Андрей Судоплатов - Тайная жизнь генерала Судоплатова. Книга 2

• Название: Тайная жизнь генерала Судоплатова. Книга 2
• Автор: Андрей Судоплатов
• Издательство: «Современник», «Олма-Пресс»
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1998
• ISBN: 5-270-01282-0

Я долго руководил службой разведывательно-диверсионных операций в советских органах безопасности с конца 30-х до начала 50-х годов, включая период Великой Отечественной войны. Однако моя работа как раз и была направлена на противодействие террору, преступным элементам, которые вели тайную вооруженную борьбу с нашим государством и обществом… (Из последнего интервью П. А. Судоплатова, данного им за полтора месяца до кончины)

---

«Официальные советские представители, — продолжал отец, — и без того оказывали на Бенеша весьма сильный нажим, а тут еще и мы должны были внести свою лепту. Зубов и я провели в Праге целую неделю, и за это время Зубову, который перед войной встречался с Бенешем в присутствии нашего посла Александровского, удалось, использовав все свое умение и прошлые связи, на пятнадцать минут встретиться с Бенешем в его резиденции, расположенной в самом центре Праги. Смысл нашего послания он довел до президента, сказав, что в стране произойдут кардинальные перемены независимо от того, сохранится нынешнее руководство или нет, но, по его мнению, Бенеш был единственным, кто мог бы обеспечить плавную и бескровную передачу власти.

В соответствии с инструкциями Зубов сказал Бенешу, что не ожидает от него ответа, а всего-навсего передает ему неофициальное послание. По словам Зубова, Бенеш казался сломленным, больным человеком, который постарается сделать все, что можно, с тем чтобы избежать взрыва насилия и беспорядков в Чехословакии.

Выполнив свою миссию, мы сели в поезд Прага — Москва. Как только поезд пересек границу, я сразу же, используя каналы связи местного обкома партии, послал, как мне и было приказано, шифровку Молотову и ее копию Абакумову, тогдашнему министру госбезопасности: «Лев получил аудиенцию и передал послание» (Лев — кодовое имя Зубова). Через месяц Бенеш мирно уступил бразды правления Готвальду».

Резидентуры советской внешней разведки, как уже выше говорилось, к началу Великой Отечественной войны были обескровлены. По словам начальника разведки военных лет Павла Михайловича Фитина, в 30-х годах сложилась обстановка недоверия и подозрительности ко многим чекистам, главным образом руководящим работникам не только центрального аппарата, но и резидентур Иностранного отдела за кордоном. Их обвиняли в измене родине и подвергали репрессиям… В течение 1938–1939 годов почти все резиденты ИНО за кордоном были отозваны в Москву и многие из них репрессированы.

Десятки агентов остались без связи, им было выражено — пусть и в косвенной форме — политическое недоверие. Поток информации стал заметно иссякать, но и то, что докладывалось, в Кремле воспринималось с недоверием: «дезинформация», «идете на поводу у буржуазных разведок», «подыгрываете провокаторам войны и троцкистам». В обезлюдевших резидентурах царила неопределенность и тревога, вызов в Москву воспринимался как приговор. Дезориентировала оперработников и самоуверенная позиция Сталина и Молотова: в ближайшие годы войны не будет, гарантия этого — советско-германский пакт о ненападении, «канализировавший» гитлеровскую агрессию на Запад.

И все-таки, несмотря на постоянную угрозу немотивированной расправы, ослабленная, поредевшая разведка продолжала направлять в Центр объективную информацию. Вот небольшая сводка разведсообщений, направленных в Москву из «легальных» резидентур только по обстановке в Восточной Пруссии:

«12 июня 1940 года. В Мемель, Тильзит, Кенигсберг и Данциг усиленно завозятся строительные материалы — цемент и железо — для сооружения укреплений на границе с СССР. За последнее время число пароходов, занятых на этих перевозках, значительно возросло. Укрепляется побережье — до Менделя. Помимо береговых укреплений и пунктов зенитной артиллерии здесь создано значительное количество посадочных площадок для авиации».

«9 августа 1940 года. Немецкие офицеры и солдаты в Мемеле изучают русский язык, практикуются в русской разговорной речи, особенно по технике допроса военнопленных».

«14 августа 1940 года. В Восточной Пруссии наблюдается повышенная военная активность, ведется строительство вспомогательных военных объектов, идет интенсивный контроль за пассажирами, направляющимися в глубь Германии по железной дороге».

«4 июня 1941 года. При Кенигсбергском университете созданы двухгодичные курсы переводчиков русского языка, на них обучаются 100 человек. При штабе командования округа созданы трехмесячные курсы, на которые набрано около 40 человек. В начале мая в Кенигсберг были вызваны на военные сборные пункты лица до 60 лет, владеющие русским языком».

