Феликс Арский - Страбон

• Название: Страбон
• Автор: Феликс Арский
• Издательство: Мысль
• Жанр: История
• Год: 1974

---

Прежде всего Страбон недоволен тем, что Эратосфен отнюдь не благоговеет перед Гомером, даже более того — обвиняет того в недостатке учености, в поэтических вольностях и вообще не считает достойным внимания авторитетом.

Конечно, осторожно замечает Страбон, поэту дозволено придумывать, сочинять то, чего не существует, но все же он не должен противоречить ни фактам, ни здравому смыслу. Гомер же точен и правдив, и потому именно он — истинный основоположник научной географии, поскольку «превзошел всех людей древнего и нового времени не только достоинствами своей поэзии, но и, как я полагаю, знанием условий общественной жизни. Он заботился не только об изображении событий, но и о том, чтобы узнать как можно больше фактов и передать их потомкам, старался познакомить с географией отдельных стран и всего обитаемого мира».

«Нелепо было бы наделять Гомера всесторонними знаниями… В этом случае ты, Эратосфен, пожалуй, прав. Но ты не прав, когда отнимаешь у Гомера великую ученость и объявляешь поэзию сказками, в которых, как ты говоришь, разрешено выдумывать все, что годится для развлечения».

В то же время Эратосфен чересчур снисходителен к таким не заслуживающим доверия лицам, как Пифей или современник Геродота историк Дамаст. Даже если в их сообщениях есть крупица истины, их все равно не следует цитировать, поскольку они — заведомые лгуны. «Ссылаться же на авторитет Дамаста ничуть не лучше, чем пользоваться свидетельствами Антифана из Берги или мессенца Евгемера и прочих писателей, которых сам Эратосфен цитирует, чтобы высмеять их нелепую болтовню» (упрек, как видим, тот же, что и Посидонию). Многие неточности у Эратосфена проистекают от того, что он часто исходит из «обывательских представлений». И Страбон считает себя вправе заявить, что его задача — исправить ошибки прославленного предшественника, которого он, разумеется, безмерно уважает, но кому особенно доверять не решается.

Дело, оказывается, в том, что Эратосфен… не нашел себя. Будучи математиком и астрономом, склонный к точным наукам, а не к описательным, вроде истории или географии, он чувствовал всю важность и необходимость философского осмысления своих трудов. «Он колебался между стремлением к философии и боязнью всецело посвятить себя этой профессии. В итоге философия сделалась для него чем-то посторонним, отвлекающим от основных занятий, или даже предметом забавы». Несчастье Эратосфена в том, что он был «математиком среди географов и географом среди математиков» и потому вызывал нарекания и тех и других.

Критикуя Эратосфена, Страбон, однако, делает это в основном чужими устами — прежде всего привлекая на помощь Гиппарха (особенно когда уточняются координаты и расстояния между отдельными районами и пунктами). «Мне нечего добавить к его замечаниям», — объявляет Страбон. Замечания эти и в самом деле, как правило, справедливы, хотя бы уже по тому, что в III веке до н. э. почти совсем не знали ни Испании, ни Галлии, ни Британии, ни Германии, очень смутно представляли себе области к северу и востоку от Боспора, районы Кавказа и Каспия. Но Страбону хочется быть объективным. И он с гордостью указывает, что не только исправил ошибки Эратосфена, но и защитил его от нападок, в частности — того же Гиппарха, который, по мнению Страбона, слишком уж заядлый спорщик.

Что же касается Полибия, то он тоже исправляет Эратосфена — «иногда правильно, а иногда сам впадая в еще большие ошибки». Поэтому, хотя к Полибию Страбон относится с подчеркнутым уважением и во многом даже подражает ему, тем не менее он скрупулезно высматривает у него погрешности в описании Европы и Африки.

Почти сто страниц первых двух книг «Географии» посвящены анализу и критике сочинений предшествующих ученых. Критике иногда серьезной, иногда мелочной и поверхностной. Как бы подводя итог этой части своего труда, Страбон заключает: «Пока достаточно сказанного здесь о моих предшественниках — всех, кого я счел достойными засвидетельствовать мое право предпринять одинаковый с ними труд, требующий таких больших поправок и дополнений».

В этой фразе — молчаливое предположение, что уж его-то труд абсолютно строг и научен и не нуждается в особых поправках. Верил ли Страбон в это? Вряд ли. Иначе он не написал бы зачеркивающей многие усилия фразы о том, что географы, и он сам в том числе, большую часть сведений получают из чужих уст, т. е. пишут на основании слухов — тех самых слухов, против которых было выпущено им столько язвительных стрел.

