Константин Коничев - Русский самородок. Повесть о Сытине

• Название: Русский самородок. Повесть о Сытине
• Автор: Константин Коничев
• Издательство: Лениздат
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1966

Автор этой книги известен читателям по ранее вышедшим повестям о деятелях русского искусства – о скульпторе Федоте Шубине, архитекторе Воронихине и художнике-баталисте Верещагине. Новая книга Константина Коничева «Русский самородок» повествует о жизни и деятельности замечательного русского книгоиздателя Ивана Дмитриевича Сытина. Повесть о нем – не обычное жизнеописание, а произведение в известной степени художественное, с допущением авторского домысла, вытекающего из фактов, имевших место в жизни персонажей повествования, из исторической обстановки.

---

Подъехали. Любознательные питерские туристы раскинули здесь палатки. Около двух костров толпились студенты и преподаватели. На таганцах висели прокопченные ведра, наполненные рыбой.

Сытин и Сазонов приблизились к ревущему водопаду.

– Какая красота! – прокричал Сазонов.

– Бо-га-ты-ри-ще!.. – по складам громко ответил Иван Дмитриевич.

С каменных скал с уступами отвесно падал огромный, нескончаемый поток, пенисто взмываясь вверх и рассыпаясь водяными искрами. Иногда течение реки приносило бревна, в расщелинах водопада они ломались, как спички между пальцев…

Долго в раздумье стоял Сытин, наблюдая за водопадом. И неспокойные мысли кружили ему голову: «Какая силища пропадает!.. А лесу крутом, сколько лесу! Да ведь это же бумага… Странно!.. Почему Печатник дремлет, не лезет сюда? Золото, золото всюду…»

Сазонов с упоением глядел на водопад. Припоминал державинские слова:

Алмазна сыплется гора
С высот четыремя скалами,
Жемчугу бездна и сребра
Кипит внизу, бьет вверх буграми;
От брызгов синий холм стоит,
Далече рёв в лесу гремит…

– А ведь он такой же, каким его видел Державин. Но не век быть таким; придет время, человек возьмет тебя в упряжку и повезешь ты, Кивач, возложенный на тебя груз!..

Об этом же думал и Сытин: «Вода – энергия, лес – сырье, результат – бумага!..»

На обратном пути с Кивача к Петрозаводску Сытин признался Сазонову:

– Отдых отдыхом, а эта поездочка мне вклинится в мозги. Не зря, не напрасно вы прокатили меня сюда. Подумать о построении бумажной фабрики надо. Но Кивача я боюсь: силен, не обуздать, не осилить мне его. Да и кто позволит?..

Сазонов на это ему ответил:

– Я и не говорю вам о Киваче. Между Повенцом и Кемью порожистых рек найдется немало. Необжитых мест, нетронутых лесов – сколько угодно. Нужна только тщательная разведка, и тогда можно безошибочно планировать, где построить бумажную фабрику. Мне ли вас учить, Иван Дмитриевич?..

В гостях у губернатора они пробыли два дня, узнали, что есть проект о прокладке узкоколейной дороги от Волхова на Петрозаводск.

– Ну, если это сбудется, то вашему, Иван Дмитриевич, козырю в масть. Не тяните, я вам говорю.

– Подумаем… – сказал Сытин Сазонову. – Кажется, стоит овчинка выделки… Подумаем…

– И не раздумывайте долго, Иван Дмитриевич, а то могут другие опередить. Я вам говорю как экономист, понимающий выгоду от такого мероприятия.

– Подумаю, Георгий Петрович.

– Надо решать, а не думать, посылайте на Кемские пороги инженера-разведчика, и через годик, через два начинайте… Сколько ваше товарищество покупает бумаги в Финляндии? – спросил Сазонов.

– Пять тысяч пудов ежедневно финской бумаги расходую, да тысячи две прикупаю у Печаткина и прочих. А всего более двухсот тысяч пудов ежемесячно.

– Почем за пуд?

– По три рубля.

– А в Карелии на даровой водной энергии, на собственной фабрике себестоимость бумаги будет дешевле рубля за пуд, за это я ручаюсь! Одному тяжело, найдите себе богатого компаньона. Я помогу подыскать. Хотите?

– Подумаем, Георгий Петрович…

Сытин и Сазонов не стали ждать в Петрозаводске обратного пароходного рейса на Петербург, а не спеша, чтобы разнообразить поездку, на ямских-перекладных по Шелтозерскому тракту поехали в село Вознесение, а оттуда по быстрому течению Свири спустились на карбасе до прибрежного монастыря Александра Свирского. Отстояли заутреню и обедню и с первым попутным пароходом отправились в Петербург.

Солнечная погода, накануне «бабьего лета», благоприятствовала путникам. Они сидели на палубе. Перед ними расстилалось притихшее, бескрайнее Ладожское озеро. Не часто за последнее время виделись Сытин и Сазонов, потому разговоры их были бесконечны.

– А ведь Амфитеатров-то нам с вами обоим насолил, – Заговорил однажды, как бы между прочим, Сазонов. – У меня из-за его фельетона «Семейство Обмановых» газету прихлопнули. А читал я в «Книжных известиях» у Вольфа, что он и вам, Иван Дмитриевич, слегка настроение испортил. Верно, что вы из-за него под судом были?

