Константин Коничев - Петр Первый на Севере

• Название: Петр Первый на Севере
• Автор: Константин Коничев
• Издательство: Лениздат
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1973

Подзаголовок этой книги гласит: «Повествование о Петре Первом, о делах его и сподвижниках на Севере, по документам и преданиям написано».

---

– Скорей к берегу! – распорядился тот.

Гребцы нажали на весла. Шведы начали по ним пальбу из пушек и ружей. Отстреливались и солдаты Животовского. Один из них, Огжеев, застрелил капитана на фрегате, но и сам упал под пулями замертво.

В команде Животовского оказалось пять убитых и семь раненых. Кое-как солдаты добрались в продырявленной лодке до мелководья. Оставив убитых и захватив с собою раненых, в том числе и самого Животовского, они, укрываясь в прибрежном кустарнике, направились к строившейся Новодвинской крепости, дабы как можно скорей предупредить своих об опасности.

Между тем медленно, как бы ощупью, яхта и два шведских фрегата двигались узким проходом к Архангельску, приближаясь к месту, обставленному батареями.

Иван Рябов и толмач Дмитрий Борисов поняли, к чему может привести их вынужденная услуга врагу. Нет страшнее и позорнее слова – измена. Измена Родине, гибель своих братьев и торжество злобных и беспощадных неприятелей. И тогда, перекрестясь, послушник Иван Рябов сказал Борисову:

– Не печалуйся, брат, двум смертям не бывать, одной не миновать.

– Твоя правда, – отозвался Борисов, – давай не посрамим себя.

На полном ходу хорошо сработал руль в руках кормчего Ивана Рябова. Как только фрегат поравнялся с батареями Новодвинской крепости, Рябов навел его на мель. За фрегатом стала на мель, и яхта. Шедший позади фрегат шведы задержали, бросив якорь. Тут же на палубе были поставлены на расстрел русские герои Рябов и Борисов. Рябов упал раненый, притворился убитым и весь в крови лежал под трупом товарища.

На двинском берегу, на стройке крепости, находился тогда стольник Сильвестр Иевлев. Он заменил раненого Животовского и возглавил оборону. По его команде был открыт пушечный и ружейный огонь. Меткими выстрелами оба корабля, стоявшие на мели, были повреждены. У фрегата, находившегося в отдалении, пушечным ядром сорвало руль. И этот вражеский корабль оказался в опасности быть захваченным.

Шведы отстреливались. Перестрелка продолжалась полсуток.

Были убитые и раненые с той и другой стороны. Пользуясь замешательством на фрегате, Рябов, улучив удобную минуту, бросился с корабля вплавь. Несмотря на раны и обстрел, он благополучно выбрался на берег.

Увидев свое безвыходное положение, шведы стали в шлюпках перебираться на фрегат, не попавший на мель.

Поврежденный руль они заменили рулем от судна, брошенного рыбаками. Тогда Сильвестр приказал солдатам захватить оставленные неприятелем фрегат и яхту и вести пальбу из пушек, брошенных шведами. Одно из орудий оказалось заряженным дважды. От выстрела вспыхнул на корме запас пороха. Корму фрегата оторвало. Взрывом убило семь русских солдат, одиннадцать ранило.

Захватив с собою убитых и раненых, шведы отступили на уцелевшем фрегате к Мудьюгу, где стояли четыре больших корабля с десантными войсками.

Повторить нападение на Архангельск вице-адмирал Шееблад не осмелился. «И тогда был у них, супостатов, на кораблях великий плач и сетование, по известию после от них русских выходцев, и то было знатно по убитых у них начальных людях во время бою с государевыми ратными людьми» – так сообщал вскорости об этом архиепископ Афанасий в Москву.

На всех парусах шведская эскадра уходила в море. Архангельск, не имея военного флота, мог только обороняться.

Преследование шведам не угрожало. Поэтому они могли еще «повоевать» с мирным населением приморских деревень.

Капитана Крыкова и шесть солдат, захваченных на Мудьюге, увезли в Швецию. Остальных пленников шведы высадили на пустынный берег на произвол судьбы…

Петр, получив из Архангельска известие об отражении шведов, распорядился выдать награды: офицерам по десять рублей, солдатам по одному рублю каждому.

Апраксину, сообщая о победе архангелогородцев, он писал: «Зело чудесно, что отразили злобнейших шведов». Петр поблагодарил за распорядительность и воеводу Прозоровского. Но если разобраться в событиях, то окажется, что воевода, трус, тщеславный корыстолюбец и жестокий несправедливец, вовсе не заслуживал царской милости.

