Александр Котов - БЕЛЫЕ И ЧЕРНЫЕ

• Название: БЕЛЫЕ И ЧЕРНЫЕ
• Автор: Александр Котов
• Жанр: Советская классическая проза

---

- Гарольд заедет за мной, - сообщила вернувшаяся Грейс. - К счастью, он тоже едет в Париж.

Тон этого сообщения был безразличный и даже несколько недовольный. Выходило, что Грейс совсем не хочется ехать с Гарольдом, но что делать, приходится!

Алехин, не поднимая глаз от тарелки, молча продолжал расправляться с яичницей. Грейс несколько раз посмотрела в сторону мужа. Он сидел, все так же уткнувшись в тарелку. Опытная женщина поняла: соотношение сил за столом изменилось. Раньше инициатива принадлежала ей, но ее уход и особенно неосторожное сообщение о поездке с Гарольдом явились, как говорят шахматисты, потерей темпа. Нужно было срочно думать о защите.

- А эта женщина из романа не пробовала менять блюда? - спросила она Алехина. - Ну, попросить хотя бы… ветчину?

Это был нейтральный ход, проба сил. Алехин ничего не отвечал, он лишь безразлично повел плечами. Выжидательные маневры ничего не давали, пора было приступить к решительным ходам.

- Невеста Гарольда хочет купить себе пальто, которое я тебе показывала. Она едет с нами в Париж.

Это была явная авантюра, блеф, который в любую минуту Алехин мог проверить. Но какой смелый игрок не пускается на самое рискованное предприятие в трудной позиции! Грейс с радостью заметила, что лицо мужа сразу посветлело. Пусть рискованный, но верный ход разом исправил ее позицию. Теперь нужно лишь укрепить ее выжидательными маневрами.

- А что ты скажешь, если я тоже куплю себе такое пальто? - в особых случаях переходя на «ты», спросила Грейс.

- Почему же! Пожалуйста.

Первый ответный ход противника. Дальше все зависело от опыта и мудрости нападающего.

- А может быть, ты поедешь с нами в Париж? Вот было бы хорошо! - Грейс с особой восторженностью произнесла предложение, наверняка зная, что в данный момент Алехин не может бросить занятия.

- Спасибо. Я не могу. Ты же знаешь: нужно готовиться к матчу.

- Я сегодня видела письмо с голландским штампом. Что нового? - продолжала вопросами выгадывать время Грейс. В некоторых позициях нужно дать противнику прийти в себя.

- Все решено, - ответил Алехин, пережевывая кусочек ветчины. - Правительство финансирует матч.

- Значит, окончательно договорились?

- Да. Начинаем в октябре. Задержка была лишь за решением финансовых вопросов.

- Замечательно! Я так люблю Амстердам! - обрадовалась Грейс. - А какой гонорар?

- Ты хочешь спросить: сколько получу я?

- Да.

- Около двадцати тысяч гульденов. В случае победы.

- Победы?! Какой может быть вопрос! Ты и Эйве!

- Эйве сильный гроссмейстер. Один из пяти-шести сильнейших в мире.

- Но ведь это не Капабланка, не Ласкер. И даже не Боголюбов.

Алехин покачал головой:

- Для меня он сейчас самый опасный. Этот матч - самое трудное испытание за всю мою шахматную карьеру.

- Сколько я помню, Эйве уже проиграл тебе матч в двадцать шестом году. Разве с тех пор он стал сильнее? Или ты стал играть хуже?

- Дело не в силе, Грейс. - Алехин произнес эти слова так, как говорят о чем-то глубоко и долго обдуманном, что терзает ум и сердце в томительные часы размышлений. - Есть причины не менее важные.

- Какие? - подняла вновь брови Грейс.

- Психологические.

- Что вы имеете в виду? - опять перешла на «вы» Грейс. - Не понимаю.

- Среди шахмагистов однажды разгорелся спор, - попробовал объяснить свою мысль Алехин, - как лучше играть: в обычном турнирном зале или в отдельной, изолированной комнате. В зале мешают зрители - они разговаривают, шумят, в отдельной комнате можно создать идеальные условия, мертвую тишину. Спор был жаркий: одни стояли за зал, другие - за комнату.

- Я помню, вы мне говорили, - попробовала форсировать события Грейс. Она была в цейтноте - в половине десятого должен был приехать Гарольд. Грейс нетерпеливо позвонила в колокольчик, явилась Мадлен. Горничная забрала тарелки и вскоре принесла кофе, джем, булочки-рожки.

- Я был всегда за обычный зал, - продолжал Алехин. - Пусть мне мешает шум, но мне он дает непосредственный контакт с шахматными любителями, с теми, для кого я создаю художественные произведения в шахматах. Публика вдохновляет меня, держит в напряжении, создает дополнительный стимул для творчества.

- Я не пойму одного: какое это имеет отношение к Голландии? - нетерпеливо спросила Грейс. - Там ведь тоже будет публика, обычный турнирный зал.

- Публика будет, но какая? Голландская, чужая, враждебная.

