Юрий Азаров - Новый свет

• Название: Новый свет
• Автор: Юрий Азаров
• Жанр: Современная проза

Мое сознание раздваивалось с активной торопливостью. С одной стороны, было все же стыдновато облачаться в одежды новоявленного лжепророка, а с другой — так хотелось предстать в роли глашатая новой веры, чтобы этак мудро и беспрепятственно вещать истины, иметь учеников и, кто знает, может быть, и пострадать за общее дело. Я понимал, что верхом неприличия является поиск славы ради славы, понимал, что подлинная добродетель не нуждается в шумливой саморекламе, и вместе с тем вселившийся в меня мессия уже кликушествовал.

---

— Ты язык не распускай! — сказал Слава. — Ты знаешь, что такое коллективизм? Это значит — все отдать товарищу!

— А почему ты все только отбираешь у товарищей, а ничего им не отдаешь?

— А что я отбираю?

— А все! Тебе малыши свои конфеты отдают, думаешь, я не видел? Ты и повидло в банках брал, и сгущенку.

— Ну вот что, Эдуард, сейчас о тебе речь идет, а не о Славе. У нас высшая справедливость: первый в совете и первый в ответе! Ты должен жить по нашим законам, и мы тебя научим жить по нашим законам, — это Шаров оборвал репатрианта.

К Эдуарду прикрепили Семечкина и Злыдня для проведения политико-воспитательной работы.

Когда заседание закончилось, Слава сказал Семечкину:

— Продал меня буржуй: сегодня ночью темную ему устройте. Только без меня, понял?

— Понял, — сказал Семечкин. — Может быть, тебе признаться?

— В чем?

— Ну, насчет сгущенки…

— Дырокол несчастный! — сказал Слава своему приятелю. — У меня авторитет. Понимаешь, авторитет у меня. Я главное лицо в интернате. — Слава вытащил две банки со сгущенкой. Продырявил обе и одну протянул товарищу: — Пей.

Семечкин отодвинул банку. И тогда Слава пояснил:

— Для начальства это не считается хищением. Из наших на нас никто пальцем не покажет: знают, что нам положено. А из-за чего мы с тобой днями и ночами колотимся тут?

— Чтоб справедливость была, — робко сказал Семечкин.

Слава расхохотался. Он держался за живот и ерзал по столу, выжимая из себя смех.

Может быть, все и не так было. Может быть, Слава так откровенно и не смеялся, но то, что он стал раздражать всех, и прежде всего воспитателей, — это уж точно. И педагоги зароптали. Даже Дятла возмутило то, с каким пренебрежением предводитель детского общества разговаривал со взрослыми. Однажды он обратился к Славе: «Надо проработать моих нарушителей — Полухина и Щипаева». Слава ответил сухо:

— Оформляйте.

— Все оформлено давно.

— Обратитесь к Семечкину..

— Обращался к Семечкину. Говорит, в порядке очереди!

— Правильно говорит. Справедливость должна быть. Волков вскакивал, когда входил детский вождь.

— Смирно! — командовал он. И — к Славе: — Что прикажете?

— Почему сведения о неуспевающих несвоевременно даете?

— Как несвоевременно? Семечкину передано все.

— Я не у Семечкина спрашиваю, а у вас. Я пойду к директору.

У директора Слава продолжал:

— Мы не выполнили ваших указаний потому, что учебная часть сорвала мероприятия. Я прошу вас принять меры.

— Хорошо, приму.

— И скажите, чтобы Николай Варфоломеевич не нарушал порядка, а то несправедливость будет, если он без очереди на разбирательство придет.

— Скажу.

Слава щелкнул каблуками и шепотом добавил:

— На меня там анонимка поступила. Не давайте ей ходу, а то на голову сядут. Говорят, что мы с вами все тянем из интерната, я — сгущенку, а вы — простыни и горбыль, и еще половики, говорят, отвезли в район…

— Ну вот что, Слава, ты во взрослые дела свой нос не суй. Иди.

Слава снова щелкнул каблуками. Директор вызвал меня:

— Что там у вас со Славой?

— Анонимное письмо, — сказал я. — Надо что-то делать. Коррупция настоящая. Я не думал, что так быстро все выродится.

— Вот что, — сказал Шаров. — Ни слова нигде. С нас штаны снимут, если узнают, что мы такую волю дали детям.

— А как же справедливость?

— Какая справедливость! Наломали дров — придется расхлебывать.

— Надо потихоньку лишать привилегий, — предложил вошедший Дятел. — Сначала комиссию распустить, а потом дыроколы спрятать.

— Дыроколы оставить, — сказал Шаров. — Не все сразу, а то опять наломаем дров. Нужно потихоньку эту демократию вышибать из мозгов.

— Может, усилить политико-массовую работу?

— Это хорошо, — сказал Шаров. — Но и это не главное.

— А что же?

— Закрыть надо все творческие мастерские, и прежде всего эти самые, художественные! От искусства все беды идут! В поле всех сволочей. В черный труд поголовно! Траншеи рыть! Держаки пусть строгают, чтобы дурь вышла. Напильниками гайки хай обтачивают, чтобы мозги прочистились, — вот это и будет демократия, черт бы ее побрал!