– Совершенно верно, – усмехаясь, живо ответил Сытин. – Сколько раз я был по книжным делам под судом, помню, но сколько пустил денег на адвокатов, да на взятки крючкам и вымогателям, о том перед богом отвечу. Впрочем, я на Амфитеатрова не в обиде. Суть дела вот в чем: выпустил я его книгу «Фантастические правды»; конечно, книгу я эту не читал ни до печатания, ни после. Суд был при закрытых дверях. Обвиняли меня в том, что я, издатель, сообщил читателям о том; как казаки расправлялись с народом в Прибалтийском крае. Суд меня оправдал, ибо казаки действительно творили кровавый произвол, но в книге такое рассказывать не полагается… В общем, меня оправдали.

– И штрафа не было?

– Я говорю, полностью оправдали…

К вечеру пароход из Ладожского озера вошел в Неву. Скоро показались огни Петербурга.

Из Петербурга, не сказав об этом Сазонову, Иван Дмитриевич, оставив свой дорожный саквояж в «Знаменской» гостинице, в тот же день нанял извозчика и поехал на писчебумажную фабрику наследников Печаткина.

Директором этой фабрики был старый друг Сытина Петр Михайлович Горбунов. Фабрика поставляла на большие суммы за наличные и в кредит бумагу товариществу Сытина. Поэтому Ивану Дмитриевичу по деловым, коммерческим соображениям приходилось здесь нередко бывать. На этот раз его интересовало не только приобретение бумаги высокого качества на юбилейное издание книг к трехсотлетию дома Романовых, но прежде всего ему хотелось знать и о годовой прибыли, которую дает она наследникам Печаткина.

При встрече с Петром Михайловичем Горбуновым Сытин схитрил, конечно, разговор начал не прямо, а обходом:

– Я к вам на фабрику, Петр Михайлович, заглянул вроде бы без надобности. Поизносился я, поистерся на своем деле, взял себе отпуск и поехал проветриться, отдохнуть. Вот и к вам, простите, закатился как бы на экскурсию, да попутно и насчет бумажки узнать. Сами понимаете: юбилей на носу… Побывал у себя, в Костромской, на родине. Съездили с приятелем Сазоновым на Кивач, к преподобному Александру Свирскому привернули. Думаю, дай, навещу печаткинскую…

– Доброе дело, Иван Дмитриевич, рад такому гостю, – сказал Горбунов, – поживите, отдохните у нас сколько угодно. Я вам для жития предоставлю место в павильоне, который Печатанным когда-то был устроен к приезду Александра Третьего…

– Ну, куда мне в такой павильон лезть? У меня ночлег в Питере есть, в «Знаменской».

– Жаль, жаль, а вы не спешите, иначе какой же это отпуск? Что-то хитрите вы, Иван Дмитриевич, по глазам вашим вижу!.. Насчет бумаги не извольте беспокоиться: изготовлена вам и отгружена в Москву, бумага – высший сорт…

– Очень благодарствую, Петр Михайлович, ей-богу, мне хочется посмотреть на фабрику, на окрестности, на речку Дудергофку…

– Не купить ли затеваете у наследников Печаткина?

– Что вы, помилуй бог, разве Печаткин продаст свою фабрику?

– Разумеется, не продается. Такая фабрика – клад! Историческая фабрика. И очень выгодная… Печаткины ее никогда не продадут. Наоборот: расширять собираемся. Что ж, Иван Дмитриевич, пойдем ко мне на обед. С сытым Сытиным легче беседовать.

После обеда у Горбунова Сытин пожелал осмотреть фабрику. Сопровождать его по фабрике и поселку Петр Михайлович послал своего сына, студента-первокурсника, проводившего летние каникулы на фабрике.

Парень оказался очень толковым. Он знал не только с чего начинается и чем кончается весь процесс производства бумаги, но и всю двухсотлетнюю историю предприятия.

– Красносельская печаткинская фабрика, – рассказывал Сытину студент Горбунов, – началась еще при Петре Первом. Ей двести лет. Когда в 1903 году вышла книга к двухсотлетию Петербурга, там в прилагаемой рекламе об этом было сказано. Вы не читали?

– Господи, когда же я стал бы работать, если все книги читать? Как вас звать-то?

– Николай…

– Один у отца?

– Нет, еще есть младше меня брат, Саша… Вам интересно знать историю фабрики?

– Расскажите…

– При Петре Первом здесь голландец Делер основал полотняную фабрику; при Екатерине Второй она была продана англичанину Ричарду Козенсу, который и перестроил ее в писчебумажную. А через двадцать лет, при той же Екатерине, фабрику купил князь Потемкин-Таврический; затем фабрика оказалась во владении богатой генеральши Хлебниковой, потом статской советницы Полторацкой, а у нее фабрику арендовал один из ораниенбаумских купцов – Печаткин… Вот и вся история. При Екатерине здесь изготовлялась бумага даже для ассигнаций. Раньше делали бумагу из тряпок, а теперь научились делать из дров и соломы… Такого сырья сколько угодно…

Сытин интересовался, как поставлена и налажена работа. Четыре артели из пятисот человек обслуживали все производство. У рабочих своя школа. Общежития для семейных и холостяков.