Журнал Современник - Журнал Наш Современник 2007 #7

• Название: Журнал Наш Современник 2007 #7
• Автор: Журнал Современник
• Жанр: Публицистика

---

Передал газеты Юрию Карловичу:

- Вот видите, Москва сообщает, наши молчат.

- Да, вам здесь не позавидуешь, - сказал он, протирая очки. "Алик, собака! - ругнулся я про себя. - Твоя, блин, работа!"

В аэропорту времени продолжить разговор уже не было - шла регистрация на московский рейс.

- Интересно поработали, - пожал на прощание руку Юрий Карлович. - Но расслабляться не будем - кожей чувствую, что они подадут апелляцию в Верховный суд.

- А как же? Конечно, подадим, - раздался за спиной знакомый голос. Я обернулся - подполковник Немцов собственной персоной, в новеньком светло-коричневом костюме, в руке - потрепанный пухлый портфель.

- О, какая встреча! - изобразил я радостное изумление. - С вас еще не сняли погоны, Петр Николаевич?

- Сергей Михайлович, успокойтесь, - остановил меня Шнитке. - Ненависть победителей сглаживает вину побежденных.

- Рано радуетесь. Мы еще поборемся, господа! - задергался глаз у Немцова.

- Нисколько не сомневаюсь. Счастливого полета, - сказал я ему, а про себя подумал, что самое страшное в фанатиках - это их искренность.

5 июня.

Глаза отца по-детски засветились от радости.

- А, "Совраску" принес! Молодец! - похвалил он меня. - Вот сейчас кроссворд доотгадываю и чтением займусь.

- Ну, теперь на весь день засядет, - сказала мама.

- И то занятие, - заступился я за отца. - Пусть.

- Не говори. Глаза только портить. Я вот сама слепну не по дням, а по часам. Еще в больнице, когда с ногой лежала, заметила. А теперь левым глазом почти ничего не вижу.

- Что же ты столько молчала, мама?

- У тебя и без меня неприятностей хватает. Теперь-то хоть они отстанут?

- Не знаю.

- Вот и я со своими болячками под ногами путаюсь. Вы, ребята, уж простите меня, что навязалась на ваши головы…

- Заканчивай, мам, чтоб больше не слышал!

Она как-то вмиг лицом повеселела. Заковыляла, громыхая клюкой, на кухню ставить чайник.

"Господи, - подумал я, - и ради чего мы, люди, друг друга так мучаем? Боремся, воюем, ненавидим… Ради чего? Жизнь все время отвлекает нас на эти пустяки, и мы даже не успеваем заметить, как она проходит".

- Шесть букв, вторая "у", - подал голос отец, - участь, доля, жизненный путь…

- Не знаю.

- А ты подумай.

- Может, судьба?

- Судьба? Гм, точно - судьба. Судьба, брат, злодейка! Вместо послесловия

Маме сделали операцию - вставили искусственный хрусталик. Теперь она читает нашу газету от корки до корки, пристрастилась также к женским детективам. Отцу мы изредка покупаем "Совраску". Начитавшись, он ругает америкашек, олигархов и монетизацию, а мать ругает перекрасившихся коммунистов, ставших олигархами. Так и живут.

Осенью состоялось заседание Верховного суда. Приговор областного суда оставили в силе. Сразу же позвонил из Москвы адвокат Юрий Карлович. "Впервые за много лет, - сказал он, - я поверил в нашу судебную систему".

Маринка родила Роме Осетрову дочь. Теперь он в нашей газете уже не работает - пригласили в богатое московское издание. "Мне семью содержать", - сказал он на прощание, понурив голову. Иногда мы, очень редко, встречаемся.

Роман Бухавец тоже у нас не работает. Жаль, но вскоре после описанных событий он, почувствовав себя звездой первой величины, стал прогуливать, срывать задания. Пришлось мирно расстаться.

Губернатора назначили федеральным министром. Вместе с собой он взял

в Москву Алика Черкашина. Тот "пиарит" теперь активно шефа в центральных СМИ.

Леня Ковалев умер. Умер, как и жил. Когда в реанимационной палате кому-то из соседей стало плохо, Леня, не дозвавшись медсестры, каким-то чудом слез с кровати и пополз за помощью. Так на полу и умер.

Как-то в московском поезде я встретил полковника Осиповича, курившего в тамбуре. В курчавой голове его прибавилось седины, но взгляд африканских глаз был по-прежнему спокоен и печален.

- Уезжаете? - спросил я его. - Совсем? Он кивнул.

- Переводят?

- Нет, в отставку.

- Что так?

Он не ответил. Молча, пожав мне руку, пошел в свой вагон. Я взглянул в окно. Мокрый тяжелый снег падал сплошной стеной - совсем как в ту зиму. Теперь на подступе новая зима. Я по-прежнему редактирую газету и еще сильнее боюсь неурочных телефонных звонков.

