Илья Штемлер - Поезд

• Название: Поезд
• Автор: Илья Штемлер
• Издательство: Советский писатель, Ленинградское отделение
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1988

Роман «Поезд» и предыдущие романы Ильи Штемлера «Таксопарк», «Универмаг» составляют единый условный жанр «делового городского романа». События, происходящие в «Поезде», касаются каждого из нас, когда мы становимся пассажирами. Поэтому героями романа кроме пассажиров являются проводники, начальник поезда, начальник станции, заместитель министра и многие административные лица, от которых зависит судьба железной дороги.

---

– Гаврила! – капризно выкрикивала Зинаида при каждом появлении. – Глянь в холодильник, камера не тянет. – Или еще: – Гаврила! Плита на кухне выключается…

Не забота поездного электрика беды вагона-ресторана. Если что касалось магистральной электропроводки, он еще мог помочь, а плита кухонная или там холодильник…

– И без тебя, Зинаида, забот хватает, – хмуро отворачивался Пасечный. – Без малого два десятка вагонов, и в каждом неполадки.

Однако электрик отбивался недолго. Он хоть и гордость свою имел, но понимал, что без Зинаиды ему никуда не деться. И обедом кормит не таким, как всю поездную братию, и лишней бутылкой пива обласкает, что по нынешним строгим временам считалось признаком особой расположительности. На весь рейс выделялось три-четыре ящика пива. Что касается вина или там еще чего покрепче, так вообще запрет строжайший, вплоть до увольнения. А какая поездка без пива? Одно перемещение на плоскости и больше ничего! Правда пассажиры подносили, не чурались. Но Пасечный никогда от пассажиров не принимал. Пусть проводнички это допускают, а он, поездной электрик, свой престиж не уронит. Считай, второй человек в бригаде после начальника… Но соблазн был! И чтобы подавить искушение, Гаврила Петрович высматривал себе надежную лежанку и заваливался на нее фундаментально, сняв брюки и ботинки, накрывшись с головой специально хранимым на этот случай старым пледом. У него было и законное служебное место, но Пасечный избегал там появляться: затаскают по составу, вечно что-то в вагонах не ладится. А так куда спокойней. Особенно на долгом перегоне. Правда, у «пассажира» долгих перегонов не было, остановки сыпались одна за другой, большое неудобство. Но сейчас, после Зимореченска, перегон довольно длительный. Если бы не Зинаида со своей просьбой, можно было бы славно вздремнуть…

– Ладно, приду, не удручай, – вздохнул Пасечный.

– Придешь. Куда ты денешься, – под конец добавила Зинаида.

Пасечный сделал вид, что не расслышал ее обидных слов. Он осматривал привод соседнего вагона. Надо бы заменить ремешок, да где его взять? Вон, у Магды, в прицепном, вообще ремешка нет. Копеечная штука, а какое неудобство…

Пасечный выпрямил вялое длинное тело. Повертел маленькой головой, покрытой рыжей фуражкой со сломанным козырьком. Рядом с «пассажиром» стоял фирменный поезд «Эльбрус». Со стороны и не подумаешь, что фирменный: грязные вагоны глядели в густеющий весенний вечер пыльными слепыми окнами. Казалось, они вросли в тугую землю своими корнями-рельсами и сдвинуть их с места нет никакой возможности. Маловероятно, что электрик с фирменного поезда имел лишние текстропные ремни, но чем черт не шутит, а вдруг… Не за так, как говорится, своя цена существует, такса. Да и Пасечный не из собственного кармана коммерцию обеспечивает – проводник компенсирует издержки, проводник от своих обязанностей не отопрется, заплатит.

– Эй! На «Эльбрусе!» – Пасечный поднял лицо к ближайшей площадке. – Проводник!

На площадку вышла тетка с ведром. Подозрительно оглядела Гаврилу Петровича. Суровое выражение лица потеплело – признала своего.

– Электрик ваш далеко? – вопросил Пасечный.

– Сняли электрика с маршрута. В Иловайске. Аппендицит прорвался. Резать повезли, в больницу.

– А… Жалко. Ремешок хотел позаимствовать.

– Сами впотьмах катаемся, – проводница с лязгом откинула створки котельного отделения. – Все на угольке.

– Еще «фирма» называется, – укорил Пасечный.

Проводница махнула рукой, мол, с неба, что ли, он свалился, Гаврила Петрович Пасечный?

– В Харькове порасспрашивай, – посоветовала проводница. – В Харькове все найдешь.

Гаврила Петрович без ее советов знал, что в Харькове он ремешок разыщет, там ребята деловые, всегда дефицит приберегут… Рассказать кому – и не поверят, что Гаврила Петрович дошел до жизни такой. Как же так получилось? Эх, жизнь-жистянка! А все оттого, что надоела эта кутерьма Гавриле Петровичу, потерял интерес. И начало тому положила ссора с руководством отделения дороги. Не на песке ссора возникла, долго Гаврила Петрович к ней подбирался.