СТРАБОН РАССКАЗЫВАЕТ

Честолюбие Страбона в конце концов было удовлетворено: он действительно написал книгу необычную — огромную, всеобъемлющую и, конечно же, полезную многим. Единственное, чего он не успел в жизни — увидеть ее в руках читателей. Издана она была, то есть переписана и размножена, — уже после смерти автора (как полагают, после 23–24 года н. э.).

Многие годы Страбон собирал материал, делал выписки, заметки. Все это на рубеже нашей эры (примерно около 7 года до н. э.) было аккуратно распределено по разделам и главам. Родилась книга. Правда, отнюдь не в окончательном виде. Огромное количество сведений и в самом деле относится к последнему десятилетию до н. э.: упоминаются сооружения, которые возводились именно в те годы, сражения и походы, явно описанные их современником, и т. п.

И вдруг… В семи разных местах произведения всплывает имя пасынка Августа — Тиберия, ставшего императором. Но это случилось ведь в 14 году н. э.! Может быть, это просто более поздние вставки, сделанные чужой рукой? Не очень-то похоже: рассказ о деятельности Тиберия и его сыновей органично входит в текст. Но есть еще более непонятные пассажи.

Вот автор подробно, чуть ли не как очевидец (все-таки он тогда, видимо, находился в Риме), повествует о гибели легионов под командованием Вара в Тевтобургском лесу (9 год н. э.) и о том, как Германик, племянник Тиберия, отомстил за это германскому племени херусков. «Все они, — пишет Страбон, — понесли наказание и доставили молодому Германику блестящий триумф, во время которого вели самых знатных пленников», в том числе жену вождя херусков Арминия, который «и теперь еще продолжает воевать».

Триумф — и это установлено абсолютно точно — состоялся 26 мая 17 года. Страбон описывает процессию так, словно наблюдал за ней непосредственно. Когда же он мог поведать о ней? В 20 году Арминий уже погиб. А в 19 году скончался Германик, о смерти которого упоминаний нет. Более того, специально подчеркивается, что дети Тиберия — Германик и Друз — во всем помогают отцу. Итак, остается единственная дата — 18 год.

Ей вполне соответствует и другое сообщение — об альпийских племенах, которых Тиберий и его брат «в течение одной летней кампании заставили прекратить набеги, так что теперь идет уже 33-й год, как они живут мирно». Покорение этих племен относится к 15 году до н. э.

Можно допустить, что в написанное сочинение педантичный автор не переставал вносить добавления, уточнения, поправки. Ничем иным не объяснить неожиданного замечания о мавританском царе Юбе II, который «скончался недавно, и власть унаследовал его сын Птолемей», внук Антония и Клеопатры. Но Юба-то умер все-таки в… 22 году (!).

Так или иначе «География» Страбона дает представление о мире, каким он виделся в начале новой эры. В сущности «круг земель» был не так уж велик. «Обитаемый», известный мир протянулся от Испании до Индии, от берегов Скандинавии до верховьев Нила у границ Эфиопии. Иными словами: римляне в I веке н. э. знали хорошо узкую полоску северного берега Африки, небольшую часть Азии (до Ганга и Афганистана), наконец, примерно третью часть Европы — до северного побережья Балтийского моря и Ирландии. Они не знали почти всей Восточной Европы, всего Дальнего Востока, Сибири, Средней Азии (кроме ее южных областей) и Китая. Они, естественно, не подозревали о существовании огромного материка в Западном полушарии. Но вполне доверяли авторитетным высказываниям ученых-греков, давно уже доказавших шарообразность нашей планеты.

Что же касается точных расстояний, размеров земель, то здесь царил полнейший хаос. Достаточно сказать, что Страбон, как и его современники, считал Африку менее крупным континентом, чем Европу. Британия казалась ему треугольником или вытянутым ромбом. Границы Европы исчезали в туманных северных морях и в бескрайних неведомых просторах Скифии и Сарматии.

Впрочем, «бескрайние» — слишком сильный эпитет. «Края» ойкумены, хотя их никто толком не видел, давно уже были определены, можно даже сказать, вычислены. Во времена Страбона господствовало твердое убеждение, что земля — шар, находящийся в центре Вселенной (хотя еще в III веке до н. э. Аристарх Самосский высказал поразительную по дерзости мысль, что Земля вращается вокруг Солнца, а не наоборот!). Земля делится на пять поясов — жаркий, холодные (где жизнь считалась невозможной) и умеренные. Ойкумена же включает в себя три материка — Европу, Ливию и Азию — и по форме напоминает хламиду. Границы ее почти полностью совпадают с границами умеренного пояса в северном полушарии. Протяженность же ее — 70 тысяч стадиев с запада на восток и 30 тысяч — с севера на юг.