Роберт Грейвз - Царь Иисус

• Название: Царь Иисус
• Автор: Роберт Грейвз
• Издательство: ТЕРРА - Книжный клуб
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2001
• ISBN: 5-273-00255-6

Роберт Грейвз (1896–1985) — один из самых значительных поэтов и прозаиков Англии XX в. Написанная им серия исторических романов, из которых наиболее известные «Я — Клавдий», «Клавдий божественный», «Князь Велисарий», «Золотое руно», «Дочь Гомера» и, конечно же, «Царь Иисус», поставили его в один ряд с величайшими романистами XX в.

Роман «Царь Иисус» (1946) рассказывает о переломной эпохе в истории человечества. Иисус предстает в романе не как икона, а как живой человек, который, страдая за людей, не в силах всех и сразу сделать счастливыми. А вокруг Иисуса кипит жизнь с политическими, дворцовыми, храмовыми интригами.

Разработка оформления серии художника Д. ШИМИЛИСА

Художник Ф. КАРБЫШЕВ

---

— Я сама дам имя ребенку. Мой муж немой, а мне нравится — Иоанн, ибо сказано в правилах обряда обрезания: «Отец скажет и назовет имя или ближайший родственник, если отец мертв». Мой муж жив, но говорить он не может.

Все запротестовали:

— Женщине нельзя давать имя сыну. Это не принято.

— Женщины, какого вы колена?

— Иудиного.

— А мой и ваш хозяин и я тоже — левиты. Почитайте Писание. Там вы найдете, как наша мать Лия дала имена Иуде и Левию, не удосужившись посоветоваться со своим мужем Иаковом.

На восьмой день, когда Елисавета вновь стала считаться чистой, из Беер-Шевы приехал раввин сделать мальчику обрезание. Он принял его из рук Силом и сказал:

— Имя ему Шевания.

— Нет, нет, — запротестовала Силом. — Его имя Иоанн. Так приказала госпожа Елисавета.

— Я не буду делать обрезание! — воскликнул раввин. — Пусть отец пишет подтверждение!

Захарию призвали из его покоев, где он уже несколько лет занимался алфавитным указателем и комментариями к пророчествам о Мессии. Раввин вручил ему табличку и спросил:

— Какое ты дал ему имя?

Тут из спальни выскочила Елисавета, встала между раввином и Захарией и возмущенно крикнула:

— Муж, я дала ребенку имя Иоанн, а они смеют со мной спорить! Скажи им, что у них нет такого права!

Захария написал: «Его зовут Иоанн».

— Иоанн? Что за Иоанн? — воскликнул дотошный старый раввин. — Мой господин, как же я буду обращаться к сыну Аарона, называя его по-новомодному Иоанном? До позавчерашнего дня в Израиле не было никаких Иоаннов!

Захария рассердился и вдруг закричал:

— Дурак, дурак, мул, упрямая скотина! Говорят тебе, его зовут Иоанн!

Услыхав крики Захарии, все растерялись. И сам он тоже растерялся, но ненадолго и простерся на полу, вознося хвалу Господу за то, что Он вернул ему дар речи.

Обряд обрезания продолжался, как следует по обычаю, и раввин произнес молитву:

— Господь наш и наших предков! Сохрани этого младенца для его отца и матери, и пусть все в Израиле зовут его Иоанн, сын Захарии. Пусть отец радуется тому, кто вышел из его чресел, и мать будет счастлива плодом своего чрева.

Только после ухода раввина, когда плакавшего малыша кое-как удалось успокоить, Захария в страхе задумался о том, что сулит ему избавление от немоты, и от всей души пожелал себе опять онеметь. Он вспомнил ужасное видение в Святилище и понял, что теперь ему не миновать Высшего суда. Печальными были его слова, обращенные к малышу:

— Ах, милый мой Иоанн, боюсь, не дожить мне до того дня, когда ты начнешь ходить и говорить!

Елисавета с тревогой спросила:

— Неужели, муж, у тебя нет ничего получше для моего сына, чем пророчество о близком сиротстве?

Захария знал, что она права.

— Позволь мне, жена, вернуться к себе, ибо я не одарен способностью говорить, не подготовившись, но до наступления ночи с Божьей помощью я сочиню благословение, которого ты ждешь от меня.

Пока он, внезапно оторванный от своих занятий, беседовал с- раввином и женой, сквозняк перемешал пергаменты с текстами на его столе, и он, взяв в руки первый попавшийся, что лежал возле пера и чернильницы, прочитал известные слова из сороковой главы Книги пророка Исайи:

Глас вопиющего в пустыне: приготовьте путь Господу, прямыми сделайте в степи стези Богу нашему…

На другой полосе был не менее известный текст из Псалтири:

… клялся Давиду, рабу моему…

Потом его взгляд упал на такие стихи:

Там возвращу рог Давиду, поставлю светильник помазаннику {6} Моему.

В первый раз Захария понял, что поэты Негева называют «озарением», которое, как внезапное пламя, завладевает своей жертвой и пожирает ее.

