся, прорвался голос сына.

- Ты о чем, сынка?

- Мы поедем с тобой и мамкой к бабушке? Помнишь, ты рассказывал про речку и сад.

- Поедем, сынок…

- Там в поле конь гуляет. И ты меня на нем покатаешь, правда?

- Правда…

Но Авейников уже не верил, что это было и может иметь продолжение. И яблоневый сад, и табун, мчавшийся галопом, - все казалось далеким и нереальным.

Открыв дверь на кухню, Авейников переступил порог и остановился. На полу возле стола валялась разбитая литровая стеклянная банка, вокруг нее расползлась сметана. Видно, котенок опрокинул на столе банку, она и скатилась. Сам виновник, с округлившимся животом, мурлыкая, подошел и потерся об ногу.

Авейникова словно толкнуло изнутри, свирепея и теряя рассудок, он схватил подвернувшуюся под руку палку от швабры и со всей силы ударил котенка. Дикое злорадство овладело Авейниковым полымем, затмило разум. Петр бил животное на глазах оцепеневшего от страха сына.

Котенок вытянулся на полу, задние лапы подрагивали в предсмертной конвульсии.

- Папа, не бей! - закричал Сережа. - Ты убил его, убил!

Ничего не соображая, Авейников ударил палкой сына. И бил с таким же остервенением, с каким только что колотил животное.

- Не надо, папочка! Мне больно, папа! Папочка, миленький, не надо! Крик пробудил осознание собственной боли, но остановиться Авейников

не мог, его словно толкали под руки. Из разбитого носа у мальчика потекла кровь, забрызгала белую рубашку.

При виде крови Авейников очнулся, ум его прояснился. Отбросив палку, он кинулся к сыну, обхватил руками.

- Сыночек, прости! Не хотел, сорвалось… - говорил бессвязно. - Прости меня!..

Мальчик не плакал, его била мелкая дрожь. Авейников упал перед сыном на колени, прижал к груди.

- Да что же происходит? За что мучения? - выкрикнул неистово. - За что?

Полубезумно Авейников окинул углы с облупившимся потолком, грязными разводами от протечек. Он искал то, что могло остановить взор, помочь собраться с мыслями, успокоить сердце и облегчить душу. Но видел лишь темные потрескавшиеся стены, облупившуюся штукатурку, хотел заплакать и не смог.

- За что, Господи? За что!.. Если Ты есть, смилуйся!