Работал он тогда старшим осмотрщиком вагонов. Сколько раз он ставил перед начальством вопрос о безопасности во время технической подготовки вагонов. О том, что рельсы и шпалы на путях подготовки пришли в негодность, балластная призма сильно замазучена, никакой нет возможности под вагоны лазать. В итоге настроил всех против себя. Был составлен акт, что он, Гаврила Петрович, и его осмотрщики, выливают мазут на пути при смене смазки в буксовом узле, хотя он никакого отношения к этим работам не имел. Даже штраф предъявили… Обидели Гаврилу Петровича. И не только обидели – сломали. Понял, что против стены не попрешь. Плюнул Гаврила Петрович и ушел в поездные электрики. Будет жить как все, не высовываясь. Герой нашелся!

Вскоре он понял, что так жить куда легче. Да и дома вздохнули с облегчением. Прописан он был в пятнадцатиметровой комнате, с женой и двумя дочерьми. Когда девчонки были маленькие, терпел еще Гаврила Петрович, а как подросли – беда просто: куда бы глаза ни повел, тотчас извиняться надо. Так допекли отца, что перешел он жить в старый вагон. Летом еще туда-сюда, а зимой… И жена отказывалась его в вагоне навещать, забыла совсем. А тут еще неприятности на работе. Вот и перевелся он в поездные электрики – считай, месяцами на колесах. Правда, поначалу он устроился сопровождающим в рефрижераторный вагон. Там вообще по полгода домой не заявляются, такая служба. Получит фрукты в Молдавии и везет их на Дальний Восток. Оттуда с рыбой в Алма-Ату. А там, с бараниной, в Мурманск. Вот и гадай, когда груз попадет в Североград. Правда, таких, как он, бездомных бродяг было немного, обычно после одного-двух месяцев их где-нибудь подменяют, но Пасечный от подмены отказывался: не хотелось ему возвращаться в постылый вагон.

Однажды судьба сжалилась над Гаврилой Петровичем: старшая дочь замуж собралась и у жениха вроде своя комната имелась. Да рано обрадовался Гаврила, сорвалась свадьба. И опять же из-за него, бедолаги, – как дочка ни скрывала, а все-таки вынюхал женишок, что отец его нареченной железнодорожный бродяга, и посчитал зазорным для себя связывать свой благородный род портных-брючников с каким-то проводничком. К тому времени дочка уже была на четвертом месяце и ни один врач не брался… Ох и наорался Гаврила Петрович, когда, вернувшись из рейса, узнал про всю эту заваруху. Нашел того брючника и при всей их брючной артели устроил мордобой. Еле скрутили Гаврилу Петровича. Был суд. И присудили ему год принудработ с удержанием двадцати процентов в пользу брючника, потому как тот после потасовки месяц не мог удержать утюг в правой руке… Словом, в пятнадцатиметровой комнате или, как ее называл Гаврила Петрович, – «женской бане», оказалась еще и внучка Марина, крикливое существо с голубыми дедовскими глазенками. И, принимая во внимание аховое положение своего кадрового работника, – а Пасечный отдал дороге без малого тридцать пять лет, – начальство соизволило поставить электрика на учет по распределению жилой площади. Хотя, если верить профсоюзным отчетам, такие работники, как Гаврила Петрович, давно живут в хоромах с раздельным санузлом…

На параллельных путях прогромыхал маневровый тепловоз, обдав гарью снующего у вагона электрика. Едва улегся грохот, как Пасечный услышал перебранку, что доносилась из распахнутой двери фирменного вагона. На тесной площадке стояли, прижавшись животами, две тетки. Одна в тяжелом красном платке, вторая с тугой косой на затылке. В ногах у них торчал чемодан. Именно из-за него и галдели тетки – кому сподручней опустить чемодан на полотно. Между тетками, в глубине площадки, виднелось лицо проводницы. Она тоже вносила свою долю в общий гвалт.

– Устроили мне тут перебежку! – орала проводница. – А вещи пропадут у пассажира, с кого спрос?!

– За собой смотри, халда! – закипела та, что в красном платке. – Ишь ты!

– Марья, Марья! – успокаивала вторая, с косой. – Нашла с кем вязаться, да?!

– А вот не пущу вас, и все тут! – ярилась проводница.

– Попробуй только! – ответила тетка в платке и погрозила кулаком. – Загородили пути, понимаешь. А у нас не аэроплан, чтобы через крыши летать.

– Марья! Что ты на самом деле? Поставила чемодан мне на мозоль и митингует, – тетка взглянула на Гаврилу Петровича. – Помогли бы, мужчина…

Гаврила Петрович протянул руку и принял чемодан.

Поддерживая друг друга, следом вышли из вагона и обе гражданки.

– Уф… И откуда такие язвы берутся в наше время, – не выдержала одна из них и поправила ремешок от сумки.

– На себя погляди! – не унималась проводница. – Старая, а туда же. Косу заплела, правнуков бы постеснялась, – проводница бухнула тяжелой дверью.

Гражданки, отдуваясь, покрутили головами.

– Это кисловодский? Или еще через один поезд пробираться?