Натали Питерс - Маскарад

• Название: Маскарад
• Автор: Натали Питерс
• Издательство: АСТ
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 1997
• ISBN: 5-15-000691-2

Венеция конца восемнадцатого столетия – бесконечный карнавал, тайны, пороки, интриги и любовные приключения. «Светлейшая республика» по праву славилась красотой, изяществом и чувственностью своих женщин, однако ни одна из них не могла сравниться с ослепительно прекрасной Фоской Лоредан. У Фоски было все – богатство, положение в обществе, любовь и поклонение супруга, немолодого, но привлекательного аристократа. И все изменилось в одночасье, когда изнеженная красавица встретила молодого Рафа Леопарди – отважного морехода, бесстрашного воина и отчаянного бунтаря…

---

– Все знают, что это ложь, но им нужно, чтобы эта ложь жила.

– Ложь никому не нужна, – сказал Раф. – Ложь – это костыль. Здоровому человеку костыль ни к чему.

– Не согласна, – вздохнула она. – Теперь мы свободны, освобождены. Все – евреи, дворяне, буржуазия. Но какой ценой? Крахом иллюзии.

Раф думал о тете Ребекке, у которой он побывал во второй половине дня. Это было его первое посещение дома Лии после того, как они поссорились и он ударил ее. Лиу, однако, он не встретил. Он опустился на колени перед постелью тети и сказал ей, что теперь она свободна, что в город вошли французы и что ворота гетто раскрыты настежь. Она не поняла его. Ее охватила дрожь, и она попросила принести еще одно одеяло. Он повторил свои слова, но она напомнила ему, чтобы он поспешил домой, поскольку после захода солнца ему не разрешается появляться на улице.

Фоска устало прислонилась к нему.

– Я валюсь с ног. Отведите меня, пожалуйста, домой, капитан Леопарди.

Дворец выглядел странно тихим и холодным. Раф привел Фоску в ее комнату. В камине не горел приветливый огонь. Эмилии не было. Горничных тоже не было. Постель никто не застелил, не опустил шторы на окнах.

– Вы можете войти, – сказала Фоска. – Куда все подевались? Вообразили, что сегодня нерабочий день?

Фоска прошлась по комнате, убирая, раскладывая все по местам. Так она чувствовала себя лучше.

– Выходит, что сегодня нерабочий день для всех, кроме вас, – заметил Раф. – Я сказал своим солдатам, чтобы все обитатели дома пошли сегодня на площадь. Очень часто люди не замечают, что происходит нечто важное, если только не увидят это собственными глазами, – нечто захватывающее и запоминающееся.

– Сегодняшний костер – наша Бастилия, – сказала Фоска, тяжело опускаясь на кровать и сбрасывая туфли. – Я все думаю: а что у нас заменит гильотину? Вы правы. Зрелище захватывающее. Даже красивое. А что, в Париже головы падали в корзины так же красиво? Как жалко, что я не осталась в Париже подольше. Полагаю, что это мне понравилось бы. Эти головы…

– Перестаньте, Фоска, – резко сказал он. – Никаких оснований для вашего болезненного воображения нет. Никто сегодня не умирает. Никто не умрет.

– Один лишь Алессандро. Вы убьете его. Я знаю, вы это сделаете.

– Да. Но только в том случае, если он будет признан виновным.

– Но кто будет судить его? Вы. А вы посчитаете его виновным. Или дворянином. Или аристократом. Виновным в том, что он честолюбив, когда думает о себе, о Венеции. Он виновен. Виновен в том, что любит меня, в том, что противодействует силам свободы. – Фоска легла на спину, закинув руки за голову.

Раф стоял над ней.

– Я люблю вас, Фоска.

– Для меня нет роли в вашем новом мире, Раф, – сказала она. – Я одна из них. Этого я изменить не могу, не могу забыть свое воспитание, изменить свои симпатии и антипатии. Сегодня ночью я плакала, ибо уходит мир, который я знаю. А я – часть этого мира. Я плакала, потому что теряла часть самое себя. Вы и я не подходим друг другу. Я и Алессандро – похожи. Мы говорим на одном и том же странном языке. Язык этот, я знаю, устарел, но мы понимаем друг друга, понимаем символы, смысл определенных жестов, умеем танцевать менуэт, гавот. Я – Фоска. Дочь одного из Долфинов, жена человека из рода Лореданов, присягала на верность дожу и Венецианской республике. – Фоска закрыла глаза.

Раф сел рядом с ней и погладил ее щеку.

– Никто не знает, Фоска, лучше меня, насколько могут быть бессмысленны – а с другой стороны, полезны – лозунги. Не гипнотизируйте себя словами. Долфин, Лоредан, дож… Все это не больше чем пустой звук. Не думайте о них. Посмотрите на меня, Фоска, – побуждал он ее, и она открыла глаза. – Я здесь, с вами. Мы вместе и одни. Мы любим друг друга. Это реальный мир. Сегодня мы в нем… – Он поцеловал ее. Она отвернулась.

– Слова… Жена. Любовница. Любовник… Одни лишь слова… Любовь. Верность…

– Мы будем вместе управлять Венецией.