ЮРИЙ ПЕРМИНОВ С БОГОМ, СЫНОК…

* * *

По грязному снегу,

не важно - куда и откуда -

с фильтровой цидулькой в унылых бесцветных губах,

в китайской одёжке идёт потребитель "фаст-фуда",

заложник рекламы,

которой мой город пропах,

как бомж суррогатной,

съедающей печень настойкой.

Идёт - горожанин -

такой же, как многие.

Он идёт и не видит

таких же идущих -

настолько в себя

(по макушку - самим же собой) погружён.

Не видит - меня.

Но печалит не это,

а то, что,

не видя друг друга,

проходим,

как многие,

сквозь друг друга,

а день - растворяется в воздухе,

точно остывшего пепла

едва различимая горсть.

ПЕРМИНОВ Юрий Петрович родился в 1961 году в Омске. Член Союза писателей России. Редактор газеты "Омское время". Автор четырёх поэтических сборников. Печатался в журналах "Наш современник", "Москва", "Новая книга России", "Сибирские огни", "Алтай", "Ара" (Казахстан) и других изданиях…

* * *

Что делать, когда ни копейки,

а ужин - отрава?

Не стал бы я думать об этом нисколечко,

но соседи воюют - семейная пара! -

за право последнего слова,

насколько я понял…

Давно

они не шумели -

бюджетники тихие…

Ужин

съедобен, конечно,

хотя он - всего лишь

лапша китайская

на кипятке россиянском.

К тому же,

насколько я понял,

у них за душой - ни гроша.

Так, стало быть,

эй, голодранцы-товарищи, ухнем?

…Затихли соседи -

вечерняя телепора.

Дежурит наш разум -

вконец возмущённый - на кухне,

где суп выкипает, как водится, из топора.

* * *

Дни выходные

я давным-давно не трачу на безделье и на пьянки.

В один из них - зашёл в осинник, но увидел там

лишь скорбные поганки.

Дышать мешала сумрачная взвесь мошки, но я - печален был, покуда не озарило: всё-таки не здесь в рассветный час повесился Иуда.

Я был вовсю природой увлечён!

А то, что жизнь - скупится на подарки… Так тут поганки вовсе ни при чём. Причём почти съедобные поганки.

* * *

Немного отъехал,

и смута - владычица сердца. Да я же вернусь - не пройдёт и недели! - домой.

Кавказец небритый горюет без единоверца, косится в тревоге на сидор потрёпанный мой.

А помнишь, товарищ.

А может быть, нам подкрепиться? - Мне мама в дорогу таких пирожков напекла, что пальцы оближешь!..

Приносит бельё проводница -

печальная тётя.

Свистит заоконная мгла…

А будешь, товарищ, огурчик сибирский? - Ножа не найдётся, попутчик - таинственный, словно бабай? Моя ли твоя понимать разучилась, южанин? Твоя ли моя ничегошеньки не понимай!

А помнишь, товарищ.

Мы люди, товарищ, не волки! Никто никому в этом поезде вовсе не "ху"…

Здесь нижние полки не хуже, чем верхние полки, - напрасно об этом не ведают

там, наверху.

1991-2006

Антисоветскую литературу

в букинистический нервно сдаёт

некто потрёпанный.

После "микстуру"

купит,

соседа возьмёт в оборот, дескать, займи - не хватило чекушки на опохмел одинокой души, дескать, "отец мой сидел за частушки, жизнь прогорбатился твой - за гроши, значит, должны мы друг другу."

И фиги

спрячет в карманы последних порток.

.Проданы антисоветские книги, каждая - водки палёной глоток.

ШИРОКА СТРАНА МОЯ РОДНАЯ…

Ст. Куняеву

Радио бубнит про холокост…

Сивка-Бурка, вещая Каурка, отвезёт сегодня

на погост - в домовине - "русского придурка".

В "ящике" - черно от воронья, радостно, гламурно и пушисто.

Поминает скорбная родня

в деревеньке "русского фашиста"…

И разносит яростным норд-остом - с южных гор до северных морей - пепел от погоста до погоста необъятной Родины моей.

* * *

Судьбы не стоят все мои докуки, хотя без них - она была б иной.

Отставлю их! - Болят у мамы руки, родные руки, пахнущие мной - ещё младенцем.

Эта боль - от сердца! - От всех моих падений и докук.

Болят у мамы руки, но младенца того - она не выпустит их рук.

ОТЕЧЕСТВО

Получил я письмо от конторы какой-то - напиться захотелось: чуть было всю душу не выела горечь. Вроде что тут такого? - Чиновные - скучные - лица обратились ко мне: "Уважаемый Юрий Петрович!.."

Неужели. старею?

"Петрович!" - зовёт в домино поиграть во дворе чистокровный бухгалтер Абрамыч.

Что ж теперь - о здоровье заботиться, мол, не одно, так другое, печально глотая снотворное на ночь?

Но - подумал: неужто бесчувственным, словно броня, стал я, дурень, от жизни-жестянки (местами - убойной)? Нет! - По отчеству пусть называют почаще меня: в нём живёт мой отец! Мы по-прежнему вместе, родной мой!

Да, слегка полинял я, дыхалка - не та, и давно