Наталия Будур - Гамсун. Мистерия жизни

• Название: Гамсун. Мистерия жизни
• Автор: Наталия Будур
• Жанр: Биографии и Мемуары

---

Но писатель обрел в Эурдале не только свой неповторимый стиль, но и имя, под которым он и стал известен в мировой литературе. Весной 1885 года в столичном журнале в трех номерах была напечатана его статья о Марке Твене, в которой автор дал подробный и серьезный анализ творчества американского классика. Подписана была статья Кнут Гамсунд, но в результате типографской ошибки «д» отпало, и с тех пор писатель стал Гамсуном.

В самоироничном очерке «В турне», опубликованном в «Дагбладет» Ларса Хольста в 1886 году, Кнут пишет: «Я молодой гений, однако настолько не известный, что ни один редактор пока еще не в состоянии правильно написать мою фамилию: никто не помнит, встречал ли когда-нибудь мое имя, так что прославить его на весь мир задача почти невозможная. Гамсун! Мне требуется не меньше пяти минут, если я хочу написать эти буквы так, чтобы люди уразумели, что написано не Гансен, не Гамсум или Гаммерсунд, а просто Гамсун. Можно прийти в отчаяние от необходимости вбивать людям в голову эту новую фамилию...» [37]

Надо сказать, что «необходимость вбивать людям в голову» собственную фамилию у Гамсуна была даже в те времена, когда к нему уже пришла всемирная известность. Двадцать два года спустя, в июле 1908 года, он пишет будущей жене:

...

«Я получил письмо с короной, впервые в жизни, от королевского мажордома Рустада о том, что он имеет честь по королевскому поручению пригласить „Кнуда Гамсума“ на суаре в королевский дворец 1 августа в 9 часов. Просьба ответить. Тут мне, в сущности, трудно сказать "нет ", потому что, если я не приду, то и Король и Президент Франции хватятся и будут отчаянно меня разыскивать. Но я ответил, что, во-первых, зовут меня не Кнуд, а, во-вторых, не Гамсум, и, в-третьих, у меня нет супруги (но, видит Бог, она у меня будет! Чего я им не сказал). Но я все-таки полагаю, что это письмо предназначено мне. За то я нижайше благодарил, но, к величайшему несчастью, прийти не мог. О, мы оба прекрасно изъяснялись» [38] .

Но вернемся обратно в Эурдал. Весной 1885 года произошло чудо [39] – Кнут полностью выздоровел. Некоторые биографы Гамсуна считают, что он был болен не чахоткой, а тяжелым бронхитом, но более правдоподобным и тем не менее никак не объяснимым с точки зрения здравого смысла представляется предположение, что Гамсуна вылечила жажда жизни и целеустремленность (желание во что бы то ни стало стать «настоящим» писателем).

«Вскоре, – пишет Туре Гамсун, – жизнерадостность била из него ключом, вокруг него царило праздничное веселье, и никто не поверил бы, что всего несколько месяцев назад этот человек был приговорен к смерти от чахотки. Местные девушки с изумлением глядели на поэта, который умел танцевать степ, отплясывал ирландский рил и пел ковбойские песни. Иногда он даже представлял собою некоторую угрозу для окружающих. Играя на лужайке в боччью [40] , он забавлялся от души и с силой швырял шары под ноги играющих. А сила у него, прямо скажем, была незаурядная, так что играющим приходилось высоко подпрыгивать или спасаться за кустами и деревьями!

Опьяненный здоровьем, Кнут едва не переступал грань дозволенного, однако ему все охотно прощалось. Кнут был счастлив. Он твердо верил, что только чудо вернуло его к жизни, когда он одной ногой уже стоял в могиле. И потому безудержно радовался своей молодости, ставшей наконец-то безоблачной и манившей его обещаниями. И друзья радовались вместе с ним» [41] .

Друзья не только радовались – они еще и помогали Кнуту заработать денег. Так, Гамсун трудился с Эриком на почте. Это давало не только дополнительный (кроме гонораров за статьи и рассказы) доход, но и позволило Кнуту войти в круг знакомых Эрика, а среди них были образованные и уважаемые люди – например, врач Андреас Обель. В свободное время он не только писал стихи, но и возглавлял местный хор, участником которого вскоре стал и молодой писатель. Среди друзей Эрика нашелся даже сапожник – Ула Ульсен. К нему Кнут любил захаживать в мастерскую и с удовольствием брал в руки сапожный инструмент, чтобы не утерять навыков, полученных в детстве. Сапожник Ула останется другом Гамсуна на всю жизнь.

А вообще компания весело проводила время – собиралась в местном кабачке, слегка куражилась и травила анекдоты, пела и плясала, гуляла с девушками в лесу и отправлялась на прогулки в горы.