Такие тревожные сигналы поступали из всех «легальных» резидентур. Не требовалось особого аналитического дара, чтобы усмотреть за сухими, нарочито скупыми строками сообщений предупреждение: страна в опасности пора готовиться к отпору, выводить войска на передовые рубежи и не убаюкивать себя наивными надеждами на твердое слово фюрера «всей германской нации» и пакты, которые третий рейх уже неоднократно рвал и попирал железной пятой танковых колонн.

В марте 1938 года в органы государственной безопасности на освободившиеся после кровавых «чисток» места было мобилизовано около 800 коммунистов с высшим образованием, имевших опыт руководящей работы. После обучения в Центральной школе НКВД их направили в аппарат и периферийные органы. Большая группа была отобрана для работы в 5-м (Иностранном) отделе НКВД СССР.

Им предстояло пройти через тяжелейшие испытания войной, достойно и компетентно представлять советскую внешнюю разведку в годину испытаний. В своих воспоминаниях П. М. Фитин писал:

«Руководство управления в первую очередь сосредоточило внимание на подборе руководителей резидентур за рубежом. В течение 1939–1940 годов за кордон направлялись старые, опытные разведчики: В. М. Зарубин, Е. Ю. Зарубина, Д. Г. Федичкин, Б. А. Рыбкин, 3. И. Рыбкина (Воскресенская), В. А. Тахчианов, М. А. Аллахвердов, А. М. Короткое, а также молодые способные чекисты: Г. Н. Калинин, А. К. Тренев, А. И. Леоненко, В. Г. Павлов, Е. И. Кравцов, Н. М. Горшков и многие другие. При подборе кандидатур на разведывательную работу за рубежом приходилось сталкиваться с большими трудностями из-за отсутствия у многих товарищей опыта ведения разведки за кордоном».

В 1941–1942 годах резидентуры, в том числе и «легальные», были немногочисленны (от 3 до 12 оперативных работников). Ощущался недостаток в кадрах с хорошим знанием иностранных языков. Так, в Японии сотрудники не владели японским языком, в США ни один оперативный работник не говорил по-испански, хотя на резидентуру возлагалась также работа по Латинской Америке. В Китае недоставало работников со знанием китайского языка. Не было и четкой организации работы по направлениям.

Буквально накануне войны в результате чрезвычайных мер и авралов удалось укомплектовать несколько десятков «легальных» и нелегальных резидентур за рубежом, направив в них более двухсот работников. Разведка, словно таинственная птица Феникс, буквально восстала из пепла, восстанавливались прерванные связи с агентурой, приобретались новые источники. Из резидентур вновь потек все более крепнувший ручеек политической, военной и научно-технической информации. И все-таки в результате репрессий 30-х годов разведке был нанесен колоссальный ущерб, и лишь к концу 1944 года ценой огромных усилий это положение удалось исправить.

В 1940–1941 годах было расширено число ведомств прикрытия. Кроме посольств и торгпредств стали использовать отделения ТАСС, Интурист, ВОКС. «Легальные» резидентуры в Англии, США, Китае, Иране, Турции, Швеции, Афганистане, Японии и Болгарии (в первых пяти странах действовало по нескольку «легальных» резидентур) получили дополнительные свежие кадры сотрудников. Руководство разведки понимало — надо спешить, время поджимало.

В этот период (положение несколько изменилось к концу 40-х годов) резидентуры имели слабую материально-техническую базу: средств на приобретение мебели не выделялось, приходилось «договариваться» об этом с послом и завхозом, не все резидентуры имели радиоприемники, не хватало пишущих машинок, и их обычно заимствовали в учреждениях прикрытия. Из обязательного инвентаря можно упомянуть еще фотоаппаратуру — «лейку», набор линз, фотоувеличитель. Автомашиной располагал, как правило, только резидент, и на ее содержание выделялись ограниченные средства. Как вспоминают ветераны, для проведения ответственных мероприятий часто приходилось «реквизировать» личные автомашины послов. По крайней мере, они не разваливались в самый ответственный момент операции по связи с агентом или отрыву от наружного наблюдения.

«Легальные» резидентуры размещались в помещениях секретно-шифровальных отделов посольств или консульств (либо в примыкавших к ним комнатах). В одном помещении обычно располагалась «вся команда» — и резидент, и оперативные работники. В нарушение требований конспирации там обсуждались итоги проведенных или цели предстоящих мероприятий. Нередко за одним столом, особенно в «почтовые дни», работало по два-три сотрудника. Остальные дожидались своей очереди. Может быть, именно поэтому немногословен, почти телеграфен стиль отчетов военной поры, стиль тогдашних резидентур.

Не секрет, что руководство Советского Союза часто экономило на внешней разведке, ограничивая ее жесткими финансовыми рамками. Но «самая недорогая разведка в мире» творила чудеса. Ее «секретным оружием» во все времена были люди — кадровые работники, самоотверженные, забывавшие о себе и семьях, отдававшие себя «ненормированной» службе и долгу бесповоротно. И эти известные и безымянные разведчики делали все возможное и невозможное, чтобы советское правительство не оставалось незрячим в самые ответственные периоды войны.