– Управлять? Я не хочу управлять. Я не могу управлять даже собой, не имею власти над своими желаниями. Как же навязывать свою волю другим? Давайте, Раф, делайте со мной, что хотите. Займитесь любовью. Вероятно, я вам пойду навстречу, потому что не способна остановить себя, но – телом. Моя душа, странная и отчужденная, где-то далеко. Я чувствую, как кружится голова, хочется уснуть… Будто… я приняла яд.

– Перестаньте, – яростно зашипел он.

– Принять яд, – сонно бормотала она, – и подождать. Сколько потребуется времени, чтобы что-то почувствовать? Испытаешь ли какую-нибудь боль? Возможно, нет. А может быть, боль будет нестерпимой и смерть принесет освобождение. Ждать, ждать…

Раф поднялся.

– Еще никто, Фоска, не умирал от чувства отвращения к самому себе, – грубо сказал он. И вышел из комнаты.

Фоска не моргая уставилась в потолок.

Заседание военного трибунала состоялось несколькими днями позже. Председательствовал Раф, по бокам которого сидели офицеры.

Напротив себя Алессандро увидел главного инквизитора и двух его помощников. Он испытывал не страх, а лишь некоторое раздражение – его оторвали от сна. В камере не давали книг, и он предпочитал не думать, а спать. Когда он думал, ему всегда являлась в мыслях Фоска, воспоминания о которой ножами вонзались в сердце. Позже, однако, эти пронзающие, причиняющие боль образы стали прорываться и в сны.

– Алессандро Лоредан, вы обвиняетесь в убийстве капитана Эмиля Ложьера, – произнес Раф. – Что вы можете заявить по этому поводу?

– Я, разумеется, не виновен. – Лоредан утомленно зевнул. – Я не убийца.

– У нас есть свидетели, которые видели, как вы вонзили нож в его жизненно важные органы, – сказал Раф. – Хотите ли вы, чтобы я прочел их показания?

– Вы, Леопарди, солдат, – сказал Лоредан, пожав плечами. – Вы прекрасно знаете, что насадить врага во время войны на свой штык не считается преступлением. Это неприятно, подло, но это не убийство. И еще. Если ваше описание случившегося служит вашим революционным целям, то пусть будет так.

– Обвиняемый признает себя виновным, – продиктовал один из офицеров секретарю, который сидел в углу и вел протокол.

– Венеция и Франция не были в состоянии войны, – напомнил заключенному Раф.

– Считаете, что не были? Значит, нейтральное государство не вправе защищать свои границы от нападения недружественной державы? Я признаю свои ошибки. Я, по-видимому, действовал по недоразумению.

– Вы действовали, не получив разрешения вашего собственного правительства, – сурово заметил Раф. Его раздражало невозмутимое хладнокровие Лоредана. – У нашего трибунала нет иного выбора, – продолжил он, – как признать вас виновным и приговорить к смерти. Вы будете казнены через неделю выделенным для расстрела взводом.

– Я могу вернуться в свою камеру? – спросил Алессандро, ни малейшим движением не нарушив своего хладнокровия. – Весь этот фарс довольно нудная штука.

Раф коротко кивнул стражникам, и те вывели Лоредана через дверь на Мост вздохов.

– Он воспринял это весьма спокойно, – заметил один из французских офицеров.

– Возможно, – заметил другой, – но подобного склада люди всегда падают духом в последний момент. Я видел доставленных на эшафот для казни на гильотине, которые выглядели хладнокровными, или, если хотите, спокойными, вплоть до того момента, когда им надо было опуститься на колени и положить голову на плаху. Вот тогда они начинали плакать и теряли самообладание. Постыдное зрелище. Вот увидите, он сломается.

– Не думаю, – убежденно сказал первый офицер. – Предлагаю небольшое пари. Сто франков?

– Вы что, забыли, что нам не платят уже шесть месяцев? Но, скажем, на стакан вина…

– Приступаем к рассмотрению следующего дела, – устало сказал Раф. – Если, конечно, господа готовы?

– Вполне готовы.

Поздно ночью в камеру Лоредана в «Могилу» пришел Раф.

– Я вас ждал, – проворчал Алессандро, жмурясь на ослепительный свет фонаря Рафа. – Знал, что вы не упустите возможность позлорадствовать.

– А почему бы и нет? Вы же не упустили?

– Желание покаркать над трупом врага следует отнести к человеческим слабостям. – Глаза Алессандро привыкли к свету, и он оглядел камеру. – Не такая уж плохая. Вы предоставили мне ту же самую камеру, в которой находились вы, будучи здешним гостем. Мелкая месть? Так это и есть освобождение! Не могу сказать, что мне нравятся ваши идеи свободы.

– В любом обществе убийцы расплачиваются своей свободой.

– Здесь нет ваших друзей, – насмешливо заметил Алессандро. – Передо мной не надо размахивать революционными флагами. Меня они не впечатляют. Да, я убил человека. Жалею лишь о том, что не имел возможности насадить побольше ваших людей на свою шпагу.

– Господин воображает себя фехтовальщиком? – усмехнулся Раф.

– Притом самым лучшим в стране, не мешало бы знать. И это отнюдь не хвастовство, а сущая правда.