Летом 1885 года Эрика Фрюденлюнда призвали в армию, и Кнут стал замещать его. В это же время он выступает с циклом лекций о литературе для местной публики, но ничего хорошего из этого не выходит: жителям Эурдала были не интересны не только заморские писатели Гюго, Флобер и Стриндберг, но даже и собственные классики Бьёрнсон и Ибсен. Ради объективности надо заметить, что больше, чем литературной эрудицией, он поражал свою аудиторию пылкостью и живописностью красноречия и отчаянным радикализмом литературных взглядов, выражавшимся в нападках на крупнейших писателей.

Уже окончательно выздоровевшему и полному сил и устремлений Кнуту было скучно в Вальдресе. Удивительно, что вместо радости он испытывает в это время глубокое разочарование. В письме Николаю Фрёсланду, брату Нильса, он описывает свою жизнь как восхождение на гору, при котором он пробирается вперед крошечными шагами. И еще, впервые в жизни, он жалуется на свое происхождение: «И если бы у меня была твоя мать, Николай, то, при ее воспитании и поддержке, я много бы смог добиться» [42] .

Но Гамсуна, даже в минуты грусти и отчаяния, всегда отличала несгибаемая воля и умение буквально идти напролом. И он решает предпринять новую попытку штурма столицы.

Зимой 1885 года Кнут уезжает из Вальдреса в Кристианию.

* * *

В столице Гамсун снял самую бедную и убогую, но зато самую дешевую комнатку, какую только смог найти. Конечно, ему сразу же захотелось окунуться с головой в литературную жизнь Кристиании, ведь он всегда с интересом следил за жизнью и борьбой на местном Парнасе. Но его никто не знал – а потому его просто не замечали.

Дела шли из рук вон плохо. Ни газеты, ни журналы не жаждали его печатать, коллеги даже не хотели с ним знакомиться.

Единственным писателем, с которым ему удалось поговорить, был Арне Гарборг [43] .

Со слов Туре Гамсуна мы знаем, что Гамсун обратился к Гарборгу, другу Кристофера Янсона, с просьбой посмотреть свои работу:

«Гарборгу они не понравились.

– Ваши произведения какие-то чужеродные, – сказал Гарборг. – Вы слишком много заимствуете у русских.

– У русских? Но я не знаю ни одного русского писателя.

– Например, у Достоевского.

– Но я не читал Достоевского.

Разговор зашел в тупик. Гарборгу нечего было больше сказать молодому писателю, и он не поверил, когда тот сказал, что не читал русских. Нет, ему решительно не понравился этот молодой писатель, который держался самоуверенно, что не подобало в его положении».

Тем не менее Гарборг решил помочь начинающему коллеге – и благодаря его протекции в «Дагбладет» был напечатан очерк «В турне», а также газета купила два рассказа «Грех» и «Лжец» [44] и эссе об Америке.

Но все-таки жизнь в Кристиании не складывалась. И поскольку писательская карьера в то время ему никак не удавалась, Гамсун вновь решил заняться чтением публичных лекций.

Он делает в Йовике доклад о Стриндберге, и неожиданно в «Дагбладет» появляется доброжелательная рецензия на его выступление, в которой его тем не менее называют господином Гомсумом.

Турне продолжается несколько месяцев, но успеха лектору не приносит. Гамсун пишет Эрику Фрюденлюнду письмо, в котором признается, что не знает, стоит ли продолжать «эту бессмысленную затею». Да, люди приходят на лекции и слушают они его очень внимательно, вот только людей этих – считаные единицы.

В это время «Афтенпостен» предлагает ему «постоянный ангажемент в газете», но потом внезапно отзывает свое предложение.

Жизнь Гамсуна становилась все тяжелее и тяжелее. Как и герой «Голода», он постепенно опускается на самое дно, лишается крова над головой. Одежда его обтрепалась, он голодал, и у него часто не было ни единой монетки в кармане, а нервы совсем расшатались: он легко впадал в истерику и часто был так высокомерен с окружающими, что больше походил на сумасшедшего.

«Теперь он ночевал в сараях, под штабелями досок на берегу Акерсэльвен или под открытым небом на одной из скамеек в Дворцовом парке, – писал Туре Гамсун. – Он делал отчаянные попытки творить даже в этих условиях. Ему хотелось использовать мгновения, когда голова, несмотря на физическое истощение, работала ясно. Но у него редко получалось что-нибудь стоящее, он вновь был слишком болен.

Из-за своего состояния он не замечал, как проходят дни. Если ему случалось есть несколько дней подряд, хоть понемногу, он сразу расцветал, но нервы от этого расшатывались еще больше, организм принимал уже не всю пищу подряд.