Юрий Азаров - Новый свет

• Название: Новый свет
• Автор: Юрий Азаров
• Жанр: Современная проза

Мое сознание раздваивалось с активной торопливостью. С одной стороны, было все же стыдновато облачаться в одежды новоявленного лжепророка, а с другой — так хотелось предстать в роли глашатая новой веры, чтобы этак мудро и беспрепятственно вещать истины, иметь учеников и, кто знает, может быть, и пострадать за общее дело. Я понимал, что верхом неприличия является поиск славы ради славы, понимал, что подлинная добродетель не нуждается в шумливой саморекламе, и вместе с тем вселившийся в меня мессия уже кликушествовал.

---

— Бей предателя! — дал команду Касьян.

— Проучим рыжего, — зашепелявил Кривонос.

— Смерть стукачам! — крикнули еще двое пятиклассников.

Они, эти семеро, конечно же, не предполагали, что с виду неповоротливый Коля Почечкин обладает такой прытью. А Коля сам за собой замечал, что в трудных ситуациях в нем рождалась особая ориентировка, великолепное хладнокровие приходило к нему в опасные минуты, и решения сами подсказывались с такой быстротой, с какой он любил решать арифметические задачки. Коля встретил агрессивно настроенных семерых абсолютным покоем, только руки сами чуть-чуть приподнялись и все тело приготовилось к встрече с противником. Прежде чем сгруппироваться и упасть, Коля молниеносно представил двух бегущих ребят — Касьяна слева, а Кривоноса — справа. Касьян уже раскручивал над головой свои длиннющие клешни, а Кривонос шел в стойке боксера. И как только Касьян размахнулся и его рука описала дугу, Коля сделал нырок, и Касьян со всего размаху влепил оплеуху Генке Кривоносу. Обиженный Кривонос тут же ответил Касьяну, Касьян вцепился в Кривоноса. Он вопил: «Предатель!» — и отвешивал своему однокласснику тумак за тумаком. Пятиклассники, растерявшиеся при виде неожиданной схватки (собирались колотить Почечкина, а лупят Кривоноса), между тем вдруг опомнились и пошли в наступление. К сожалению, повторить прием Коле не удалось, но он снова поступил совсем непонятно даже для самого себя: плюхнулся под ноги двум нападающим, схватив их чуть выше щиколотки, отчего пятиклассники повалились с ног. Двое подбежавших шестиклассников с криком «Мала-куча» набросились на Колю Почечкина, который сумел тщательно укрыться двумя пятиклассниками. Поверх двух шестиклассников с разбега врезались в человеческую пирамиду еще три четвероклассника. Где-то в середине «мала-кучи» лежал очень вредный пятиклассник Вовка Трусов.

— Проучим рыжую зазнайку! — пищал он, наметившись головой попасть в Почечкина.

Но в это время произошло непредвиденное: Коля Почечкин, натренированный на поднятие тяжестей, — хоть двадцать человек могло забраться ему на грудь, важно, чтобы он ожидал тяжести, а уж перенести — так это одно удовольствие, по Смоле так и грузовик проезжал, сначала Коля удивлялся, а потом и сам стал проделывать такие номера, — так вот, сейчас Коля чувствовал себя великолепно, спокойно расположившись у самого основания пирамиды. Но, к сожалению, просто отдыхать и блаженствовать ему не удалось, пришлось думать, соображать, и быстро соображать, чтобы превратить неорганизованную «мала-кучу» в организованно действующий человеческий механизм. И в тот самый момент, когда Вовка Трусов нацелился в Почечкина головой, Коля вогнал острие булавки, которую он в свое время одолжил у Славки, — маленькая шпага, говорил Славка, лучшее оружие, — в чью-то ногу, которая тут же саданула со всего размаху по трусовской голове. Последовали еще два укола, и «мала-куча», как и предполагал Коля, перевернулась и покатилась по дороге, и в этой «мала-куче» все колошматили друг друга. Теперь Трусов лежал в третьем слое «мала-кучи», и так как руки у него были придавлены и ноги были точно спеленуты, а свободным оставался один рот, то им он и воспользовался как самым удобным оружием. Трусов увидел перед собой ногу, носок с которой съехал и держался только на половине ступни, и эта нога показалась ему рыжей, то есть в веснушках, он в нее недолго думая и вцепился своими клыками.

— Пу-у-у-сти-и-и! — заорал что есть мочи интернатовец голосом, совсем не похожим на голос Почечкина.

Пришедший в ярость Трусов не отпускал предполагаемого Почечкина, пока владелец ноги, Женя Кравцов, не двинул Трусова по уху. Трусов отпустил ногу, но тотчас же его осенила гениальная догадка — исправить ошибку: ему показалось, что другая нога, которая была совсем рядом теперь, уж точно принадлежит Почечкину. И он впился зубами в эту ногу. Подвергнутый пытке, Степан Жуйков не только вскричал, в нем родилась такая бешеная сила, что он забарахтался так решительно и так наступательно, что «мала-куча» теперь не просто перевернулась и покатилась, она завертелась, как ошалелая, и вид у этой «мала-кучи» был совершенно непонятный — клубок тел вертелся волчком, а руки и ноги дубасили почем зря по первым попавшимся туловищам.