— Что ж, чередовать творчество с репродуктивной деятельностью — это мысль, — Смола сказал.

— Никаких чередований! — заорал Шаров. — Без чередований! Один голый черный труд!

— Черный труд — это прекрасно. У нас его почти не осталось, но найдем, придумаем чего-нибудь, — это я поддакнул.

— Опять за свое! — расхохотался вдруг Шаров.

Я следил за Шаровым. Нет, не случайно так открыто рассмеялся Шаров, что-то созрело в его мудрой голове. Так оно и было.

— Пойдем! — сказал он.

Мы решили, что Шаров нас на конюшню приглашает. Нет, он направился в комнату актива. По пути крикнул Петровне:

— И вы с нами!

В комнате сидели двадцать человек и под руководством Семечкина осваивали новую партию дыроколов.

— Так, ребятки, — сказал Шаров. — Мы вас побеспокоим! Комната нам нужна эта. Некуда грязное белье складывать. А тут самый раз — место сухое, глуховатое.

— А как же дела? — спросил Семечкин.

— Придумаем что-нибудь, — успокоил директор и уже Петровне: — Сносите-ка всю рвань сюда, и побыстрее.

Когда белье, сношенные носки, чулки, кофты были сложены на ящиках с кружочками, Шаров сказал нам с Волковым:

— Вот и все. Конец демократии…

Я, должно быть, побелел. Шаров впился в меня своими глазами. Я взял его за руку и тихо, но напористо потащил к себе в кабинет. По пути я слагал речь. Обвинительную. Я все хотел вывалить ему. Когда мы вошли в кабинет, Шаров преобразился.

— Вы должны меня выслушать, — глухо проговорил я.

— Ох и надоел же ты мне со своими теориями! — рассмеялся он.

— Нет! — зарычал я. — Вы должны меня выслушать! Я думал, из меня речь польется плавная, аналитическая, а я всего лишь тихо промямлил:

— Без самоуправления я работать не смогу…

— Делай чего хочешь, — махнул рукой Шаров. На лице его была печаль, точно его кровно обидели.

14

Коля Почечкин шел после уроков с Эльбой в сторону заброшенного сарая. У входа Эльба остановилась, насторожилась и испуганно повела головой. Из сарая раздавались какие-то странные звуки. Коля тихонько пробрался вовнутрь сарая и увидел лежащего лицом вниз Славу Деревянко. Бывший вождь детей плакал. Он повернулся в сторону вошедших и со слезами на глазах заорал:

— А ну мотай отсюда!

— Не плачь, Слава! Не плачь! — сказал Коля так жалобно, что Славе сразу легче стало. — Хочешь, я тебе конфету дам? Возьми, у меня еще есть.

Слава поднялся и сел.

— Тебя побили? — спросил Коля.

— Пусть только попробуют, — сказал Слава, и слеза величиной с горошину выкатилась из левого глаза. — Я все для них делал. Ничего не жалел. А они со мной как с последней собакой.

Эльба залаяла, точно была задета ее фамильная честь.

— Я убегу отсюда. Соберу немного денег на дорогу и уеду.

— Возьмешь меня с собой? — спросил Коля.

— Ты маленький, а мне уже скоро четырнадцать будет.

— Я уже не маленький. Я могу целую ночь не спать. Я и сегодня могу здесь переночевать.

— А что, правда, давай с тобой здесь заночуем.

— Давай. У меня здесь и тайна есть.

— Какая?

— А ты никому не расскажешь?

— Никому.

— Поклянись.

— Чтобы мне век свободы не видать.

— Поклянись по-настоящему, — сказал Коля. — Скажи: пусть лучше я умру, чем выдам тайну. Говори! Слава рассмеялся.

— Ну и не скажу тебе тайну.

— Хорошо. Пусть я умру сегодня же, если я выдам тайну.

— Неправильно. Не надо сегодня. А то получается так, что если сегодня не умрешь, то завтра уже не захочешь умирать. Понял?

— Понимаю, — улыбнулся Слава.

После состоявшейся клятвы Коля сказал:

— Здесь есть тайный ход в кладовые Каменюки.

— Иди ты!

— Правда. Только ты, наверное, не пролезешь… — Я не пролезу? У меня тело стало гибким, как лиан. Это Смола сказал.

Слава ухватился левой рукой за перекрытие и легко перекинул туловище через потолочную балку. Потом он повис на левой руке и, спрыгнув, похвалился:

— Видишь, у меня теперь левая рука длиннее правой, а у тебя, как и у всех нормальных несуперов, левая рука короче правой. И вообще левая сторона у всех хилая.

— У меня не хилая. Смотри. — И Коля выпятил грудь. Слава рассмеялся, но сказал уважительно:

— Крепкий ты. Ладно, показывай свой тайник. Коля направился в противоположный угол и стал отбрасывать какую-то рухлядь. Образовалась черная дыра.

— Лезь. Это тайник, — сказал Коля Почечкин.

— А ты уже был там?

— Конечно, был, — сказал Почечкин. — Ты что, боишься?