— Говорят, — сказал он тихо, — каждый человек, любящий Бога и своего ближнего, если хорошенько поищет, найдет в своем сердце хотя бы один стих. Одари же меня искусством и терпением написать мой стих.

Руки у него дрожали, когда он писал, зачеркивал, писал вновь, пока его перо не затупилось и не стало пачкать пергамент, но Захария был слишком занят своими мыслями, чтобы тратить на него время, поэтому он бросил его на пол и взял другое перо. Получаса не прошло, как он выбежал из комнаты, встал над спящим младенцем и пропел ему:

О, будь благословен.

Боже Сил, Израильтян бо, крепкий, навестил.

И от египтян их освободил.

Не ты ль, Господь.

Давида лик суровый.

Украсил ветвью нежной, ветвью новой.

Былую славу восприять готовой?

И то же песнопевцы нам рекли.

Правдивые от первых дней земли.

Помимо Бога петь бо не могли.

И ныне клятва повторится нам.

Какой потомству клялся Авраам.

Ханаан давший нашим праотцам.

Тебе не удивится мир, вещая:

— Вот всадник скачет, путь наш расчищая.

Спасая и к бессмертью приобщая.

И, как заря приходит мрак изгнать.

Он снимет такоже грехов печать.

И снищем мы вовеки благодать! {7}

Когда маленькому Иоанну исполнился месяц, Елисавета дала обет посвятить его Иегове, чтоб он стал пожизненным назореем, описанным в шестой главе Книги Чисел: бритва никогда не должна касаться его головы и не должен он есть (и пить) ничего, что делается из винограда, от зерен до кожи. Соревнуясь с Захарией, она тоже сочинила колыбельную песню, которую до сих пор помнят в Аин-Риммоне, где, я сам слышал, ее пела деревенская женщина своему расшалившемуся малышу:

Однажды теплым вешним днем.

Пошла гулять я в сад.

Деревьев много в том саду.

Но краше всех гранат.

На солнце каждый лист его.

Сверкает, как берилл,

И много пурпурных цветов

Он меж листвы раскрыл.

Я руку протяну к цветку,

Сорву и сберегу —

Так, древо краше всех древес

Припомнить я смогу {8}

Слухи о внезапном исцелении Захарии вскоре достигли Иерусалима, и ему было приказано явиться к первосвященнику. Захария запер в кедровый ларец свою незаконченную работу, написал и запечатал завещание, поцеловал на прощание Елисавету и маленького Иоанна и один отправился в Иерусалим, не в силах отогнать от себя тяжелые предчувствия.

Когда на другой день он въехал в старую часть города и постучался в дом первосвященника Симона, ему велено было подождать в передней, куда для него принесли освежающие напитки. Симон созвал Великий Синедрион, или Совет, в своем доме, а не в Каменном доме, как обычно, «ибо поставил перед собой цель изучить все, что произошло с Захарией в Святилище, с точки зрения политической важности происшедшего». Он потребовал от членов Синедриона сохранить в тайне время, место и цель их собрания.

Великий Синедрион не надо путать с другим Синедрионом, который называется Бет-Дин, или Высший суд. Сначала Синедрион был один, но когда царице Александре, вдове царя Александра Янная из рода Маккавеев, более сильная партия фарисеев отказала в достойных похоронах ее мужа, она заставила их изменить свое решение, пообещав, что в Синедрион войдут одни фарисеи и из него будут исключены те саддукеи, которые были самыми близкими помощниками Александра и вместе с ним совершили избиение восьмисот фарисеев. Саддукеи же создали еще один Синедрион, официально утвержденный отцом Ирода, когда Юлий Цезарь сделал его наместником в Иудее. Первый Синедрион оставался почти исключительно фарисейским и занимался только делами религии. Политический же Синедрион, который стал называть себя Великим Синедрионом и взял на себя все остальные дела, был саддукейским, хотя в него входили и некоторые фарисеи. Теоретически для евреев не было разницы между религиозными и светскими делами, потому что и экономическая, и вся прочая жизнь подчинялась Закону Моисея, однако Великий Синедрион был в каком-то смысле выгоден, ибо подошел реально к иноземным институтам власти в Иудее, которые для фарисеев словно бы не существовали вовсе. По этой причине Высший суд настаивал, чтобы мезуза {9}, прикрепляемая к дверям обычных домов, прикреплялась и к Каменному дому, когда там держит совет Великий Синедрион. В присутствии же Высшего суда это здание становилось священным, и мезуза временно снималась.

Симон решил слушать дело Захарии в Великом Синедрионе, хотя вполне мог передать его в Высший суд. Если, не дай Бог, докажут, что Захария виновен в каком-нибудь нарушении, то глава дома Авии сможет уговорить своих широко мыслящих саддукеев покончить с этим делом, написав благоразумный отчет и отложив его згпе (Не, то есть на неопределенный срок. Но ему пришлось действовать тайно и быстро, чтобы опередить Высший суд. У всех членов Великого Синедриона был богатый юридический опыт, все знали иностранные языки и разбирались в гуманитарных науках, не говоря уж о доскональном знании Писания, так что если не они, то кто еще мог бы разрешить дело Захарии, не поднимая лишнего шума?