Конечно же в эти минуты Эльба должна была находиться рядом со своим другом, и она наверняка бы находилась рядом с товарищем, если бы не ее давняя слабость — кокетство. Когда ей оказывали внимание, она теряла голову. Именно в момент нападения на Колю она разговорилась с Вестой в присутствии вновь прибывшего Шарика — сторожевого пса, добытого где-то Каменюкой.

— Нет-нет, здесь жизни не будет! — рассуждала Веста. — Отсюда надо бежать. Это всегда трудно, но надо. Мои хозяева уже это давно решили.

— А мы тут народились, тут и помирать будем, — сказала Эльба, поглядывая на Шарика.

— Шарову предлагают место новое, — продолжала Веста. — Тут скоро такое начнется, что и ног не унесешь.

— Да, обозлился народ, — поддержала Эльба. — Разорвать готовы на части друг друга. Слышите, знову десь драка! — Эльба прислушалась. До ее чутких поздрей донесся запах двух прокушенных конечностей, и она ринулась к месту происшествия.

Эльба застала неприятную картину. Касьян с колом в руках гонялся за Кривоносом, а у самого берега реки катился ком из человеческих тел, от которого вдруг отделился Коля Почечкин и спокойно пошел в сторону леса. Эльба не решилась подбежать и лизнуть друга: она чувствовала свою вину. Будь она рядом, может быть, и не плакал бы ее друг горькими слезами. А Коля плакал, потому что неожиданно. для него случилось непоправимое: он стал предателем. Настоящим предателем. Коля не чувствовал боли физической, и не было у него радости от того, что так ловко он расправился с семеркой ребят. У Коли болела душа.

— Почему же так несправедливо все? — рассуждал вслух Коля Почечкин. — Я всем хотел добра, а теперь все против меня. Даже Славка назвал меня изменником.

И Коля Почечкин вспомнил, как он совсем растерялся, когда при всех ребятах Школьников схватил его за грудки и спросил сквозь зубы:

— Неужели ты на всех настучал?!

Коля молчал, а Никольников тряс его, и ребята впились в него злыми глазами.

— Говори, признавайся! — кричали дети.

— Ты все инспектору рассказал? — тряс из него ответ Витька.

— Я, — ответил Коля, и две огромные слезы прокатились по его веснушчатому лицу.

— Заложил всех! Всех! Ты понимаешь, что ты сделал? Какое ты имел право? — безжалостно повторял Никольников.

А Коля смотрел на товарищей невинными глазами и не знал, как ему объяснить, что он никак не хотел предавать, что так все само получилось.

Он и теперь помнил, как оказался на пороге комнаты, куда ему велено было прийти по просьбе инспектора Марафоновой. Он топтался у ее порога. Дверь открыла крупная женщина, которую он видел всего лишь один раз полтора месяца назад: она приехала в школу инспектировать и восхищалась успехами Коли Почечкина, и угощала его необычными городскими конфетами, и тискала его в своих огромных теплых руках.

— Нет, вы только посмотрите, кто к нам пришел?! — восторженно сказала Марафонова.

— Это я, Коля, — удивился чистосердечно Почечкин.

— Нет, ну кто это такой взрослый пришел к нам в гости? Альберт Колгуевич, — обратилась она к инспектору, — вы не знаете, кто это к нам пришел?

— Это же я, Коля Почечкин. Мы же с вами знакомы.

— Ах, как прекрасно, Коля, что это ты! Какая встреча! Проходи, Коля. Садись. Угощайся. Вот буженина, рыба. Чай будем пить.

Коля сразу потерял голову, как только оказался в обществе двух взрослых людей. Он всегда терял голову, когда его захваливали. А тут все было приятно. Он был в центре внимания: отвечал на любые вопросы, ощущал себя взрослым, умным взрослым. Где-то в самой глубине души он чувствовал, что выкладывает совсем лишнее, что надо бы и попридержать язычок. А этот крохотный его язычок сам вертелся во рту, сам выбалтывал, не слушался хозяина. Он, наверное, так вел себя потому, что ему было очень вкусно во рту — и от рыбы, от мяса, и оттого, что все было так душисто, оттого, что так прекрасно пахло от Марафоновой: такого запаха не было на территории школы, и так ласково смотрел Белль-Ланкастерский, и так хорошо он, Коля, говорил.

— Ах, как интересно ты рассказываешь! — восхищалась Марафонова, подкладывая Коле новые куски мяса. — Как точно ты все помнишь. Вы обратите внимание, — обращалась она к Белль-Ланкастерскому, — у него же определенный дар пропагандиста. Значит, ты говоришь, что вам платят отдельно и на консервном комбинате, и в мастерских.

— Ну конечно же, — ответил Коля. — На предприятии мы работаем как сезонные рабочие, по договору, а в мастерских у нас спецсчет. Наши мастерские — хозрасчетная единица.