Грейс повела плечами: мысль мужа не совсем доходила до нее.

- Но ведь вы и раньше играли в других странах. Два раза в Германии с Боголюбовым.

- О! Это было совсем другое дело! - оживился Алехин. - В Германии мы оба были одиночками. Два русских среди немцев. Кругом были чужие люди и для меня и для него. А здесь целая страна будет за Эйве, миллионы людей будут ждать моего поражения. Я уже пережил нечто подобное в матче с Капабланкой в Аргентине.

- Я всегда говорила вам: вы слишком резки, неосторожны с людьми. Вы теряете много друзей.

- Можно приобрести одного друга, трех, пять, но нельзя приобрести миллионы друзей. Особенно, если ты их уже потерял, - пытался объяснить Алехин и вдруг… замолчал. Что-то подсказало ему: Грейс ничего не поняла из того, о чем он так подробно ей говорил. Она просто по складу своего характера не может разобраться в тех чувствах, которые терзали Алехина. Ему стало стыдно за невольное признание, не встретившее никакого отклика в душе близкой ему женщины. «Может, не, стоило изливать душу? - задал он сам себе вопрос. И тут же ответил встречными вопросами:- А кому же еще можешь ты пожаловаться? Где во всем свете есть человек, способный понять тебя, пожалеть, утешить?»

- Я бы советовала вам поменьше употреблять алкоголь, - с трудом дошли до сознания задумавшегося Алехина слова жены.

- А чем заменить? - серьезно спросил Алехин.

Грейс пристально посмотрела на мужа. Что за глупый вопрос: чем заменить? Все-таки очень странный он человек! Как часто она не понимает его мыслей, поступков, чувств. Вот, не угодно ли: чем заменить алкоголь?

- Ты твердо решила ехать? - спросил Алехин жену после небольшой паузы.

- Конечно. Я уже условилась. Это очень важная встреча.

- Может, останешься?

- Что вы говорите, дарлинг! Мы же давно с вами договорились: в дела друг друга не вмешиваться.

Алехин промолчал.

- Потом, вам нужно работать, - продолжала Грейс, - готовиться к матчу. Послезавтра я приеду. Ну, не нужно, милый!

Грейс подошла к мужу и, обняв его аа шею обнаженной рукой, коснулась губами виска.

Теперь ее терзала одна забота: как сделать, чтобы Алехин не пошел ее провожать? Гарольд приедет один, никакой невесты с ним не будет. «Ничего, - быстро нашел выход ее натренированный на уловки мозг. - В крайнем случае, скажу, что мы заезжаем за ней. Гарольд поймет и не выдаст меня».

Грейс ушла. Алехин пересел в кресло и бегло просмотрел утренние газеты. Ничего нового, никаких ошеломляющих известий. Партия Гитлера укрепилась у власти и яростно борется с врагами внутри страны, требуя в то же время нового пространства для Германии. Большевики кончили пятилетку и планируют новую. В Лиге Наций, как всегда, идут схватки ораторов: каждая страна признает правоту только своего представителя.

Отложив газеты, Алехин поднялся с кресла и вышел из дому. Погожее летнее утро показалось Алехину жарким, хотя на нем был всего лишь легкий пиджак. Солнце ярко освещало зеленые лужайки и деревья в углу садика. Лениво потягиваясь под теплыми лучами солнца, Алехин прошелся по саду. «Хорошо! Прекрасная погода», - подумал он. Дорожки, выложенные ровными обтесанными камнями, резали большую лужайку на ровные квадраты и прямоугольники. Между утонувшими в земле камнями робко пробивалась зеленая травка. Алехин вскоре поймал себя на том, что шагает через один квадрат, ставя ногу на квадрат соседней линии камней. «Ходом коня», - усмехнулся Алехин, и тут же вспомнил: какой шахматист в задумчивости не расхаживал по паркету именно этими зигзагообразными прыжками - буквой «Г»!

«Хорошо гулять в собственном саду, жить в своем доме, - мысленно произнес Алехин и тут же спохватился:- Выговариваешь слова «собственный», «свой», а звучит странно, не доходит до сердца. Да полно, свой ли это дом? Свой - это родной, близкий сердцу; свой - это когда тебя тянет сюда, когда ты находишь в нем успокоение от самых тяжких забот и волнений».

У Алехина не вызывал подобных чувств ни холодный, неуютный дом, ни сад, красивый бездушной красивостью. Скептическим взглядом осматривал он гладко подстриженную ярко-зеленую лужайку. Из плодоносной почвы бурно лезли на свет маленькие кустики полевых цветов, продолговатые листики травы. Но им не суждено было расти: садовник специальной машинкой безжалостно стриг траву и цветы. Традиция предписывает, чтобы растительность в саду была гладко подстрижена - «под гребенку». Вот и получалось, что ни клумбы кругом, ни единого ласкающего взор пятна. Только зелень, однообразная, утомительная зелень. Все было холодно и строго в этом старинном жилище англичан, по какому-то капризу утвердившемся на севере Франции. Бездушная традиция убивала жизнь.