Во время боя со шведами Прозоровский находился в Мурманском устье Двины, всего в четырех верстах от Новодвинской крепости. Но, услышав пушечную пальбу и узнав о приходе шведских кораблей, поспешил не к месту боя, а в Архангельск – за двадцать верст, подальше от беды. Когда дело кончилось победой, Прозоровский, сообщая государю о захвате двух шведских судов, не обмолвился ни словом о Сильвестре Иевлеве, умолчал также и о героизме Ивана Рябова. Больше и хуже того – Ивану Рябову воевода учинил допрос:

– Как ты попал в кормчие к шведам?

– Застигли в лодке у острова Сосновца.

– А почему был на море? Ведь указом запрещено всем в нынешнее лето выходить, дабы не нарваться на шведов.

– Не знал я про указ…

– Двадцать ударов плетьми за это!

– Помилуй, господине, я, верой-правдой служа государю, посадил шведский корабль на мелкое место…

– Не перечить мне, воеводе! Наказать телесно, и в тюрьму!..

Так заслуживший своим подвигом добрую славу в веках самоотверженный простолюдин Иван Рябов оказался в тюремном застенке и томился в одиночестве на хлебе с водой целый год…

Не постеснялся воевода Прозоровский опозорить и честное имя стольника Сильвестра Иевлева.

Отразив нападение шведов, Сильвестр оставался на своем месте у строительства Новодвинской крепости, послал воеводе цидулю о том, что два неприятельских корабля взяты, шведы побиты, и как доказательство победы Сильвестр отправил воеводе шведское знамя с фрегата.

В том же письме просил он у воеводы пороху, ядер и служилых людей на всякий случай, а равно принять у него, Сильвестра, захваченные шведские суда.

Воевода прислал солдат из городского полка во главе с Меркуровым и двадцать пушек. Но только на третий день после боя приехал сам к Новодвинской крепости.

Добродушный и наивно доверчивый Сильвестр встретил воеводу с полной уверенностью в том, что он, воевода, будет порадован исходом боя со шведами. Сильвестр начал было ему докладывать о событиях. Но воевода закричал на него, угрожая расправой.

– За что? – изумился перепуганный Иевлев.

– За то, что не суйся не в свое дело! Ты приставлен крепость строить, а не командовать!..

– Господин воевода, некому, кроме меня, было за это дело браться. Меркуров с солдатами в городе пребывал. Животовский, раненный в обе руки, не дотащился к бою. Пришлось мне. Мои работные люди струхнули, солдаты без своего головы тоже растерялись. А два шведских судна на мели супротив нас с орудией, третье подальше, но тоже действует. Взял я в руки копье и говорю мужикам: «Кто побежит трусом, заколю. Я струшу – бейте меня». Солдатам сказал: «Помните крестное целование государю, не бойтесь ничего!» И почали мы палить из пушек и ружей, а потом и на корабли ихние, кто вброд, кто на лодках, наскочили. Полсуток бились, а от вас из городу никакой помоги. Помилуйте, господин воевода…

Но Прозоровский был неумолим. Обложив бранью Сильвестра в присутствии инженера Резена и других иноземцев, он стал допрашивать стольника:

– Зачем ты, пес этакий, в Холмогоры преосвященному Афанасию отослал ведомость про битву со шведами? Кто тебя просил об этом?

– А просил меня об этом сам владыка. Написал ему правду сущую, то же, что и тебе, воеводе.

Прозоровский вскипел диким гневом, не мог продолжать допрос, стал рукоприкладствовать. Сначала бил Иевлева кулаками, потом плашмя шпагой, разбил ему голову и стал пинать. Никто из присутствующих не посмел за Сильвестра заступиться. Против самодура-воеводы все оказались бессильны. Кое-как поднялся Сильвестр на ноги, вытер кровь на лице и, пошатываясь, попятился к выходу. Уходя, сказал с упреком Прозоровскому:

– Грех и преступление взял ты на себя, воевода. Нет такого начальника, над которым бы не было еще начальника. Над тобой царь, над царем бог. Бог видит злодеяние твое, а царь узнает всю правду. И зачем ты меня избил? Пошто велел истязать и бросить в тюрьму Рябова?..

Едва Иевлев переступил порог, безудержный Прозоровский приказал своему казначею Гришке Алексееву схватить его и притащить волоком в комендантскую избу. Там приспешники воеводы порвали на Иевлеве одежду, свалили на пол, сели ему на ноги и на голову и уже принесли батоги добивать и без того изувеченного страдальца. Только робость быть в ответе перед царем заставила Прозоровского оставить в живых стольника – строителя Новодвинской крепости. Несколько часов Иевлев просидел под арестом и, как только освободился, поехал в Холмогоры к Афанасию. Там со всеми подробностями в Архиерейском приказе он описал, как под его командой солдаты и мужики отбили шведов и как это боевое событие воспринял воевода, «наградив» его, стольника, увечьем, а Ивана Рябова тюрьмой.

Следует полагать, что любимец Петра Афанасий, архиепископ холмогорский и важеский, не замедлил сообщить Петру (или же Головкину) точные сведения об отражении шведов от Архангельска и о самоуправстве воеводы.